Неидеальная Чарли Тэйр. Страница 7

Ругаясь сквозь зубы, я опустилась на колени и глянула под кровать. На тапочках сидел облезлый дымчатый кот с круглыми, совсем не кошачьими ушами и недобро щурил единственный желтый глаз (второй был затянут бельмом). По-крысиному голый хвост нервно ходил туда-сюда. Казалось, домовик никак не мог решить, кем хотел обратиться: кошкой или мышкой, а потому выбрал нечто среднее. В общем, уши были чудны, а хвост – ужасен.

– Отдай тапки, паршивец! – буркнула я.

Кот широко раскрыл пасть, продемонстрировав единственный верхний клык, и зашипел. Абсолютно беззвучно. Материальную форму духи принимать умели, но с музыкальным сопровождением возникала загвоздка: они все были немы как рыбы.

– То есть не отдашь? Тогда… подавись!

Связываться с нечистью себе дороже. Разозлится и прольет чернила на какой-нибудь очень нужный учебник! Я поднялась с колен, отряхнула ладони и босиком пошлепала в ванную.

– Только платье не дери! – прежде чем закрыться, попросила у домовика. – Вернусь и уберу его в шкаф!

Ножки стульев в моей комнате давным-давно были оплетены красными нитями и даже завязаны бантиками для красоты. Нормальной нечистью этот жест принимался за искреннее извинение жильца, но у нас дух был с характером. В смысле, с придурью. Постоянно являл лик страшенного крысокота, что-нибудь в назидание портил и плевать хотел, что горничные по выходным не проводили уборку. Полагаю, домовик давно впал в старческий маразм, особняку-то почти полвека!

Все спальни здесь были обставлены одинаково и без излишнего изыска: добротная мебель, ширма, однотонные обвивки. В особенно сильные морозы теплые жилы в старых стенах начинали стыть, становилось прохладно, как сейчас, но зато в просторных комнатах имелись отдельные ванные, а у меня еще был камин с чугунной решеткой и кочергой.

Иногда, когда Алекс выкидывал какой-нибудь фортель, а его отец с приторной улыбкой напоминал, что невеста обязана принимать, прощать и прикрывать причуды взбрыкнувшего жениха, я в красках представляла, как этой замечательной кочергой колочу фамильный сервиз в родовом поместье Чейсов. Упоительная фантазия!

Приведя себя в порядок и убрав платье в стенной шкаф, я спустилась вниз. Оказалось, что сплетни о моих вчерашних приключениях взбудоражили весь пансион. Наверное, до мадам Прудо тоже дошли, но она не успела спуститься с третьего этажа и призвать меня к ответу. Даже повариха, принесшая в давно опустевшую столовую завтрак, поглядывала с хитрецой, словно ждала, когда между овсяной кашей и черным кофе с сырным гренком я расскажу пикантные подробности о прилюдном лобзании. А в большой гостиной немедленно наступила восторженная тишина, стоило пройти мимо распахнутых настежь двустворчатых дверей. Самое интересное, что ни одна из соседок, кроме Зои, само собой, не училась в Ос-Арэте, но все были в курсе последних сплетен академии, словно учились.

– Не стесняйтесь, продолжайте! – поднимаясь к себе, крикнула с лестницы. – Мне уже ничего не слышно!

Запершись на ключ, я уселась готовиться к экзамену и попыталась отрешиться, так сказать, от мира с полуостровом Норсент в целом и с отдельным северянином в частности, но возникла проблема… Сдавать мне предстояло северный диалект. В общем, я сразу была обречена.

Через полчаса бесполезной зубрежки обнаружилось еще одно своеобразное последствие вчерашнего поцелуя: абсолютно все фразы проговаривались в голове сексуальным мужским голосом с затаенной хрипотцой, принадлежащим Ноэлю Коэну. Может, подруги были не так далеки от истины, когда называли северянина «умопомрачительным»? Прежде я никогда не страдала слуховыми галлюцинациями. Но, главное, голос будил в памяти воспоминания о поцелуе, и из головы мгновенно вытеснялось все несущественное! Экзаменационные темы в том числе.

– Проклятие!

В сердцах отшвырнув карандаш, я откинулась на спинку стула и сердито посмотрела на дурацкий кошель, по-прежнему лежащий на стопке учебников.

– Хорошо! Победил!

Несмотря на адский мороз, я начала собираться в благотворительную будку, стоящую на площади в трех кварталах от пансиона. Конечно, можно было отправить деньги через семейного поверенного, но не хотелось потом отвечать на вопросы мамы, а она непременно нападет в самый неожиданный момент и попытается выяснить, откуда родом такая крупная сумма, если она не была снята с моего счета в королевском монетном дворе.

– Ты куда? – выглянула из-за дверей своей спальни Зои, обязанная лежать в кровати и вдохновенно выздоравливать, а не шататься по особняку и устраивать эпидемию горловой жабы.

– Сейчас вернусь, – бросила я, на ходу застегивая теплое пальто с опушкой.

– Купи мне орешков в соленой обсыпке, – попросила она.

– Тебе нельзя, у тебя горло болит, – натягивая перчатки, напомнила я.

– Тогда джема из крыжовника и бутылочку сиропа из шиповника, – передумала подруга.

– Поможешь подготовиться к экзамену? – немедленно попросила я.

Зои прекрасно говорила на северном диалекте. У нее язык Ноэля Коэна был первым и единственным иностранным, а не четвертым, как у меня.

В жизни не подумала бы, что застряну, не добравшись до конца «золотой пятерки», обязательной для королевских переводчиков, но диалект вставал колом и никак не усваивался.

– Нет, – с милейшей улыбкой покачала она кудрявой головой. – Я болею. Не хочу тебя заразить.

К сожалению, зимой чем ярче солнце, тем крепче морозы. Ужасная дисгармония! Выскакивая на улицу, я подсознательно ожидала весеннего тепла, но нос и щеки, что естественно, обожгло острым холодом. Под ногами хрустел снег, от дыхания шел пар, а от яркости и прозрачности света поначалу темнело в глазах. Удивительно, как успела вытянуть руку и толкнуть кованую калитку, а не войти в нее лбом.

Круглая благотворительная будка была сплошь обклеена объявлениями. На что только люди не собирали деньги! Глаза буквально разбегались. На самом верху даже висела рукописная просьба от театрального городского клуба собрать денег на костюмы для январской постановки. Уголок листа, где после закрытия будки появлялась собранная сумма, оставался девственно-чистым.

– Кому собираетесь жертвовать? – сварливо поглядывая из маленького окошка, спросила сидящая в будке тетушка.

Деньги я разделила между сиротскими приютами, а в дарителях указала имя Ноэля Коэна из выпускного курса академии Ос-Арэт.

Когда забирала расписки с поблескивающими магическими печатями, не удержалась и спросила:

– Тетушка, а что же, театральному клубу никто не жертвует?

– Холодно, – буркнула она. – Люди дома перед каминами сидят, а не по этим разным театрам шастают.

Я вытащила из ридикюля кошелек, достала монетку в пятьдесят сантимов и подвинула пальцем:

– На костюмы. Даритель тот же.

Избавившись от денег, я и впрямь почувствовала себя лучше. На радостях, что теперь думаю только о северном диалекте, а не о парне, на нем говорящем, в продуктовой лавке так засмотрелась на длинноволосого мужчину, чем-то напоминающего Ноэля, что забыла, какой джем попросила купить Зои, и взяла наугад из крыжовника. На морозе память вернулась, и я мысленно поблагодарила бога, что угадала правильно, ведь в вопросах вкусностей подружка превращалась в кармическую сестру Чейса-старшего. В смысле, виртуозно выковыривала мозг чайной ложечкой.

В общем, радовалась я очень сильно. Недолго, правда. Стоило подняться по обледенелым ступенькам особняка и под перезвон колокольчика зайти в холл, как из салона высыпали девчонки во главе с Вербеной.

– Посыльный из академии принес. – Подруга протянула деревянный ящичек с нетронутой сургучной печатью и забрала у меня звякнувший баночками бумажный пакет. – Покажешь, что внутри? Мы умираем от любопытства.

– Уверена, Шарлотте прислали цветы в стеклянном шаре или шоколад! – с мечтательным видом протянула одна из соседок.

Пока я стягивала перчатки, расстегивала пальто и вскрывала пломбу, они делились предположениями и практически поспорили на деньги, что именно прислали. Внутри лежали мои бальные перчатки, потерянные в коридоре академии. Поверх небрежно бросили сложенный надвое листик белой мелованной бумаги.