Я научу тебя любить (СИ) - Акулова Мария. Страница 18

Глава 7

Аня смотрела в окно поезда, обнимая руками прижатые к груди колени. Целые выходные вдали от Корнея. Зато рядом с бабушкой, но… Сердце все равно рвалось из Винницы обратно в Киев.

К ее молчаливому, замкнутому, холодному счастью.

Конечно, он не был против того, что она уедет. Конечно, не пытался уговорить остаться. Конечно, не намекал даже на то, что будет скучать. И наверняка не скучал. Это нормально. Аня это понимала, но сама-то…

Сама-то уехала, не просто, чтобы наведать бабушку, но и чтобы себя проверить. Сможет ли… Без… Хотя бы пару дней.

Оказалось, телом — да. А душой — ни в какую. И это был очень плохой знак. Ожидаемый, но плохой. Ведь дурочка не умеет сама любить «немножечко». Только очень сильно. Очень-очень-очень.

И только его. Что бы он там себе ни считал, но Аня знала — только его. Больше никогда в жизни… Как бы ни сложилось. Что бы ни случилось. Ни-ко-гда…

На протяжении этих дней девушка старалась держать себя в руках — не звонить, не писать, действительно отвлечься. Получилось… Так себе. Отправления Интерсити из Винницы ждала куда нетерпеливей, чем его прибытия туда вечером в пятницу. И еще больше ждала, когда сможет увидеть Корнея. Вживую. Дома.

Там, где нет места больше никому.

Когда до прибытия поезда на Киевский вокзал осталось чуть больше двадцати минут, написала, улыбнулась — немного грустно, но чувствуя тепло в груди, получив ответное: «ок, не передумала?».

Он имел в виду всего лишь очередной вопрос, точно ли доберется сама, но Аня подразумевала куда больше, печатая: «нет».

Не передумала. Ни на секунду. Ни на миллиметр. Ни на грамм.

Ни когда выходила из поезда, ни когда ехала в его квартиру, ни когда поднималась на нужный этаж, ни когда открывала дверь, заходила, опускала рюкзак на полку, разувалась…

Шла на свет — в кухню.

— Привет, — и стоило просто увидеть его — сидевшего на табурете у ноутбука, как сердце сразу будто расплавилось, обжигая ребра. Аня непроизвольно улыбнулась, сделала несколько шагов в его сторону, положила ладонь на столешницу, склоняя голову, наблюдая…

Впитывая и словно заново влюбляясь…

Особенно сильно, когда он поворачивается к ней лицом, смотрит сначала серьезно, пробегаясь взглядом по фигуре, останавливаясь на глазах, потом кивает, протягивает руку…

Дожидается, пока Аня вложит свою… И как-то умудряется сразу и к себе притянуть, и развернуться спиной к столу.

— Привет. Нормально все? — спрашивает, когда Аня уже надежно зафиксирована руками. Ее бедро греет близость его присогнутого колена. Смотрит внимательно в лицо. Будто сканирует… А что читает — Аня не знала. Наверное, она для него — раскрытая книга. Влюбленная и наивная. Но вслух он сам ни разу этого не говорил. А она не рисковала спрашивать.

— Да. Все хорошо. Бабушка хорошо выглядит. Ей комфортно там. С сестрой. Немного волнуется за меня, но…

— Ты ей не сказала? — Корней спросил, склоняя голову, но не отводя взгляд. Он всегда уточнял. И никогда не выказывал раздражения или злости, когда Аня переводила голову из стороны в сторону, тут же опуская глаза. Так же, как сделала и сейчас.

Не сказала. Ничего так и не сказала. Была возможность. Ане даже казалось, что бабушка будто сама наводит на разговор, но… Внучка увиливала.

— А мою просьбу передала? — не став углубляться, Корнея перевел тему. Мужские руки спустились с талии немного вниз, удобно устраиваясь в задних карманах женских джинсов.

И вроде бы вопрос достаточно прост, чтобы ответить на него спокойно, но Аня на секунду все же теряется. Как всегда, когда он касается. Пусть и не раз бывало куда интимней. Но ее все равно всегда в дрожь. Даже от такой мелочи.

— Передала…

Аня уперлась руками в грудь Корнея, глянула на секунду в глаза, улыбнулась, будто извинительно, а потом на свои пальцы — тонкие, с аккуратным маникюром, сделанным у мастера, которого посоветовала Алина. Под которыми — тепло его тела через ткань. Еле ощутимое биение сердца.

— И что она сказала? — будь Анина воля, она продолжила бы стоять в тишине, в его объятьях, наслаждаясь видом собственных рук на его теле. Но Высоцкий — о другом. Об ответах на вопросы. Четких. Внятных. По сути.

Поэтому девушка вздохнула, вскинула взгляд…

— Сказала, что полностью тебе доверяет…

Прежде, чем на лице Корнея возникла сардоническая ухмылку, Аня попыталась «извиниться» взглядом. За себя… И за бабушку.

— Я очень рад.

Но его она явно не очень «задобрила». Корней по-прежнему говорил спокойно, негромко, но слышно было — хотел бы получить другой ответ.

— Прости нас…

— Это вам там жить, Аня. Вам. Не мне. Я не понимаю, как можно настолько не интересоваться всем происходящим с вашей же квартирой.

И снова нотация, ответить по сути, так, чтобы по-Высоцки, Ане нечего.

— Бабушке больно.

— Что «больно», Аня? Вам там жить, вы это понимаете?

— Понимаем… — Корней заводился. Аня это чувствовала. Понимала, почему, пыталась сгладить… Кивнула, посмотрела в глаза честно и прямо, серьезно… — Понимаем. Просто она еще не готова. Дай немного времени, пожалуйста. Мы… Сентиментальные люди. Наверное, чрезмерно. Но она…

— Ладно. Проехали.

Корнею было, что возразить — и это Аня тоже понимала. Когда перебил — не обиделась. Спокойно восприняла, что, продолжая чувствовать раздражение, притянул к себе еще ближе. Так, что девичьи локти прижались к бокам, а лица оказались очень близко — до ощущения дыхания кожей.

— А ты-то чего боишься? В чем проблема съездить в собственную квартиру, Аня? Тебе настолько не интересно…

— Настолько.

Аня редко перебивала его в ответ. Редко дерзила, в принципе. Слишком он был для нее важен. И слишком просто стало с ним соглашаться — во всем и всегда. Но сейчас…

Страшно было, что он додавит — заставит ее сказать правду, которая… Крылась в главном: она не хотела думать о новой квартире. Вообще. В принципе. И не потому, что это возвращало ее мыслями к дому, который уже не вернуть. К тому дню, который вроде как разрушил им с бабушкой жизнь. А потому что… Когда квартира будет готова — ей придется съехать. Стать на шаг дальше от него. А то и на десять. К этому Аня была не готова. Настолько, что даже мысли делали больно. И, как показала поездка на выходные в Винницу, — страх ее не беспочвенен. Любовь к Корнею проросла слишком глубоко. Корни пущены тут. В другом месте огромен риск зачахнуть. Даже, если он будет поливать своим вниманием… Пару раз в неделю. Когда позволит напряженный рабочий график.

И, видимо, решительная неготовность это обсуждать отразилась Анином на лице. Потому что Корней несколько секунд просто смотрел, хмурясь все сильней… Хотел что-то сказать — без сомнений. Но не сделал этого.

— Позже обсудим. Ты устала.

Не отказался, но отложил. И вроде бы можно настоять… На том, что позже обсуждать Аня тоже не хочет. Вообще обсуждать не хочет. Но Аня благодарно кивает… А потом тянется к губам. Целует сначала сомкнутые. Раз. Второй. Третий.

Отрывается, чуть отклоняется, смотрит в глаза, немного улыбается — и губами, и взглядом… Видит, что в ответном взгляде зажигаются знакомые искры. Такие же, какой он по природе — острые. Колкие. Обжигающие. Сначала кажется — холодом, а когда разберешься, понимаешь, что это такой жар. Сильный. Настолько, что прям до мороза.

Анины пальцы спустились по ткани футболки с груди вниз, поползли сначала по торсу, потом по бокам, скользнули по спине…

Она оказалась еще ближе, его губы сами нашли ее.

Ане очень нравилось, как Корней ее целует. Этого было уже более чем достаточно, чтобы не сдержаться — вжать ногти в спину через ткань… И получить симметричный ответ от него — все там же, в задних карманах. А еще испытать эйфорию, потому что и сам поцелуй становится более откровенным. Интимным…

Целоваться упоительно, пока Корней не оторвется первым. Не уткнется носом в висок, не задышит горячо в щеку.