Песнь мятежной любви (СИ) - Райль Регина. Страница 12

Я получила от него взгляд, полный странной тоски, острой как жало осы, на которую случайно наступаешь босой ногой. Парень залпом осушил стакан и поставил его на стол так, что тот обиженно зазвенел, а Родион, наконец-то, опустился на диван, переместив корпус в противоположную сторону, чтобы ненароком не задеть меня.

Так паршиво мне ещё никогда не было. Как тебе такое обращение, Майя? Это же то, чего ты хотела. Довела парня. Но почему теперь так херово?

Сейчас Родион находился ко мне ближе, чем когда-либо, но я оттолкнула его так далеко, как могла. Я резко поднялась.

— Эй, чего соскочила, как укушенная! Напугала, блин! — Антон обернулся на меня, как на дикого зверя, выскочившего из клетки, которую забыл закрыть надравшийся смотритель.

— Извини. Мне надо… — залепетала я, отчаянно придумывая причину. Кажется, на меня посмотрели все, — отойти, — и я шмыгнула на выход, едва не запутавшись в ногах Родиона.

Саша обернулся и проводил меня странной улыбкой. Все мы были уже не трезвыми, но я растерялась и остановилась. Сердце глухо билось, отдаваясь в висках.

— По коридору и направо, — ответил хозяин квартиры.

— Спасибо, — я спешно ретировалась.

Теперь можно выдохнуть. Я медленно пошла по тёмному коридору в указанном направлении, дыша глубоко, чтобы утихомирить разошедшееся не на шутку сердце. Так не пойдёт, сейчас ты успокоишься, Майя, вернёшься, сядешь, мать твою, рядом с Родионом и с невозмутимым видом просидишь так до конца вечеринки. Единственный выход из этой ситуации — просто игнорить его.

Я закрылась в туалете и посмотрела в зеркало. Да, дорогая, любовь тебе «к лицу» — выглядишь измотанной. И не только физически, но и морально — борьба с соблазном вытягивала все силы. Ева, блин, в Райском саду, искушаемая змием.

Я отбросила волосы со лба и освежила холодной водой пылающее лицо, стараясь не размазать поблекший макияж. Зато глаза горели, как у кошки в темноте. Я выскочила в коридор, как чёрт из табакерки, и чуть не столкнулась с Женей, который разговаривал по телефону. Напугались оба, извинились.

Я вернулась в комнату. Тут ничего не изменилось: Саша по-прежнему рылся на полках, народ разговаривал, звучала музыка. Родион откинулся на диване с полным бокалом. Антон вальяжно развалился, претендуя на моё бывшее место. В нынешний промежуток между молодыми людьми я никак не втиснулась бы без дискомфорта.

Хмыкнув в растерянности, я заметила, что рядом с Владом свободно — Евгений же вышел в коридор. Прости, друг, как вернёшься, придётся искать другое место обитания. Я шмыгнула и уселась рядом с Владом, где залпом выпила следующие две рюмки.

Нет, со мной всё будет хорошо. Я никогда прежде не напивалась до состояния «ничего не помню». Не нравится мне это «прежде». Сегодня всё будет чинно и благородно. Не полезу же я к Родиону целоваться. Или к Антону, что хуже.

Я на секунду закрыла глаза и представила, что прошла не секунда, а несколько минут или даже часов, и все это время я не отдавала себе отчёта в действиях — мозг отключился, тело жило своей жизнью. Представила, что открою глаза и увижу перед собой Родиона. И он будет целовать меня. Вот это поворот, а?

Я распахнула глаза, но всё было нормально. Однако становилось хуже, если я грезила о поцелуях.

Парень спокойно смотрел в окно. Какую даль он видел в темноте своих мыслей? Молчаливый, меланхоличный и загадочный. А на самом деле просто пьяный.

— Саш, сколько можно копаться в этом хламе? — не выдержал Антон, перекричав громким невнятным голосом музыку. — Что ты ищешь?

Басист остановился и в задумчивости почесал затылок.

— Ноты одной песни, — он повернулся и кивнул на чёрного притаившегося в тени зверя, будто это он заставлял его рыться в полках, — сейчас сыграли бы.

— Ноты, — заржал Марс, — а Инет тебе на что?

— Да они были где-то здесь, совсем недавно попадались на глаза, — Саша снова повернулся к стеллажу, взял и перелистал стопку нотных тетрадей. — А потом уже я пошёл на принцип. С планшета неудобно, но видимо придётся, — он отправил ноты обратно.

— Какую песню искал? — поинтересовался Марс, доставая гаджет.

— «Motley Crue» — «Home sweet home».

— Ёжкин кот! Что ж ты сразу не сказал, — парень поднялся, — я её знаю.

— Я тоже помню ноты, — очнулся от прострации Родион.

Саша посмотрел на них и рассмеялся.

— Битый час потратил на поиски, — он упёр руки в бока и покачал головой. — Этот стресс нужно запить, — он налил полстакана виски и залпом опустошил. — Идёмте, поиграем.

— Начинается самое интересное, — возвестил Владислав, потирая руки.

И я была склонна верить.

Глава 9 — Кровь

Парни прошли к роялю. Саша поднял крышку, и заскучавший инструмент глухо откликнулся, приветствуя хозяина. Марс с умным видом уселся на стул. Родион поднялся, его качнуло, как травинку, но он быстро выровнялся. Подошёл и ласково коснулся инструмента. А может, и не испытывал восторга или уважения к роялю, а просто нашёл точку опоры. Потому что, когда он откинул волосы, мне показалось, что он уже наполовину спит, и голова ужасно тяжела.

Наблюдать за пьяным Родионом было интересно, он не буянил и вел себя спокойно. Значит, из тех людей, кто, надравшись, ложился спать и не искал приключений на задницу.

А играть-то сможет? Скорее всего. Многие музицируют, вмазавшись. Способность играть без ошибок в таком состоянии — не доказательство, что ты настоящий музыкант. Пальцы помнили правильные позиции, даже когда голова «поплыла». На звук влияла только подвижность пальцев.

О да, философские рассуждения после пары стаканчиков, ты это любишь, Майя. Отставить! Будем беспристрастными зрителями.

На Сашу, наконец, подействовало всё, что он старательно в себя вливал, и свечи в громоздком канделябре он зажёг только с третьей попытки. Я с опаской подумала, стоило ли. Свет нужен чтобы играть, но огонь? Ладно, сами разберутся. Хорошо, что канделябр стоял не на блестящей поверхности, а на салфетке. Хотя, если кто-нибудь свалит эту махину, инструменту не избежать украшения в виде царапин или сколов.

Саша приземлился рядом с Марсом. Родион остался стоять. Пока музыканты обсуждали, кто будет играть, а кто петь, мы перебрались поближе. Я забралась на высокий барный стул и свесила ноги. В этой части комнаты царил полумрак, ореолы трёх горящих свечей загадочно мерцали, рассеивая тьму вокруг рояля. Отсветы падали на лица парней, усиливая ощущение таинственности.

Отклик клавиш, когда проверяли настройку, и тихий разговор музыкантов, собравшихся вокруг старинного инструмента, преобразился в моём воображении в мистическую картину: будто три сверхъестественных существа (любых на выбор, главное, чтобы любили музыку) обсуждали предстоящее выступление. Присутствие мистики окутало меня странным уютом. А в реале три в дрова пьяных парня собирались продемонстрировать нам своё умение играть.

Саша нот не знал и решил петь. Родион забыл слова, зато превосходно помнил ноты. Марс помнил и то и то, и собирался быть на подхвате. Жаль, мне хотелось послушать пение Родиона ещё раз, почувствовать мурашки по спине.

Казалось, парень едва стоял на ногах. Едва он убрал руку с крышки рояля, как его занесло, но он уверенно простёр ладонь над клавишами, готовясь вступить. Целостный, несокрушимый, непокорённый — так я подумала о нём тогда. И мурашки всё-таки пришли.

— Поехали, — Марс возомнил себя Гагариным и начал.

Он коснулся клавиш на удивление мягко и ритмично, начав наигрывать трогательную и красивую мелодию. Родион тоже вступил, делая яркие акценты на определённых нотах. В сравнении с Марсом, он играл импульсивнее, порывистее, резче, а иногда с чрезмерной силой давил на клавиши, что меняло общий характер мелодии с плавной и лёгкой на экспрессивную и эмоциональную.

Темперамент и страсть, пыл и экспансия — это был Родион, а нежность, сдержанность и умиротворение — Марс. В этом противопоставлении они дополняли друг друга. Игра в четыре руки отождествляла чувственную и разумную составляющие, которые всё никак не найдут согласие между собой, но и друг без друга не могут, противореча даже в гармонии.