Наследство Империи - Ипатова Наталия Борисовна. Страница 42
– Мусор сбросим, – отмахнулся Кирилл. – Его сейчас много будет, мусора-то.
– Камер слежения внутри тоже нет. Во-первых, как я уже сказал, если бы они были, кто-то за ними должен круглосуточно сидеть, а это недопустимая роскошь, И вторая причина – идеологическая. На пиратском судне гайки без нужды не закручивают: на то оно и пиратское. Мак, насколько я понимаю, набрал бывших военных, недовольных начальниками и субординацией, и свобода в свободную смену – это то, без чего его команда разбежится в первом же порту. Да, кстати, у него также есть эскадрилья истребителей короткого радиуса действия. Их пилоты – моя проблема только до тех пор, пока они не вылетели. Вы поняли?
– Что вы собираетесь делать, Кирилл?
– Выйти на параллельный курс, Уравнять скорости... Как это: удивил – победил? Кто тут мастер по нестандартным решениям?
Настоящий пилот должен быть изворотлив и хитер. «Балерина», как и «Инсургент», находилась сейчас во внутреннем пространстве системы, что накладывало определенные ограничения на космогацию. Уйти в гиперпрыжок можно отовсюду, ограничиваясь разве что экологическими нормами, да и те – препятствия скорее морального или юридического, но отнюдь не физического свойства. За одним исключением, о каковом исключении обычно говорят вскользь, поскольку никакого практического смысла в нем нет. А именно: если координаты точки выхода равны координатам входа. Реально эти две позиции никогда не совпадают: смещение вычисляется с учетом начальной скорости, вектора движения, кривизны и кручения траектории и еще каким-то образом зависит от скорости света. Кирилл, разумеется, формулы не помнил. Надеялся на чутье и везение, но не говорить же об этом партнерам.
– Ребята, – извиняющимся тоном сказал он, затягивая ремни на ложементе, – я понимаю, это выглядит дико, но, мне кажется, вам лучше найти уголок потеснее. А лучше вообще лечь на пол.
«Инсургент» тряхнуло, пол накренился на короткий миг, пока гравигенератор выравнивал вектор тяжести: народ, кто спал, посыпался с коек, кто не спал – перелетели свои отсеки, впечатываясь в стены. Смысл общих криков был один: «Что за черт?» и еще: «В кого стрелять?» Штурман с перепугу вслух вспомнил о минах, которые ВКС Зиглинды ставили на нехоженых путях во времена последней войны, и народ заоглядывался, ожидая приказа на срочную эвакуацию. «Инсургент» как раз и крался неторной тропой, когда – это выяснялось по ходу дела! – вошел носом аккурат в бок неведомо откуда взявшегося грузовика и качественно там увяз. Датчики движения фиксировали множество обломков, падающих на корпус.
МакДиармид упал на спину, пребольно отбив почки, и кое-как поднимался теперь, хватаясь за углы. Связист Чидл смотрел на него испуганно и умоляюще и прижимал руки к ушам.
– Что там у тебя? Связь есть?
– Он орет как резаный...
– Немудрено, – буркнул Мак. – И я б орал.
– ...на весь эфир, Мак.
С обреченным видом МакДиармид напялил на голову наушники. Ох ма-а-ать!.. Лучше бы козла этого убило на месте, но – не повезло.
МакДиармид ненавидел мат всеми фибрами души. А еще он ненавидел истерики вроде тех, какую сейчас исполнял для него по радио театр одного актера:
– ...Я, трах тебя тарарах, иду от точки выхода по пеленг-коридору, а тебя, мать твою в душу, здесь и быть-то не должно...
В течение минут пяти, не меньше, его подчиненные, кто был в рубке, имели удовольствие наблюдать, как лицо капитана лиловеет, а потом зеленеет, и, в общем, они уже имели все основания считать дурака частника атомной пылью.
А не поможет. Чтобы его расстрелять, надо как минимум его стряхнуть. Иначе это все равно что палить себе в висок... из плазменной пушки.
– ...вы, «погоны», думаете, что при старом режиме живете, когда па ребятишек с пушкой управы не было? А вот хренушки! Я прямо щас вызываю аварийку и еще – группу обеспечения безопасности трассы, которая разберется, кто виноват и кто будет оплачивать страховку.
Вряд ли можно представить себе более идиотскую ситуацию. Если сюда припрется эсминец службы безопасности ближних трасс, он, уж наверное, захочет узнать, по какой причине вооруженный до зубов крейсер находится во внутреннем пространстве Зиглинды. А это совсем некстати, учитывая, что половина команды числится в галактическом розыске. Если же вспомнить, какой у нас на борту ценный груз, дело выглядело и вовсе тухлым.
По уму, чтобы остаться при своих, надо бы признать операцию проваленной и прыгать отсюда куда глаза глядят.
Пока эта штука нацеплена «Инсургенту» на нос, о гиперпрыжке не может быть и речи: даже если целы двигатели Брауна-Шварца. Изменилась масса крейсера и его конфигурация. Чтобы прыгать с этим, их надобно заново калибровать. А задачка эта не для кустарной мастерской.
Тем более, что он уже связался с покупателем и тот назначил ему место встречи. Если Мака там не будет, придется начинать весь ритуальный танец сначала. А такие вещи плохо сказываются на бизнесе.
– Ну-ка теперь ты меня послушай, – сказал он негромко. Губы его сделались совершенно синими от ярости. В рубке «Инсургента» установилась оглушительная тишина. – У меня тут достаточно людей, чтобы абортировать твое корыто через дюзу, а лично тебе вымыть рот с мылом. Не надо гнать мне про пеленг-коридор. Если ты вышел тут, ты идешь с Фомора, а если ты идешь с Фомора, то таможня куда подробнее моего спросит и про твой груз, и про твой «поводок». Поэтому либо договариваемся, как мужики, либо, если хочешь, ты продолжаешь свой концерт. Но тогда уже не обижайся... Предупредили.
Минутная пауза.
– Что ты предлагаешь?
– Сам-то ты цел? Герметичность не нарушена? Пожара на борту нет? Садись в катер и вали отсюда. И будем считать, что тебе повезло.
Он-то думает, будто мы – местные ВКС. Чудно. Пускай думает.
Некоторое время частник молчал: видимо, жал на кнопки.
– Заклинило катер, – угрюмо сообщил он.
– Тогда не дергайся. Сейчас протянем гофру, вскроем шлюз и вытащим тебя.
А там посмотрим, что с тобой делать. Если покупатель заберет ребятишек, отсек с крепкой дверью, запирающийся снаружи, – как раз то, что доктор прописал.
– Хрен вам. У меня, кроме нее, грузовоза в смысле, ничего нету. Я ж вас знаю, вы ее лазером срежете.
– Нет, мы ее взорвем. Направленными зарядами.
– Никуда я с нее не пойду. Вас много, возможностей у вас до черта, техника всякая в мастерских – ищите приемлемый вариант.
Мак вздохнул и стянул с головы наушники. Рыжие волосы его стояли дыбом и были совершенно мокры.
– Фьюри! – позвал он старшего механика. – Возьми из своих парня поздоровее, скажем, Бэнкса, идите на корпус, оцените, во что нам обошелся этот... инцидент. После доложишь свои соображения. У тебя двадцать минут.
В наше время никого не удивишь видом открытого космоса, тем более стюардессу, даже если не упоминать, что эта конкретная стюардесса несколько месяцев провела в ложементе космического истребителя. Холодно и темно – два слова, которые описывают все. Ощущения огромного пространства нет именно потому, что темно. А насчет того, что холодно, – приходится верить на слово: скафандр сохраняет привычную температуру.
Нет веса. Невесомость повергает в эйфорию далеко не всех. Это только кажется, будто ты воспаришь как во сне, двигаясь огромными балетными прыжками, и можешь, если захочется, несколькими плавательными движениями взмыть в самые небеса. На самом деле, когда Натали только начинала карьеру стюардессы внутренних линий, в невесомости ей казалось, что ее запрокидывает на спину и поворачивает набок. Тягостное тошнотворное ощущение, которое, к счастью, ей приходилось испытывать довольно редко – только во время учебных тревог да вот еще в армии. Впрочем, в армии, помнится, было столько сложностей, что на невесомость Натали очень быстро научилась не обращать внимания.
Первым делом, еще перед выходом в шлюз, Норм соединил тросиком их пояса. По корпусу двигались с помощью вакуумных присосов ботинок, придерживаясь руками. Никаких реактивных ранцев: светиться нельзя. Датчики крейсера неизбежно отреагировали бы на вспышку. А так мы – мусор и мусор, равные среди обломков снесенных при столкновении антенн, колпаков датчиков и пушечных портов. Упали и лежим. Норма в его скафандре-хамелеоне вообще не видать, и шлем у него затемнен, и прожектор на нем выключен. Никаких энергетических импульсов. Даже непонятно, жив ли.