Высматривая путь. Том II (СИ) - "JohnLemon". Страница 68

Дера жалобно захныкала и схватила губами воздух, разразившись громким стоном. Сейчас она была полностью сосредоточена на своих ощущениях и том тепле, что разрасталось во всем теле, постепенно, по маленькой капле оседая внизу живота, аккурат между ее широко раздвинутых бедер, где двигалась рука Эскеля.

Ему казалось, что от звука ее стонов он и сам вот-вот испытает оргазм. Но пока все его сознание занимала лишь одна цель — доставить Фредерике как можно больше удовольствия. Конечно, это еще не все премудрости, которым его обучила Трисс, но пока и того было достаточно. Остальное можно будет опробовать, когда Дера поднатореет в любовных утехах.

Он двигал пальцами ритмично и попеременно. Вначале большим, затем средним и безымянным. Она неловко толкалась бедрами и с каждым таким толчком двигалась все быстрее и быстрее. Глупая и такая неопытная. Сама ведь не дает продлить себе удовольствие. Но такая ее порывистость и некая жадность были ему понятны. Ведь там, где ей не хватало опыта, она брала молодостью. А молодость всегда импульсивна и требовательна.

Эскель прижался губами к влажному виску и прикрыл глаза, горячо задышав. Податливое ласкам естество Деры сжимало его пальцы с неистовой ритмичностью, потому нужно было вернуться к тому, с чего они начали. Тогда оргазм будет мягким, ненавязчивым и тягучим.

Фредерика пыталась сосредоточиться на размеренных поглаживаниях и дыхании ведьмака, но, увы, это не помогло. Жар спустился в низ живота, сконцентрировался там и как только взорвался ворохом приятных пульсаций по всему телу, ее сознание поплыло. Она неистово вскрикнула и громко, протяжно застонала, выгибая поясницу и упираясь затылком в крепкое плечо.

Наблюдать за ее экстазом было тем еще удовольствием, правда, весьма мучительным. Ее лоно лихорадочно пульсировало, а Эскель мог только представлять, как прекрасно ощущать это своим естеством. А когда Дера опала на его грудь и, приоткрыв глаза, глубоко задышала, пытаясь восстановить дыхание, он склонил голову, легонько поцеловал ее в висок, а затем потерся щекой о взлохмаченную макушку. Прикрыв глаза, он на всякий случай поблагодарил всех известных богов и судьбу за то, что преподнесли ему такой великолепный подарок, что кряхтит и постанывает на его груди.

— Эскель? — тихо позвала она, облизнув пересохшие губы.

— М? — он с осторожностью вытащил из нее пальцы и, ополоснув их, потянулся за плавающей на поверхности воды тряпицей с мыльнянкой.

— Я… мне кажется, что… — слова застряли у нее в горле и не желали лезть наружу. И как бы она ни пыталась их оттуда выдавить, все было тщетно.

Ведьмак только сжал губы и принялся натирать ее плечи пенной тряпкой, до конца еще не осознавая, правильно ли он понял то, что она хотела ему сказать. А может, ему просто померещилось? Но, как бы то ни было, а сейчас не лучшее время для признаний. Ведь на эмоциях можно ляпнуть все что угодно.

А когда с Деры окончательно схлынула нега после их близости, она в самом деле принялась обмываться. Поливала себя водой из ладоней, окунала намыленные конечности и даже с горем пополам умудрилась отмыть от грязи и пота свои многострадальные волосы.

Ведьмак тоже не рассиживался. Потому, когда Фредерика уселась на не расстеленной постели и принялась орудовать гребнем, распутывая колтуны, он быстро закончил с помывкой и решил спуститься вниз, чтобы таки раздобыть ужин. Достал из сумок мятую, но чистую рубаху, кое-как натянул на влажное тело брюки, ноги втиснул в сапоги и вышел из комнаты.

Мягко и практически бесшумно ступая по ступеням, Эскель неторопливо вошел в корчму и замер. По его ощущениям время уже приближалось к полночи, а людей стало будто бы в разы больше. Все пьяные, веселые и очень шумные. С одной стороны, это было хорошо, так как их громких стонов никто наверняка не услышал, а с другой — странно. Это ведь не город какой, чтобы тут кипела жизнь, ей-богу.

Он торопливо осмотрелся, понимая, что ни одного старика или даже человека, близкого к преклонным годам, здесь нет. Может быть, конечно, для посиделок в таком возрасте это время позднее, но интуиция его никогда еще не подводила. А именно сейчас, в эту самую минуту, она взыграла как никогда, заставляя нервы натянуться, а пальцы нащупать за пазухой медальон.

— Милсдарь? — перед носом внезапно появилась та самая Ленка, что показывала ему комнату. — Вам нездоровится?

Ведьмак нахмурился, пытаясь сфокусироваться на ее лице, и только вознамерился ответить, как его взгляд метнулся вверх и уперся в расписанную резьбой стену. Он долго всматривался в резные символы, до конца не веря в то, что видит.

— Милсдарь? — неуверенно позвала Ленка, принявшись теребить в руках посеревшую, дурно пахнущую тряпицу.

— Я видел, чтобы расшивали одежду защитными символами, но чтобы стены расписывали… да еще в таком количестве… — ведьмак провел ладонью по лицу, смахнув отчего-то проступивший пот.

— Ах это, — подозрительно беззаботно улыбнулась та и махнула рукой. — Ну… у нас так положено.

— Какую нечисть вы этим отгоняете? — вперившись взглядом в веснушчатое лицо Ленки, спросил напрямую ведьмак.

— Да какая ж то нечисть, милсдарь? Это… ну… шабры* наши.

— Во как. Значит, шабры?

Рыжеволосая неуверенно кивнула.

— У вас об этом не говорят, верно? — он интуитивно сжал в ладони медальон, что лежал на груди и ещё раз с особым вниманием осмотрел стену перед собой.

И как же он сразу этого не заметил? Был слишком уставший? Или его сбили с толку шум и гам? Посему, выходит, что он определенно самый везучий ведьмак из всех. Не считая, конечно, Ламберта. Но тот чаще сам находит себе приключения, а не наоборот.

— Добро, — выдохнул Эскель, понимая, что медальон какого-то ляда молчит. — Лишь бы жить вам не мешали.

Ленка потупила взгляд в пол и закусала губы. От ведьмака это не укрылось, но сам он не спешил лезть поперед батьки в пекло.

— Знаете, мастер, — заговорила девка, да так, будто она с невероятным трудом выталкивает из горла слова. — Наши дома оберегаются, а мамка моя… рада не токмо живота своего не пожалеть… за-ради пользы, но и души своей! И тятька тоже!

Эскель устало выдохнул. Сейчас ему совсем не хотелось вот этого всего. Тем более, если эти помешанные кметы повадились друг друга вырезать во благо нечисти какой, имеет ли он право лезть к ним со своим уставом? Язычество в эпоху магии и процветания более могущественных религий? Удивительно, право слово.

— Вы приносите своих стариков в жертву? Только не шибко это помогает, судя по вышитым оберегам на твоем рукаве и расписанным стенам. Все равно страшитесь, так? А если так, значит, у вас тут поселилось что-то могущественное.

Ленка ничего не ответила. Только как-то неоднозначно мотнула головой, бросила затравленный взгляд и ушла прочь. Ведьмак провел руками по волосам, сметая пряди со лба, и двинулся в сторону корчмарки. Работу брать ему было не с руки. Тем более сейчас, когда у них есть четкий график и план, от которого лучше не отступать. Конечно, уверенности в том, что стоит возвращаться в лагерь скоя’таэлей, не было. Но уговор есть уговор. Да и уезжать, не попрощавшись, — плохой тон. К тому же, если он сунет свой нос в разборки с каким-то местным божеством или кем бы ни было это существо, быть беде. Но, благо, что он не такой дурной. Собственная жизнь ведь ценнее пары сотен крон или чем там они тут расплачивались?

— О, милсдарь, — хохотнула Ивонна, замечая ведьмака, и с грохотом отставила на стол натертую кружку. — С девкой нарезвились, теперь и отужинать можно?

Эскель кривовато усмехнулся и уперся предплечьями в деревянную поверхность стола.

— Можно и так сказать. Извиняйте, что пошумели у вас тут.

— Да будет вам, — она махнула рукой, и звонко рассмеялась. — Девка-то вон какая, жопастая, высоченная, сиськи — во! Грех такую не оприходовать.

Он улыбнулся и опустил взгляд. Нет, такие слова ему, безусловно, льстили, и вроде бы он уже не мальчишка, чтобы краснеть да белеть от одного только упоминания о близости с бабой, но все равно внутри как-то все стыдливо подрагивало.