Мечты камня (ЛП) - Паренте Ирия. Страница 39

— Хасан приготовил зелье, — продолжаю я, чтобы она не чувствовала себя обязанной что-то сказать. — Не забудь его поблагодарить.

Мы молчим несколько секунд. Хотя я пытаюсь делать вид, что не смотрю на неё, всё же не могу не следить краем глаза за каждым её движением. На её лице отражается ощущение потерянности. Ну, или мне так кажется.

В итоге я встаю.

— Отдыхай.

Она ложится. Укутывается в мой плащ, сворачиваясь клубочком. Её глаза смотрят прямо на меня, словно она хочет что-то сказать. Но момент проходит. Как будто все недосказанности между нами повисают тяжёлой тучей над нашими головами. Всё, что мы не сказали друг другу, и всё, что никогда не скажем. Это напрягает и в то же время почти освобождает.

Я подхожу к двери.

— Артмаэль? — оглядываюсь. — Спасибо.

И тут же отворачивается.

— Я рад, что ты в порядке.

Выхожу, не дожидаясь ответа.

ЛИНН

Начиная с той болезни, когда папа потратил все наши средства на лекарства, а затем заразился и погиб сам, я не раз оказывалась на волоске от смерти. Иногда от побоев, иногда от голода, иногда от чистого отчаяния. В самые суровые моменты жизни в борделе я подумывала о самоубийстве, хотя в итоге так и не смогла зарезать себя. Каждый раз, когда меня переполняло чувство безнадёжности и желание покончить со всем этим, перед глазами вставал образ отца с осуждающим взглядом. Ради этого он отдал все свои сбережения? Ради этого он умер, спасая меня?

Наверное, это то, что всегда заставляло меня двигаться дальше, даже когда иных причин жить я не видела. Возможно, это было единственное, что заставляло меня вставать по утрам, даже если судьба не сулила ничего хорошего.

Из всех случаев, когда я была на краю пропасти, в шаге от того, чтобы потерять всё, этот, пожалуй, оказался самым приятным.

Принять руку, предлагавшую исполнить все мои желания, не было больно. Мне действительно дали обещанное. У меня было всё. В один миг я стала известным торговцем, чьё дело процветало; у меня были деньги, всеобщее уважение, настоящая жизнь. Я путешествовала по миру, побывала в самых отдалённых его уголках. Мужчины восхищались моими успехами, а женщины брали пример и тоже достигали высот. Маравилья стала местом, где царит справедливость. И папа был рядом со мной, живой.

Какой же бред. Отец погиб много лет назад, а Маравилья осталась такой же, какой была всегда. И я по-прежнему нищая и никому не нужная…

Вот только я не хочу быть никем.

Я никогда не была пустым местом.

Возможно, поэтому я согласилась. Возможно, поэтому, когда мне пообещали всё, о чём я мечтала, я не раздумывала ни секунды. Они сказали, что больше никто не будет обращаться со мной как с вещью, что больше никто не будет воспринимать меня как игрушку для утех, что больше никто не будет смотреть на меня с презрением… Они сказали, что окружающие будут уважать меня. Что я буду гордиться собой. Что я буду творить великие дела, потому что это моё предназначение. Поэтому мой отец оказался жив — он единственный, кто верил в меня. Верил, что меня ждёт великое будущее.

Вот только это всё неправда.

Единственное, на что оказалась способна его дочь после его смерти, — это воровать и торговать своим телом. Если бы он вдруг оказался жив и узнал про всех тех мужчин, что бы он тогда сказал? Он бы пожалел, что спас меня.

Но у меня ведь не было другого выбора, правда? Не было.

«Ты была той, кем и должна быть. Только на это ты и годишься».

Зажмуриваюсь. Среди прочего гулы обещали, что я больше никогда не услышу этот голос, что воспоминание о Кенане останется чем-то далёким и смутным. И этот голос — на самом деле не Кенана, а моей собственной неуверенности в себе — исчезнет. Тот самый, что говорит мне: сколько ни старайся, ты ничего не добьёшься, ты бесполезна. И поэтому я протянула руку.

Страх сковывает мою грудь. Страх неудачи, на который я прежде пыталась не обращать внимания. Страх провалиться, как только останусь сама по себе. Если Артмаэль и Хасан следуют своей цели (один — получить корону, другой — спасти сестру), то я единственная из нас троих в случае чего буду блуждать во мраке, потерянная и забытая. У них есть семьи. У них есть дом, куда можно вернуться. А что есть у меня, кроме недостижимых мечтаний? Не считая этого желания быть хозяйкой свой жизни, независимой от других. Иметь цель, предназначение, быть полезной и нужной — это всё, чего я хочу. Суметь занять роль, в которой я буду счастлива. Чтобы иметь возможность гордиться собой.

«Ты была полезна в борделе, раздвигая ноги перед всеми желающими».

Нет. Нет. Нет.

Я хочу быть кем-то большим.

Но, может быть, я тешу себя иллюзиями.

Моя гордость ведёт непримиримую борьбу со всеми моими сомнениями. Надувается, ругается и неустанно повторяет, что верит в меня. Но её голос звучит слишком тихо и неуверенно. Она говорит, что я способна на великие дела, но… способна ли? Если бы я по-настоящему верила, что могу добиться всего сама, если бы действительно считала, что однажды буду достойна уважения, то отказала бы гулам.

Если бы я была уверена, что могу стать кем-то большим, то я бы ни за что не променяла реальный мир на иллюзии. Но нет, я выбрала прекрасную сказку, и готова была в ней умереть. Кто бы отказался умереть счастливым, после того как все мечты исполнились, даже если это неправда?

Какая же ты глупая, Линн. Какая же ты слабая и трусливая.

Снова закрываю глаза.

Я просто хочу оставить всё позади. Забыть, кем была раньше, и чтобы все остальные тоже забыли. Начать заново. Иметь нормальную жизнь. Хочу жить своей жизнью…

Открывшаяся дверь хижины заставляет меня оборвать тёмную нить, на которой балансируют мои мысли. Слышу шаги, но глаз не открываю. Кто-то сложил принесённый хворост. А затем подошёл ко мне. Чьи-то заботливые руки поправляют плащ, которым меня укрыли, чтобы не замёрзла и не простудилась.

Артмаэль.

«Я верю, что ты очень хорошо умеешь вести дела и смогла бы заключить выгодную сделку хоть с этой внешностью, хоть с какой-либо другой», — его голос вытесняет голос Кенана и заставляет меня открыть глаза.

Почему он так считает?

Пока он не успел отойти, ловлю его за рукав. На его лице отражается искреннее изумление.

— Линн? — шепчет он.

Он не знает обо всём том, что творится в моей голове, и я не знаю, как это сформулировать. Мне сложно говорить о личном. Не уверена, что хочу начинать этот разговор. Не знаю, хочу ли, чтобы он увидел настоящую меня под всей этой маской, которую я обычно ношу перед ним.

Хорошо, если он считает меня сильной. Хорошо, если он так и будет верить, что никто не может пошатнуть мою уверенность в себе.

Даже если этой уверенности на самом деле нет.

— Ты в порядке?

Возвращаю себе спокойный, невозмутимый вид. Отпускаю рукав и пытаюсь сесть, но Артмаэль тут же меня останавливает:

— Тебе нужен отдых. Хасан говорит, что…

— Со мной всё хорошо, — перебиваю, чтобы не переживал. Хотя, признаться, мне нравится, что он беспокоится обо мне. Это приятное чувство. Когда кто-то волнуется о тебе, это значит, что ты для них не пустое место, верно? А ведь я столько лет была никому не нужна. — Это тебе нужно… поспать в тепле, — бормочу я в жалкой попытке заговорить о чём-то, что не будет вызывать у него такой потерянный вид, будто он не знает, как себя вести и о чём говорить. — Мне как-то неловко, что вы с Хасаном ночуете под открытым небом, пока я тут, в тёплой постели.

Артмаэль облизывает губы и пытается выдавить улыбку. Это получается не так естественно, как в прошлые разы.

— Предлагаешь мне разделить с тобой постель? Ты же понимаешь, я не откажусь воспользоваться ситуацией…

Слегка улыбаюсь, благодарная ему за то, что он пытается вести себя как ни в чём не бывало. Неужели его так сильно проняло? Когда я очнулась, на нём лица не было. И даже сейчас, если честно, он выглядит обеспокоенным.