Халид. Во власти врага (СИ) - Кучер Ая. Страница 20

Ну и поиграть тоже хотелось, да. Смакуя моменты, когда она сверкает глазами и губы поджимает. Мгновенно в ледышку превращается, всю наигранную наивность растеряв.

– Твои люди? Я хочу знать, привёл в твой дом девушку, которая тебе понравилась, или крота.

– Оба варианты.

– Харам, Халид, на чужую девушку глазеть.

– Для этого хиджаб существует, в который ты её не собирался заворачивать. Не выглядишь особо расстроенным или удивлённым.

– Я в клубе заметил, что что-то не так. Адель красивая, этого не отнять. Но если она пришла с прослушкой и подставой, то я защищать не буду. Ребят пошлю в город Адель, пускай поспрашивают.

Лука не уточняет, всё ли ещё мой помощник или его пост другому достался. Говорю же, умный пацана. Шарит, что в противном случае уже бы не сидел тут.

Час за часом проходит. Док что-то за наркоз базарит, потерю крови и прочую будру. Понимаю только, что с Адой ещё не закончили. Давай, колючка, даже не надейся, что так просто тебя отпущу.

– Утром у Цербера встреча, он будет? – Лука не уезжает, хотя ночь глубокая. Тоже за девчонку переживает. – Или мне ехать?

– Тебе, у него с женой проблемы, планы поменялись.

– С женой? С каких пор у т… Настолько серьезно?

– Настолько.

Киваю, опрокидывая алкоголь. И оборачиваюсь, когда дверь открывается. Вера уставшая, но собранная.

– Стабилизировали. Отойдёт от наркоза, покой нужен. Но будет в порядке.

Жива, значит, колючка.Ну живи, девочка, живи. А когда очнешься – я из тебя всю душу вытрясу за то, что творишь.

Глава 25. Ада

Согласно Евангелие первым было слово. Но у меня первой появляется боль. Тянущая, тупая боль во всем теле. Словно иглами проткнули и не вынимают.

Пытаюсь открыть глаза, но каждая мышца превратилась в желе. Вишневое, которое я терпеть не могу. Потому что только вишневое желе не дает мне двигаться.

Какие идиотские мысли. Несвязные, лихорадочные. А ещё жутко хочется пить. В горле сухо, сплошная пустыня. И губы очень болят, потрескались определенно.

Воспоминания мутные. Помню, как горела шея из-за пореза. И ругательства Халида тоже помню, на разных языках. Его горячие пальцы, касающиеся кожи. Кажется, что жгли сильнее раны. А после вязкая темнота.

Зато смогла напугать мужчину, это точно. Вряд ли другая девушка могла на его руках умирать. Из-за того, что сама натворила. Интересно, после этого он посчитает меня странной и отпустит? Или лишь сильнее заинтересуется?

Мне душно, но сбросить одеяло не получается. Мягко, хорошо, и очень-очень жарко. Словно мир качается, приподнимая меня, а после снова опуская.

В конце концов, получается глаза открыть. Только всё равно темно. Сквозь окно огромное пробивается слабый лунный свет. Очертания лишь улавливаю, а затем мозги работать начинают. Понимаю, почему так жарко, и качает, и легкий «ветер» кожи касается.

Я лежу на Халиде. И он не спит. Внимательно смотрит на меня, считывает каждое движение. Шанса не оставляет, притвориться, что ещё не очнулась.

– Ты, блять, дурная, - отличная первая фраза, если бы в голове не звенело. – Чем ты думала?

– Ты мне угрожал, - горло дерёт, вызывая волну новой боли. – Я испугалась.

– Врешь. А я не терплю ложь, Ада. Ты хотела показать свою силу и независимость, а в итоге поплатилась за это.

– Ну, значит ты отмщён. На мне теперь рана глубже, чем оставила я. Мы в расчете?

– Тебя сейчас наказывать, что с трупом разбираться. Лежи и не дури. После поговорим.

– После – это фильм такой. Глупый. Хороший. А ты не хороший. Ты как Ленпална.

В голове морок, а я едва не умерла. А ещё, видимо, меня знатно накачали обезболивающим и наркозом. Потому что совсем не слежу за языком. Слова вырываются из меня, кажутся логичными, пока не услышу их.

– Ленпална – это что?

– Это – кто. Елена Павловна. Исчадие Ада. Хуже тебя.

Действительно хуже. Воспитатель из детдома, которая ненавидела детей. Явно с проблемами с психикой и миром, раз так жестоко измывалась над детьми и получала от этого истинное наслаждение. Цербер, Ленпална и вишневое желе – худшие вещи в мире. Их нужно запретить законом. Точно, пойду к президенту после того, как перестанут летать вертолеты перед глазами.

– Чем ты меня накачал? Я… Мюсли, а не мысли.

– В следующий раз думать научишься.

Халид отрезает, словно я его пыталась убить. А я ведь ещё к этому не подошла. Когда-то, завтра. Когда вспомню свои планы и как нужно действовать.

– Лежать, - мужчина рявкает, прижимая меня обратно к себе. Раскаленная скала. Как нагретый солнцем камень. – Куда намылилась?

– За водой. Меня сушит.

– Не рыпайся. Сейчас принесу.

Халид, правая рука Цербера, сейчас у меня на побегушках. Смеюсь в ладони, сдерживая себя. Не знаю, что за лекарства мне давали, но, видимо, очень сильные и не самые легальные.

Потому что никогда так не вело, даже когда был передоз снотворным. А сейчас просто на грани.

Халид сказал не рыпаться, и это веская причина подняться.

Тело ломит, шатает. Держусь за стену, направляясь к окну. Высокий забор, пустынная дорога. Ещё когда ехали с Лукой подумала, что выбраться отсюда будет сложно. Но теперь не сложно, теперь миссия на самоубийство.

Ледяной воздух из распахнутого окна трезвит. И я понимаю, что на мне больше нет платья. Только черное, обычное белье. Я не планировала ехать с Лукой к нему, а это была причина удержаться. Не сорваться, не поддаться желанию мести и дальше продвинуться в поисках Цербера.

Продвинулась. На самую вершину взлетела. Попала к тому, кто знает его в лицо. Это ведь хорошо? Но Халид не Лука, он не покупается ни на мою смазливую историю, ни на невинную Адель. Он так точно попал с сокращением моего имени.

Только Адель маска, Кира и Кристина, Маша и Вика, которыми я прикидывалась, все они вымышленные персонажи. Их нет, и то, что происходило с ними – меня не касались.

Халид же хочет увидеть Аду, хочет её сломать.

И, впервые, я и есть Ада.

Поэтому цепляюсь за подоконник, не зная, что делать. В одном белье бежать – безумие. Со второго этажа прыгать в сугробы тоже не лучший вариант. Но я не хочу сидеть и ждать.

– Ада, не дури.

Я встречаюсь взглядом с пронзительными карими омутами. Мужчина застывает возле двери, цепко следя за каждым моим движением. Как сжимаю пальцами подоконник и отталкиваюсь, летя вниз.

Под ногами скрипит снег, когда я бросаюсь прочь. У меня лишь несколько секунд преимущества, пока Халид не созовёт охрану. Морозный воздух кусает кожу, оставляя красные следы. Холодная земля обжигает, лёгкие горят от бега. Но я не останавливаюсь. В академии гоняли постоянно, но там наградой была всего лишь оценка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Сейчас ставки выросли.

Я точно сумасшедшая, накаченная лекарством. Потому что в жизни бы так не сделала. Без плана, без обдумываний так глупо поступить. Голой броситься прочь, зная, что заранее проиграла.

Такой дом, такая охрана, а всё по глупости просто получается. На двери кнопку зажать, на проезжую часть выскакивая. Бежать, без надежды на спасение. Но это я хорошо умела делать. Бежать, бороться, выживать. Наученная, вышколенная. И сейчас другого варианта нет.

Визг шин оглушает, заставляя отскочить в сторону от несущегося черного Кадиллака. Секунда уходит, прежде чем оттуда выбирается Халид. Собственной персоной бросился за своей игрушкой.

– Села в машину, - мужчина не рявкает, но от спокойного голоса мурашки бегут не меньше. Такая власть там, сталь сплошная. – Я не повторяю, Ада. В машину.

У него засохшая кровь на руках, моя царапина на шее. И при этом он держится уверенно. Я прохожусь взглядом по широкой фигуре мужчины, его мышцам и телу. Рубашка расстёгнута, обнажая пресс и широкий шрам, уходящий за ремень брюк.

– Даже не думай, - предупреждает мужчина.