Долина Новой жизни - Ильин Федор Николаевич. Страница 21

Мисс Смит побежала вперед, а я старался идти как можно осторожнее, чтобы не проваливаться, и тем не менее все время отставал от мадам Гаро. Она успела рассказать мне, что мисс Смит и ее мать относятся к ней очень хорошо, что она им вполне доверяет и что жизнь ее здесь течет спокойно. Уклад жизни английский, рассказывала она. Отец мисс Смит, американец, строго сохранял все английские обычаи. Его вдова, старушка семидесяти лет, очень симпатичная, веселая, сохранившая здоровье, боготворит свою единственную дочь, делает для нее все возможное, чтобы скрасить ее существование в этом уединенном уголке. Мисс Смит хорошо образована, прекрасно развита физически, любит спорт и очень деловита. Жизнь в этом маленьком домике комфортабельна, уютна.

– И я была бы довольна моим пребыванием здесь, если бы не ощущение какой-то опасности, которая мне грозит, и полное отсутствие сведений о моем муже, – закончила мадам Гаро.

Меня удивил этот рассказ. Прежде всего лета матери мисс Смит показались мне несообразными с возрастом ее дочери, и затем меня неприятно поразили слова мадам Гаро относительно участи ее мужа. Значит, мадам Гаро думает о своем муже. Эта мысль явно была мне неприятна. Я ответил ей:

– Вам нечего опасаться: Куинслей, я надеюсь, не будет вас преследовать; что же касается вашего мужа… то я смогу дать вам некоторые, правду сказать, весьма скудные сведения.

Голос мой звучал сухо, и я постарался переменить разговор:

– Я надеюсь, мы выберем время поговорить на тему, которая вас интересует, я думаю, мы найдем подходящее для этого место. Вам, верно, известно, насколько нужно быть осторожным в этой стране. Конечно, вы знаете о существовании искусственных глаз и ушей, вечно подслушивающих и подсматривающих за вами?

– О, да, – сказала мадам Гаро, – я это знаю, но в нашем доме вы можете быть вполне уверены, что все сказанное останется в полной тайне. В Американском сеттльменте нет никакого шпионства; так, по крайней мере, уверяют меня мои хозяева. Моя первоначальная подозрительность исчезла после того, как я познакомилась ближе с окружающими.

– На этот счет, – возразил я, – я хорошо осведомлен и предупреждаю вас, что в Долине Новой Жизни нет такого уголка, где не было бы того или другого вида шпионства.

Идя почти все время между деревьями, мы достигли, разговаривая таким образом, калитки сада, окружающего двухэтажный домик с верандой внизу и с балконом над ней. В дверях нас встретила радушная хозяйка, миссис Смит, полная, невысокого роста особа с белыми, как снег, волосами и с очень красивым, правильным старческим лицом.

Она велела служанке, тоже старой седой женщине, отвести меня в приготовленную мне комнату на втором этаже, и когда я подымался по узкой деревянной лестнице, крикнула мне вдогонку:

– Когда будете готовы, спускайтесь вниз; мы сегодня обедаем раньше: сегодня сочельник.

В долине заметно потемнело уже, и на небе зажглись звезды, когда я оказался в большой комнате с высокой дубовой панелью вокруг. На стенах висело несколько больших картин, занавески на широком французском окне были опущены и комната освещалась огнем пылающих дров в камине.

В столовой был накрыт стол; под люстрой, а также на стенах висели связки омелы и остролистника. Мадам Гаро была задумчива и мало говорила, между тем как мисс Смит много расспрашивала о Франции, о Париже, интересовалась особенно литературой и живописью.

После обеда был подан знаменитый плумпуддинг и горячий пунш. Когда мы встали из-за стола, было уже около девяти часов.

Мы уселись у камина, и разговор наш перешел на выяснение различных сторон жизни в этой новой для нас стране. Мисс Смит обещала выучить мадам Гаро летать и говорила, что ее способности к живописи будут непременно использованы. Она добавила:

– Я работаю при педагогическом музее и могу составить для вас протекцию.

Услышав эти слова, миссис Смит спросила дочь:

– Когда обещал заехать к нам Тардье? Он что-то давно здесь не был.

– Значит, вы хорошо знакомы с Тардье? – поинтересовался я.

На это старая леди ответила многозначительно:

– О, да, очень, – и при этом посмотрела на дочь. Та слегка покраснела. Я понял, что Тардье в этом доме более чем простой знакомый.

Скоро мать и дочь ушли, и мы с мадам Гаро остались вдвоем. Она помолчала, как бы собираясь с мыслями, и потом, нагнувшись к камину и устремив глаза на бегающие огоньки, начала свой рассказ:

– Вам, конечно, интересно узнать, как я сюда попала; но раньше я хочу познакомить вас с более отдаленными временами. Одиннадцать лет тому назад, будучи совсем еще молодой девушкой, я встретилась с Гаро, моим будущим мужем. Мы были знакомы не более двух-трех месяцев, прежде чем стали мужем и женой. Я полюбила его так, как может полюбить молодая девушка такого красивого, талантливого, гордого и живого человека, каким был в то время Гаро. Ему было всего тридцать пять лет, и он уже прославил свое имя в науке и занимал видное место, обеспечивающее ему отличное существование. Кроме того, он получил от родителей небольшой капитал, и мы могли жить вполне обеспеченно, я скажу – даже роскошно. Мой муж по своему характеру не мог оставаться в стороне от разных общественных вопросов, и поэтому он принимал участие в политической жизни страны…

Так прошел год; я была счастлива. В этот год мой муж достиг апогея своей карьеры: он выпустил свою знаменитую книгу об атомной теории, получил за нее большую премию. Казалось, нам предстояла впереди долгая счастливая жизнь. Он любил меня, но не всегда посвящал меня во все подробности своей ученой, служебной и политической деятельности.

Однажды мой муж сказал мне, что должен отправиться в Лондон и что останется там довольно долго. На мои вопросы, для чего он туда едет, он коротко отвечал, что цель его поездки чисто научная, что ему представляется случай изучить некоторые интересующие его вопросы; он прибавил, что такие случаи выпадают очень редко и что ими надо пользоваться. Когда он увидел, что я готова задать ему еще несколько вопросов, он нежно погладил меня по голове и сказал: «Не будьте любопытны; когда придет время, все узнаете; клянусь вам, что в этой истории не замешана женщина, а если вы мне верите, должны примириться с тем, что несколько месяцев не будете получать от меня никаких писем».

На мой протест он ответил ласковыми уговорами, увещаниями, так что я в конце концов примирилась. Он уехал, и вот с тех пор десять лет я его больше не вижу.

Мадам Гаро вытерла платком глаза и после длительной паузы продолжала:

– Я не забыла его, нет, я вспоминала его каждый день, каждый час в течение этих бесконечных десяти лет. Я ждала его возвращения. Я никогда не думала, что он погиб. Через пять лет я получила от него короткое письмо, записку из нескольких строк. Она была спешно написана карандашом на клочке бумажки, но я не могла ошибиться, – почерк был его. Он писал, что продолжает любить меня, что я должна его ждать и что он вернется, когда – он не может сказать, но непременно вернется… Подумайте, мсье Герье, – протянула по направлению ко мне бледные руки мадам Гаро, – подумайте, какие чувства должна я была пережить, получивши эту записку. Она была написана за месяц перед тем, как я ее получила, о том говорила дата. Где мой несчастный муж, что с ним – осталось загадкой. Наконец, появился этот Куинслей, эта удивительная личность, таинственная, сильная – об этом, конечно, не приходится спорить. Он производит на меня большое впечатление. Теперь я понимаю, что здесь не обошлось без известного влияния гипноза, которым, несомненно, владеет этот человек. Я не боялась его и поэтому не имела причин остерегаться его или противиться ему. Он воспользовался моей неопытностью и постепенно вошел в мое доверие. Он говорил мне, что знает местонахождение моего мужа, что он с ним виделся и что может сделать так, чтобы я оказалась вместе с ним. При каждом новом свидании он сообщал мне какую-нибудь подробность о жизни Гаро и все более завлекал меня своими обещаниями. Когда он добился моего согласия отправиться с ним в путь на розыски моего потерянного мужа, он привез меня в какой-то пустынный загородный дом, где обнаружил себя с совершенно неожиданной для меня стороны. Правда, в его отношении к себе я иногда и прежде замечала нечто большее, чем простую любезность и сочувствие, но тут он перешел границы. От такого человека, как Куинслей, я никак не ожидала такого порыва. Он, всегда сдержанный, корректный, деловой, превратился в одно мгновенье в страстного влюбленного. Я не узнала его, он показался мне сумасшедшим, я испугалась и начала кричать. Бледный, дрожащий, он схватил меня на руки, вынес из своего кабинета в соседнюю небольшую комнату и запер за мной дверь. Ночью он ворвался в эту комнату с каким-то из своих подчиненных, несмотря на баррикады, которые я устроила перед дверью. Они связали меня по рукам и ногам, в рот воткнули резиновый кляп, чтобы я не кричала, и впрыснули мне под кожу какое-то лекарство. Я считала себя погибшей, я не понимала, чего хотел от меня этот негодяй, и вот после долгого тяжелого сна я очнулась в этой стране, где мне предстояли новые испытания.