Прежде, чем умереть (СИ) - Мичурин Артём Александрович. Страница 6

Лейтенант побледнел и зашатался.

— Колись, дружище, — попытался я дожать подозреваемого. — Снимешь груз с души, сразу полегчает. А вся эта офицерская честь, долг, и прочая тряхомудия — забей. Ты хотел жить красиво, у тебя не вышло. Ну, что ж тут поделаешь? Зато умрёшь молодым и здоровым, а этим неудачникам ещё руки-ноги в бою поотрывает. Поэтому — мой тебе совет — махни на всё рукой, скажи: «Пошло оно в пизду!», и сознайся. А на счёт пули в затылок мой деловой партнёр абсолютно прав, ты даже выстрела не услышишь.

Садовский согнулся и наблевал под стол.

— Какого чёрта здесь происходит? — вернулся капитан, неся в руке четыре бумажки.

— Поплохело герою, — ответил я. — Должно быть, посттравматический синдром.

— Выпейте, лейтенант, — плеснул Репин в стакан из графина и поставил перед страдальцем, после чего обратил своё внимание на нас: — Командование даёт добро. Вы получите оговорённую сумму. И теперь, — положил он передо мной и Станиславом по две бумаги и ручку, — мы всё оформим, как полагается.

— Забавно, — ознакомился я с заверенным печатями контрактом. — И что же, если платить откажетесь, нам с этим вот в мировой суд обратиться? Процесс «Коллекционер и Вдовец против Железного Легиона»?

— Можете не подписывать, если не хотите.

— Нет, — взял Станислав ручку, — мы подпишем. И, если кинете нас, снова, будем показывать каждому встречному, сопровождая задушевной историей.

— Точно, — поставил я автографы. — Глядишь и выпивкой угостят. Кстати, как насчёт аванса? Поиск информации — дело затратное.

— Сейчас казна пуста, — развёл капитан руками. — Но если вам нужна экипировка и амуниция...

— Не откажемся, — передвинул Станислав подписанный экземпляр заказчика к противоположному краю стола.

— Полученной информации достаточно?

— Более чем, — закончил я с бюрократией.

— Отлично. И ещё, чуть ни забыл, вам в помощь будет придан лейтенант Павлов.

— Это ещё для чего? — состроил недовольную мину Станислав.

— В помощь, — повторил Репин. — Кроме того, я вам не доверяю. Павлов будет информировать меня обо всём, что происходит. На этом предлагаю завершить нашу встречу и перейти к делам.

В арсенал Репин с нами не пошёл, выдал пропуска и сержанта Ерофеева с наставлением «не злоупотреблять». Кроме того удалось разорить Легион на заправленный под горло грузовик из муромского автохозяйства, двухсотлитровую бочку соляры и рацию, дабы наши странствия не затягивались, а ценная информация о ходе расследования оперативно поступала заказчику.

Как следует прибарахлившись, затарившись провиантом и немного вздремнув, с первыми лучами Солнца мы подобрали Павлова и выдвинулись навстречу приключениям.

Глава 4

Пищеварительный тракт свиньи прекрасен, он принимает от этого мира всё, что тот даёт, и превращает в говно. Овощи, корнеплоды, хлеб, икра, помои, антрекот по-бретонски — он из всего с равным успехом сделает однородную каловую массу. В том числе и из человека. Конечно, сытая свинья предпочтёт что-то менее жёсткое, но она никогда не бывает достаточно сыта. Если тот, кто работает со свиньями, надолго исчезает, соседи первым делом берут грабли и идут проверять, нет ли в загоне пряжек, пуговиц, монет и других неперевариваемых вещей. Заокская пустошь давно стала таким загоном, и нам понадобятся чертовски большие грабли, чтобы разгрести тамошнее говно.

— Бля! Не гони так! — посоветовал Стас сидящему за рулём Павлову и крепче вцепился в сидушку, надеясь уберечь голову от очередной встречи с крышей кабины.

— Разве нам не нужно спешить? — спросил лейтенант, глядя на меня. — Я думал, горячий след и всё такое.

— Сбавь, — согласился я со Станиславом. — Так от нас самих горячий след останется. Эта колымага, наверняка, войну помнит, прояви уважение к мощам.

Будто, вторя моим словам, ЗиЛок закряхтел и стрельнул глушителем, отчего Павлов тут же лёг грудью на баранку.

— Гляди, какой ловкий, — оценил Стас и сунул руку за пазуху. — А меня, похоже, зацепило.

— Очень смешно, — расправил плечи Лейтенант.

— Мне казалось, ты спокойнее, — заметил я. — Или так только на привале?

— Сократить вероятность поражения, минимизировав видимый силуэт при звуке выстрела — это логично, разумно и не имеет никакого отношения к состоянию моей нервной системы. А она, кстати, в полном порядке.

— Рад это слышать. Ты, главное, когда до реальной стрельбы дойдёт, силуэт не минимизируй слишком сильно. А то, знаешь, как бывает, на словах кремень, стальные яйца, а как жареным пахнуло, так и след простыл.

— Об этом можешь не беспокоиться.

— Я много о чём могу не беспокоиться, но обстоятельства, зачастую, мешают.

— Ты с карамультука-то своего, — кивнул Станислав на притороченную позади винтовку, — стрелять приспособлен?

— Это не карамультук, — заявил Павлов слегка обиженно, — а Штейр «Скаут».

— Впервые слышу.

— Не удивительно. Винтовка австрийская под НАТОвский 7,62.

— Стволик не коротковат? — глянул я в зеркало заднего вида. — И чего это прицел так далеко поставил?

— В самый раз ствол, лёгкий и разворотистый. А в прицел этот нужно двумя глазами смотреть, потому и стоит так, он малой кратности, два с половиной всего. Винтовка, конечно, больше для охоты загонной, чем для войны, но нравится она мне, удобная. А если прицел на шестнадцать поставить, то и поснайперить можно. Тоже есть, быстросъёмный. А ещё банку можно навинтить. Маскировать не маскирует, зато по ушам не бьёт. Ложе, кстати, в сошки раскладывается.

— Толково. Смотри, как бы у тебя эту диковину заморскую не отобрали. Там, куда мы едем, народец ушлый.

— Для ушлых у меня «Кедр» припасён, — похлопал лейтенант по висящей на левом боку кобуре.

— О, вот это дело, — оценил Станислав. — Дай посмотреть.

— Нет. Личное оружие никому в руки не даю.

— Суеверный что ли?

— Ревнивый, — предположил я. — Чего, рожу кривишь? Признайся — подрачиваешь на него?

— Не отвлекайте от дороги, — резко съехал Павлов с оружейной темы, но Станислав тут же вернул его в прежнее русло:

— А у меня гляди какой, — вынул он свой ПБ и прикрутил насадок. — Нравится? Ну, я тебе свой подержать дам, а ты мне — свой.

— Блядь, прекратите, — как-то неуютно почувствовал я себя, сидя между ними.

— Не любишь оружие? — удивился Павлов.

— А ты любишь плоскогубцы?

— Что? При чём тут плоскогубцы?

— Это инструмент такой, для работы. Ну, любишь или нет?

— Я даже не знаю...

— Сейчас он тебе расскажет, — встрял в беседу Станислав, — что оружие — такой же инструмент, и нехер его облизывать. Но ты ему не верь?

— Это ещё почему? — поинтересовался я, немного настороженный столь уверенным тоном.

— Я же вижу, — указал Стас на свои ясные очи. — Ты тут вот распинаешься почём зря, а сам, когда ВСС свой чистишь, тряпочку мягкую под него подкладываешь.

— С мягкой ткани детали мелкие не скатываются, в отличие от брезента.

— Да, рассказывай. А помнишь, как ты «Пернач» свой покоцал о кирпичи? Так ты ж потом дня три то место на затворе пальцем теребил. Полировал, наверное.

— Не было такого! — возмутился я, сам того не ожидая.

— Может, ты и в самом деле не помнишь. Это ж чистый рефлекс — рука сама к любимой игрушке тянется, приласкать хочет.

— х**ню не неси.

— Ну, конечно... — гадко щерясь, охочий до беззащитных стальных тел извращенец выудил из рюкзака банку тушёнки и нарочито растерянно похлопал себя по карманам: — Чёрт, куда я нож задевал? Кол, одолжи кинжальчик.

— А поебаться не завернуть?

— Да брось. Жалко, что ли? Это ж просто кусок железа.

— Дешёвый трюк, Станислав, тебе должно быть стыдно.

— Почему?

— Потому что инструмент должен использоваться строго по назначению. Вот если бы ты сказал: «Кол, дай кинжальчик, хочу лейтенанта проткнуть», я бы дал, а банку вскрывать — иди ты нах**. Хотя, знаешь, у меня есть альтернативное предложение — раздолби её прикладом, или шомполом проткни, а лучше прострели. Тебе ведь похер, как и для чего оружием пользоваться.