Песнь уходящего лета (СИ) - Дибривская Екатерина Александровна. Страница 9

Мужские руки ложатся мне на талию, удерживая на месте.

— Будь аккуратнее, Машенька. Всё становится слишком опасным, если попасть в лапы к раздразнённому хищнику, — говорит мне в самое ухо, обжигая своим дыханием.

И почему мне чудится, что говорит он вовсе не о львах? Кажется, у меня кружится голова. Делаю крохотный шаг назад, натыкаясь на его тело, откидываю голову на его плечо, кладу руки поверх его, и будь что будет.

Несколько коротких мгновений я наслаждаюсь этим моментом, пока Павел Александрович не обрывает наш контакт.

— Поехали на пляж, Маш. Я боюсь, что ты сегодня перегрелась. Да и накормить тебя обедом просто необходимо.

В его глазах снова скопились тучи. От былой лёгкости и хорошего настроения не осталось и следа, и я мрачнею.

— Как скажете, Павел Александрович.

Я не спрашиваю, куда мы едем. Зачем? Если он решил вернуться домой, я ничего не могу изменить. Хоть мне и нравится гулять с ним, слушать его рассказы и шутки, знать, что с ним мне ничего в целом мире не сможет навредить, но напоминаю себе, что я не его забота.

Однако, Павел Александрович паркуется возле небольшого прибрежного ресторанчика.

— Пробовала когда-нибудь барабульку, Машенька? — спрашивает с лихим прищуром. Его глаза снова что два глубоководных горизонта. — Поверь мне на слово: здесь подают самую лучшую барабульку на всём полуострове!

В целом, к рыбе я равнодушна, но стоит только официанту поставить перед нами блюдо с сочащимися маслом, зажаристыми рыбёшками, как рот непроизвольно наполняется слюной, а живот начинает урчать, словно старый трактор.

Павел Александрович одобрительно смотрит на меня, и мы приступаем к очередной странной трапезе. Масло стекает по моим пальцам и подбородку, но мне всё равно.

— Такой вкуснотищи я никогда не ела, Павел Александрович! — говорю с набитым ртом, игнорируя правила этикета. — Спасибо, что привезли меня сюда!

— Рад, что тебе понравилось, Машенька, — улыбается он.

Он улыбается! Это просто невероятно! Какая же у него красивая улыбка!

— Вы должны улыбаться почаще, — вырывается у меня, и на его лицо снова возвращается хмурое выражение. — Ну что же вы, Павел Александрович? Нельзя же вечно быть таким серьёзным!

— Почему нельзя, Машенька? — удивляется он. — Мне давно не восемнадцать. Быть взрослым человеком это очень серьёзно. Во взрослой жизни зачастую нет места веселью.

— Я уверена, что даже в вашей взрослой и серьёзной жизни найдётся парочка минут для ма-а-а-алюсенькой улыбочки! — Для наглядности показываю пальцами размер этой воображаемой улыбки. — Вот мой папа тоже всегда такой серьёзный, но улыбаться он пока не разучился!

— Видимо, твоему папе повезло с такой дочкой, поэтому он и не забыл, как улыбаться, — мягко замечает мужчина. — А моя дочь меня ненавидит.

Его… дочь? От неожиданности такого поворота событий я хватаю стакан со спрайтом и делаю несколько шумных глотков.

— Уверена, что вы ошибаетесь, — говорю я, когда напиток больше не лезет в горло. — Так не бывает, чтобы дети ненавидели своих родителей!

— Тебе просто повезло, Машенька, что ты ещё не видела настоящей жизни.

— Так говорите, словно у вас может быть ребёнок старше меня! — восклицаю недоверчиво.

— Нет, не старше. Ей всего восемь.

— Как её зовут?

— Полинка, — отвечает мужчина и вздыхает: — Малышка совсем, но строит из себя умудрённую жизнью и опытом девушку. Совсем как ты.

Я понимаю, что это подобие шутки, но мне совсем не смешно. Как-то грустно даже, если так посудить.

— Поэтому вы возитесь со мной? — спрашиваю с обидой.

Синий взгляд пробирается прямо в душу, пока его снова не заполоняют тучи.

— Я отдаю себе отчёт, что ты не мой ребёнок, — медленно проговаривает Павел Александрович. — Но ничего не могу с этим поделать, извини.

Его слова причиняют мне боль. В глазах предательски дрожат слёзы, и я вскакиваю из-за стола.

— Маш, ты куда? — кричит мне вслед, но я не останавливаюсь. — Чёрт! Маша!

У меня есть несколько минут, пока он не оплатит счёт, чтобы привести свои чувства в порядок. Но чем больше я стараюсь сделать это, тем сильнее текут по моему лицу упрямые слёзы.

Я не хочу думать, почему мне так больно и тоскливо. Не хочу думать, что я, наивная и юная, посмела влюбиться в такого взрослого мужчину, но что-то мне подсказывает, что так и есть.

Вижу сквозь стеклянную дверь знакомую фигуру и упрямо срываюсь с места. Не хочу, чтобы он увидел и догадался! А он ведь поймёт, сразу всё поймёт, я знаю. И поэтому бегу.

Решение приходит быстро, но времени искать кабинку для переодевания и надевать купальник у меня нет. Уверена, что Павел Александрович уже идёт по горячим следам и совсем скоро настигнет беглянку. Ну, то есть, меня.

А потому бегу через весь пляж, подальше от основной массы людей, чтобы поскорее нырнуть в море. Тогда он решит, что глаза покраснели от воды. Глупо? Наивно? Тысячу раз да! Но мне просто необходимо, чтобы мы сделали вид, словно не было никаких слёз.

Я думаю, он не захочет обсуждать то, что произошло. Я — тем более. Поэтому мне надо лишь скрыть следы преступления и дождаться приезда Лизки.

Погружённая в свои тяжкие раздумья, я забегаю за выступающую скалу. А там… Небольшая кучка нудистов. Идеально!

На ходу стягиваю сарафан и бросаю рюкзачок. Не думая, не анализируя, поддавшись эмоциям и моменту, избавляюсь от трусиков и оборачиваюсь назад.

Павел Александрович возникает на моём персональном горизонте, и я бегу к краю пирса, ни на секунду не переставая думать.

Как же забавно судьба распоряжается нашими желаниями! Вроде и чётко сформулировано, и выверено до каждой буковки, и вот на тебе!

Когда тебе только исполнилось восемнадцать и сердце открыто для любви, когда ты вдыхаешь на полную грудь жаркий южный воздух и бежишь навстречу волнам, разве думаешь, что судьба уже уготовила тебе сюрприз?

Серьёзный такой, неулыбчивый. С ногами сорок пятого размера.

Ведёт себя ну прямо как мой папочка. Вот и сейчас: глаза кровью налились, ноздри раздуваются от тяжёлого дыхания и…

— Ма-а-а-ша! — раздаётся крик на весь пляж. — Где твой купальник?!

И в это же самое мгновение я достигаю края пирса и бомбочкой сигаю вниз.

Глава 8

Он зол. Очень-очень зол. По шкале от одного до десяти потянет на все пятьдесят, а то и сотню. По шкале отрицательных эмоций моего папы, у Павла Александровича их переизбыток.

Всё, что было до этого, детский лепет.

Сейчас у него действительно пар валит из ушей, а глаза — чернее ночи.

— Машенька, — нарочито спокойно зовёт меня, — выйди-ка из воды, солнце.

— Нет! — заявляю твёрдо и уверенно отплываю дальше от берега.

Ложусь на спину, позабывшись, но расслабиться мне не даёт ор:

— Ма-а-а-ша! Немедленно выйди из воды и прекрати этот цирк!

Бросаю взгляд на берег. К Павлу Александровичу подходит девушка, похожая на хиппи, нагая и прекрасная нудистка с идеально-ровным загаром, и что-то тихо говорит ему. Отсюда мне не слышно, что именно, зато я слышу, как клацает его челюсть, как он тяжело выдыхает и что он отвечает ей:

— Она мне не дочь! — Девушка пожимает плечами и отходит, а внимание мужчины снова обращается на меня. — Маш, не заставляй меня волочить тебя из воды силой, пожалуйста. Это ни к чему хорошему не приведёт.

— Павел Александрович, помилуйте, я просто перегрелась на солнце, и это не привело бы ни к чему хорошему, поэтому мне срочно пришлось принимать экстренные меры!

— Ну всё, солнце! Я считаю до трёх и плыву за тобой!

— Вы не посмеете!? — взвизгиваю я, наблюдая, как он медленно раздевается, начиная отсчёт.

— Три, Машенька, — на камни летит футболка, — два, — он быстро избавляется от туфель и носков, — один, — с лёгкостью откидывает в стороны брюки, оставаясь в одних плавках, — я иду за тобой.

Он бесцеремонно роется в моём рюкзачке и извлекает на свет полотенце.