Третья террористическая - Ильин Андрей. Страница 33

Нет таких!

Так что приходится от «убойных» халтур отказаться. Но не от халтур вообще! Это раньше можно было прожить на оклад, премии и пайковые, да еще летом, в отпуск, с семьями в Сочи сгонять. Теперь — хрен, причем без Сочи и масла. Так что приходится крутиться. Как все крутятся. Приходится «толкать» на сторону сухпай и боеприпасы продавать оружие и даже выгребать из карманов убитых боевиков доллары, деля их по-братски между собой. И такое тоже бывало. И пусть стыдно за это будет не бойцам, а их высоким начальникам!

И еще можно вытаскивать из чеченских зинданов заложников. Как теперь…

— Ну что, мужики, не пора нам напроситься к ним в гости? — спросил подполковник. Потому что в этом случае не мог приказывать, мог только спрашивать. По-приятельски.

— Ну а чего, можно и в гости…

— Когда?

— Да хоть завтра!

Ну, завтра — так завтра. И то верно — чего кота за хвост тянуть!.. Не могут они долго тянуть! Что будет завтра, они еще могут сказать, а вот за послезавтра ручаться уже нельзя. Спецназ не своей волей живет, а приказами. Сегодня ты здесь, а через день, снявшись по тревоге, у черта на рогах. И тогда пропали денежки…

Так что лучше не откладывать на послезавтра то, что можно сделать завтра.

Значит — завтра?..

Завтра!..

Глава 26

Любовь зла, полюбишь и… И кого только не полюбишь. Светку угораздило полюбить чеченца. Ну так получилось… Получилось, что никого другого на этот момент у нее не было, а большой и чистой любви хотелось.

В восемнадцать лет без любви никак невозможно. Ущербным себя чувствуешь в восемнадцать лет, если никого у тебя нет. Самое страшное, что у всех подруг есть, все, загадочно глазки под подведенные веки закатывая, про вздохи и обжимания рассказывают, а тебе им ответить нечего. Никто к тебе целоваться не лез и даже не лапал. Как будто ты никому сроду не нужна!

Что очень обидно…

Последняя любовь у Светки случилась в одиннадцатом классе. Предметом обожания был, как и у всех, одноклассник. В школе все обожают одноклассников, так как имеют возможность видеться с ними каждый день. Выбирать кавалеров в других классах не принято, так как слишком хлопотно наблюдать за предметом чувств, который сидит за второй справа партой в соседнем классе. Не будешь же в стенке дырку сверлить. Тогда уж надо в тот класс переходить, чего не поймут родители. Да и жаль уходить, потому что все друзья здесь. Вот и приходится девочкам «А» класса любить мальчиков «А» класса, а мальчикам любить их, выбирая привязанности по буквенному индексу. Вот она и выбрала…

Тот мальчик был круглым отличником и поэтому водился только с отличницами. Она была ударницей и, значит, была не его поля ягода. Отчего она сильно расстраивалась и плакала по ночам в подушку. Правда, ее любили два других мальчика которые были троечниками, с одним из которых она даже два раза целовалась. Но все это было не то… В пятнадцать лет никто не любит тех, кто достижим, с кем хоть сейчас в койку, любят тех, кто прекрасен ликом и недостижим, как икона. Если не находится таких в ближнем окружении, то любят артистов и звезд эстрады.

Света целыми уроками поглядывала на предмет обожания, гордо отворачиваясь, если он, перехватив ее взгляд, оборачивался к ней. Их виртуальный роман тянулся полгода и кончился выдачей аттестата. После чего смотреть стало не на кого. Любимый поступил в престижный вуз, и никаких поводов с ним встречаться не осталось. Да и как-то не до него стало. Потому что вначале Света как проклятая готовилась к вступительным экзаменам, а потом поступила, правда, в другой, гораздо менее престижный, вуз. Самое противное, что в их, с педагогическим уклоном, институте учились почти одни только девочки. Четыре парня из их группы были настолько никакими, что на них никто не обращал внимания, как на пустое место. А тот, кто обращал, тщательно скрывал этот факт, чтобы не выказать свой плохой вкус. Да и зазорно в институте любить одногруппников, когда в коридорах мелькает столько симпатичных и уверенных в себе старшекурсников. Вуз — не школа, в вузе любовные претензии вырастают вплоть до юношей пятого курса и курсантов местных военных училищ.

Светка тоже покрутила романы со старшекурсниками и курсантами. Вернее, если честно, два романа — один с второкурсником истфака и один с курсантом-танкистом.

Второкурсник был ничего себе мальчиком, но был мямлей. Он держал ее за руку и рассказывал ей стихи, хотя хотелось уже не стихов и хотелось, чтобы он держался не только за руку. Как-то вяло и незаметно их дружба расстроилась и сошла на нет.

Курсант был более решителен, но курсант думал только об одном, о чем думают все курсанты — о том, как не опоздать из увольнительной. И поэтому всячески форсировал события. Обидно ему было на красивые слова время тратить, что Светке не нравилось. Она отчаянно отбивалась, вырывая свои руки из его лапищ, и прятала губы, в которые он норовил вцепиться своим ртом. Возможно, она бы ему даже уступила, если бы было где. Но у курсанта не было дома, кроме казармы, и не было денег, чтобы снять квартиру, а отдаваться на жесткой скамейке в парке под проливным дождем — приятного мало.

И тут на ее горизонте возник Алик. Вообще-то его звали не Алик, а как-то гораздо сложнее, но она его называла так. Алик выгодно отличался от бывших до него кавалеров — он был самостоятелен, у него была машина, деньги, и он умел ухаживать. Он дарил ей цветы и водил в рестораны. И еще у него была квартира. Что решило исход дела…

— Ты с ума сошла! — ахнула мать, когда случайно увидела ухажера дочери. — Ты представляешь, что будет, если о нем узнает отец?!

Она догадывалась.

Отец Светки работал в милиции, устраивая на таких же вот кавказцев облавы. Но, может, он ничего не узнает. Не успеет. Потому что долго она с ним гулять не собирается. Так думала она.

Алик — по-другому. Алик ей проходу не давал, встречая после института и вихрем увозя на машине в очередной ресторан или ночной клуб.

Все открылось самым естественным образом, как открывается у многих. Светка забеременела. Во всем был виноват беспредел, царивший на фармацевтическом рынке страны. Она купила в аптеке таблетки против детей, которые на поверку оказались упакованным в блистеры прессованным мелом. Кто-то поимел на этой таблеточной афере бешеные «бабки», а кто-то деток.

Светка страшно расстроилась, но в больницу не побежала, потому что в глубине души надеялась, что будущий ребенок заставит Алика сделать ей предложение. Она исходила из опыта своих подружек, которые подобным нехитрым приемом «окручивали» русских женихов. Но Алик был не русский и жил по совсем другим законам. Ей бы, дуре, о нравах и обычаях чеченского народа почитать, прежде чем мел в таблетках кушать.

Никаких предложений Алик ей не сделал, но проявил благородство, сняв ей двухкомнатную квартиру. И очень кстати. Потому что отец, узнавший, от кого его дочь носит ребенка, выгнал ее на улицу. Ему в его доме только орущих и писающихся лиц кавказской национальности не хватало! Светка осталась одна. Вернее, осталась с Аликом, который каждый день приезжал к ней. И обязательно с цветами. Потому что очень ее любил… рот только не мог жениться.

Ребенок родился похожим на папу, унаследовав от него цвет кожи и волос и форму носа, что должно было сильно осложнить ему всю дальнейшую жизнь. От мамы ему досталась только национальность и фамилия.

Пришедший взглянуть на внука дедушка, увидев его в коляске на улице, выматерился, а вернувшись домой, запил. Судьба сыграла препоганую шутку с заместителем начальника местного отдела внутренних дел.

Первые, тяжелые, с мокрыми пеленками и ночными криками младенца, месяцы не оттолкнули Светлану от отца ребенка, а, напротив, сблизили с ним. Нет, он не помогал ей стирать и готовить, он даже не всегда ночевал дома, а иногда, сказав, что ему нужно уехать по срочному делу, пропадал на целые недели, но другой опоры, кроме него, у нее не было.

Нет, отец ее не проклял и от нее не отказался, она могла вернуться домой в любой момент, но лишь с условием, что Алик там никогда не появится. На что она решиться не могла. Она надеялась, что у них все еще наладится. И любила его, причем гораздо сильнее, чем раньше, потому уже не как галантного ухажера, а как отца их ребенка и, хоть и без штампа загса, мужа. Так она для себя решила.