Высматривая путь. Том II (СИ) - "JohnLemon". Страница 18

Эскель даже не нашелся, что ответить. Он несколько раз молча открыл и закрыл рот, а затем разразился громким, заливистым смехом. Дера сразу зарделась и опустила взгляд, понимая, что, очевидно, ляпнула какую-то глупость. Ну, ей-богу, у ведьмака было две ноги, две руки, голова, шея и двадцать пальцев. Ясное дело, что этот беспардонный и хамоватый чародей мог навыдумывать всякой ерунды. А она так вот просто взяла и уши развесила.

— Говоря на чистоту, я и сам не знаю, какие там во мне есть частицы, — отсмеявшись, наконец, заговорил он.

— Скорее всего, этот негодяй просто захотел тебя задеть! — возмущенно воскликнула Дера. — Вот и наговорил чуши! Поэтому… прости, что я…

— Да черт с ним, — Эскель усмехнулся, небрежно махнув рукой.

Затем убрал упавшие на лицо волосы и перевел взгляд на коня. Осмотрел его, почесал пальцами покрытый щетиной подбородок, прикинув, что раз кроме седла и корзины он на него ничего грузить не будет, а значит, Стебля можно и не беспокоить. Двоих седлать слишком долго, а убраться отсюда подальше уж больно хотелось. Пока этот мерзкий чародей, кем бы он не приходился Кейре, был здесь.

— Очень неприятный тип, — успокоившись, констатировала травница и обхватила руками предплечья.

Ведьмак улыбнулся, и подхватив с тына седло, забросил его на спину Василька.

— Поедем на одном. Так быстрее, — зачем-то объявил он.

Дера кивнула, а сама уставилась на дверь ведущую в хату. Мерзкое чувство от липких холодных пальцев на ее лице заставляло по коже ползти стаи мурашек. Она ведь не подопытная какая-то, чтобы вот так бесцеремонно ее ощупывать. А еще у него плохо пахло изо рта. Фредерику снова передернуло. И как ее наставница вообще могла обратить внимание на такого, как этот Александэ̀р? Он ведь одна сплошная концентрация всего самого отвратительного, что может быть в человеке. Поймав себя на мысли, что у такого предпочтения Кейры могли быть более прагматические причины, травница взглянула на Эскеля, который проверял насколько хорошо затянута подпруга. Захотелось обсудить этого пренеприятнейшего типа, но пришлось воздержаться. А то подумает еще, что она сплетница какая-то. Стало грустно от того, что рядом нет Алисьи. Подумать только, они уже столько времени не виделись. С обществом чародейки Фредерика, конечно, перестала так остро ощущать нехватку женского общества, но все равно это было не то. У них сложились хорошие отношения, но не настолько, чтобы пускаться во все тяжкие, как с дражайшей подругой. Да и с ней особо не посплетничаешь.

— Так, все готово, — наконец объявил Эскель, выдергивая травницу из раздумий. — Давай, залезай и поехали. Ты — в седле с корзиной, а я поведу коня. Как раз разомну кости.

— Как скажешь, — улыбнулась Дера, и поставив ногу в стремя, с трудом влезла в седло.

Завалилась на живот, подтянула себя руками, покрутилась и, наконец, уселась. Все-таки за эти дни, что ей приходилось обходиться без коня, она растеряла те крупицы навыков, которые успела заполучить. Тело отозвалось ноющей болью. И пусть ушибы и ссадины уже подзатянулись и перестали беспокоить, но разум услужливо напоминал о том, как больно выпадать из седла.

Эскель убедился, что девушка уселась, как полагается, вручил ей корзину, взял Василька за поводья и повел к выезду со двора. Фредерика осознала, что это первая ее поездка за столь продолжительное время. Из-за этого в груди начало разрастаться предвкушение и трепет. Конь шел медленно, махал хвостом, фырчал и глухо стучал копытами по земле, заставляя пыль подниматься в воздух. Дера принюхалась и блаженно застонала. Пахло пшеницей, а еще землей. Василек мерно покачивался под ней, ведьмак шел рядом, а ветер приятно трепал небрежно вьющиеся локоны русых волос. Что может быть лучше?

А если начистоту, то первые за долгое время ей было так хорошо. На душе спокойно, но сердце почему-то гулко стучало в груди. Оно ей даже напомнило птицу в клетке. Только намекни и вылетит на волю. Чувство безопасности и внутреннего комфорта заботливо обволакивало, укачивало, усыпляло бдительность. Да и о какой бдительности может идти речь, когда рядом Эскель? Вопреки тому, что он сделал в тот злополучный день, она так и не смогла испытать по отношению к нему что-то сильнее кратковременного испуга и обиды. Но и те быстро прошли и забылись. Может, чародейка подмешивала что-то эдакое в свои отвары, что они выбили все плохое из головы и сердца, а может все дело в том, что на него просто невозможно было злиться или настолько сильно бояться. Он сделал для нее слишком много хорошего, чтобы одной нелепой оплошностью перечеркнуть все.

— Спасибо тебе. И знаешь, я так рада, что ты со мной, — пропела травница и растянула губы в смущенной улыбке.

Эскель поднял голову и взглянул на нее. Не скрыл удивления, но коротко кивнул, мол не за что. Он понимал, что Дера сейчас на эмоциях. Как минимум оттого, что впервые за неделю выбралась куда-то дальше двора, а еще местность и впрямь была очень красивой и располагающей к приятному трепету. Ко всему этому, вокруг было слишком спокойно. И осознание того, что страна все стремительней погружается в войну и разруху, притуплялось и вытеснялось из разума пением птиц, тишиной и общей благодатью. Тогда, в спешке он и не заметил этого. Но когда у тебя на руках бессознательный и больной человек, уж явно не до созерцания местных красот. А потом все закрутилось с Мурривелем. После которого пришлось долго собирать себя в кучу. В общем, сам он начал смотреть по сторонам только несколько дней назад. Но такое приподнятое настроение Деры его и самого расслабило, заставило повеселеть и отпустить тревоги.

Место особо не выбирали, потому устроились под первым попавшимся деревом на окраине поля. Вокруг росли лютики, склоняя свои яркие, желтые бутоны от дуновения ветра, а над полем то и дело кружили воробьи. Пшеница пока еще толком не проклюнулась, но эти маленькие и юркие птички подъедали вредных для колосьев насекомых.

Фредерика уселась на услужливо расстеленное покрывало, подогнув ноги под себя, и принялась копаться в корзине. Ведьмак же, привязав к седлу поводья, пустил Василька побродить по округе, а сам уселся рядом, широко раскинув согнутые в коленях ноги. Прислушался, втянул носом воздух и окончательно успокоился. По близости никого не было, а значит, можно даже самую малость вздремнуть.

У травницы сложилось такое впечатление, что собирала их чародейка на несколько дней. Помимо буханки хлеба, яблок, сыра и увесистого куска шпика с луком в корзине еще обнаружился кувшинчик с вином, два деревянных, неглубоких стакана и мешочек со всем необходимым для практики ритуала, над которым Дера корпела в последнее время. И в свете своих «ошеломительных» успехов о том, чтобы опробовать гидромантию она даже и не мечтала.

— Видимо, у Кейры большие планы на этого чародея, — усмехнулась девушка, принимаясь раскладывать все содержимое мешочка перед собой.

Эскель ничего не ответил. Только неоднозначно хмыкнул и засунул в рот травинку. Признаться, ему было немного не по себе. Он не знал, что сказать, не знал так же, что должен сделать, чтобы все получилось так как он планировал. Чародейка даже и словом не обмолвилась, с какого бока подойти к Фредерике, а сам ведьмак внезапно растерял все свои небогатые умения общения с молодыми и привлекательными девками. Хотя, какие же это умения? Шлюхам он платил, и они все делали сами, как и полагается. Бабы деревенские, обычно, тоже сами подходили. Он никогда, ни к одной из них не шел первым, чтобы местные мужики не заподозрили чего и не принялись цитировать свои излюбленные слова про «от оного запаршиветь можно» и «девок от них прятать надобно, ибо охочи они до них сверх меры». Эскель уже заучил эти бредни наизусть. Хотя доля правды, конечно, в них была, но не настолько большая, чтобы с ней считаться. Потому, никогда ни к кому сам не лез, а если уж сами решатся — то так и быть, он не шибко против.

А если брать в учет еще и его последние отношения, чтобы быть до конца честным, то и там он был не то, чтобы большой инициатор. Он лишь как-то намекнул без задней мысли, что Трисс весьма хороша, а она быстро смекнула и первая проявила к нему интерес. Сама назначала их свидания, и сама же открывала для него портал в нужное место. Ему оставалось улыбаться и ублажать.