Песнь мятежной любви (СИ) - Райль Регина. Страница 31
— Прослушаться надо, — развёл руками Родион.
— Песни твои, тебе и петь, — сказал Влад. — У нас с тобой жанровая направленность отличается.
— Да, я писал под чистый вокал, но могу подправить для других техник, не проблема, — ответил Родион.
— Ладно, в субботу решим. Влад, свой зад тоже тащи, — сказал Саша.
— А может ещё Майя поучаствует на вокале? — вдруг подал голос Антон, хитро так глянув на меня, а я него, наоборот — хмуро. — Споешь на бэке, а? Прикольно будет.
— Кому прикольно? — проворчала я. — Не певица я, говорила же, что не пою.
— Говорила? Впервые слышу, — растерялся тот и пожал плечом.
Чёрт! Проклятый алкоголь! Пристрелите, пожалуйста, кто-нибудь того воробья, который вылетел. Я ведь не Антону говорила!
— Да мы с Родионом уже эту тему как-то поднимали, — непринуждённо проговорила я, правда, в груди стало горячо и тяжело, а его имя застряло в зубах. Надеюсь, я не покраснела?
Однако парень тут же отозвался, отвлекая на себя внимание:
— Да, помню этот разговор. Я уже пытался Майю на это действо подбить, но она ни в какую, — проклацав браслетами-цепочками по столу, он отодвинул стакан и перегнулся через Тима, чтобы посмотреть на меня.
А я смело прищурилась в ответ. Его хриплый низкий голос почему-то скрёб именно моё нёбо. Я не удержалась и сглотнула, а потом облизала сладкие от колы и пряные от виски губы. Родион едва заметно улыбнулся, словно говоря: «Я сохранил в тайне твои мысли, хотя мог сдать теорию и рассказать ещё ловчее, чем ты сама».
О, да, он мог. Даже лёгкое опьянение не помешало бы. Я не считала, сколько он выпил, но явно больше меня — язык уже заплетался, слова растягивались. Однако по моему пристрастному мнению, это лишь акцентировало внимание. Наверное, усталость усилила действие алкоголя. После насыщенного дня нужен отдых, а не посиделка в баре.
Моя теория — не тайна, но, наверное, нужно было поблагодарить Рода, что не выболтал лишнее без разрешения, поощрить взглядом или улыбкой. Мне казалось, он этого ждал. Но я сдержанно пробурчала, говоря всем, а обращаясь к нему:
— Я — басист, и не пою от слова совсем. Женский вокал в металле — немного не то.
— Даже экстремальный? — Родион улыбнулся и подался вперёд. И, хоть я видела, что он не мог добраться до меня, всё равно инстинктивно отшатнулась. Коснуться меня получилось бы, потянись я в ответ, но, естественно, я не стала этого делать. — Вот, например, — он посмотрел на экран за моей спиной.
Я обернулась. Там как раз размахивала синим хаером и издавала брутальные рыки вокалиста «Arch Enemy», сверкая подтянутым телом в прорезях белой майки.
— А вот её обожаю, — вырвалось у меня с улыбкой.
Мне нравился скриминг вокалистки, её сумасшедшее и зажигательное поведение на сцене. Ни комплексов, ни барьеров, только драйв, наслаждение музыкой и любимым делом.
«Есть во мне что-то, знаю: это доброе, ведь я не злой, просто меня не понимают», — пела она, а я на миг перенеслась в клип, ощутила тяжесть микрофона в ладони и как засвербило в горле от техники расщепления. Я почувствовала магию момента, энергетику обволакивающей плотной музыки. Но следующая же реплика Родиона разрушила всё:
— Группа хороша. От Алиссы я и сам балдею. Поёт она шикарно. Ты прекрасно смотрелась бы в этой роли.
Наверное, я вздрогнула. Мир вдруг раскололся. Взял и так просто сказал? Что имел в виду? Признался, что ему нравилась Алисса, но получалось, и я тоже?
В животе стало холодно и щекотно. Или он представил меня на её месте, потому что я так же дерзко и смело скакала бы, как ненормальная, рычала в микрофон, трясла волосами, корчила страшные морды и кайфовала от этого? Или кривлялась, как макака, выставляя себя на посмешище? Как расценивать слова Родиона: как комплимент или подколку?
Похоже, я выбрала неправильную тему дипломной, нужно было разрабатывать дешифратор, чтобы понимать чужие намёки.
Но, похоже, разволновалась только я. Ребята не услышали в словах парня ничего провокационного или романтического. Его активно поддержали.
— А что? Майя будет реально крута, только волосы надо в синий покрасить и нарядить вызывающе, — взорвался хохотом заваривший эту кашу Антон.
Я насупилась и выстрелила в него злым взглядом.
— Я пас! И так слишком много, что я в новом составе в качестве басиста, — буркнула я, чуть не добавив «и на одной сцене с Родионом». — Не будем фантазировать о несбыточном. Точка! — я даже повысила голос.
— Ладно, чего завелась-то? Всё равно окончательно мы будем решать только в субботу, после прослушивания. Выпей, остынь, — пробормотал Антон, а я сцапала стакан и залпом осушила его.
Тему закрыли. А я всё не могла успокоиться. В груди жгло. Спасибо Родиону за испорченный вечер. Что за фигня? Зачем он это сказал? Упился в хлам и не уследил за языком, а я мучайся. Его фраза так и мозолила мысли, как несгораемая капсула в пылающем костре сознания. Огонь пытался расплавить её, уничтожить, а она, зараза, не поддавалась.
Я даже думать боялась, что эта реплика раскрывала его отношение ко мне. Сама желала его чувств, но только потому, что и подумать не могла, что они были. Обману ли я себя снова, если пригрожу не думать в таком ключе?
На вечер народ лишился меня в качестве собеседницы — гнев я уняла, но мысли не пускали в разговор. Я даже не заметила, что Клара с Женей ушли, отмерла только, когда попрощались Слава и Тим. Проводив их, я спустилась в туалет, где пару минут передохнула в тишине.
Моё отражение показалось слишком загруженным. Я провела рукой по чёрным волосам, которые не потеряли гладкости, и снова на миг примерила личину Алиссы, точно увидела в зеркале душу. Я будто выпрыгнула на сцену к жаждущей драйва толпе. Но снова разозлилась, вспомнив слова Родиона. Похоже, я так и буду психовать, пока не пойму, что он имел в виду. Захотелось расколоть блестящую поверхность кулаком, но я сдержалась — хватит с меня порезов и синяков.
Выйдя из туалета, я стала подниматься по лестнице. И когда была на середине, на неё вывалилось моё нетрезвое наваждение. Он шёл один.
Чёрт, надеюсь, разойдёмся безболезненно. Сердце застучало как целая ударная установка. Я отвёла взгляд, чтобы ненароком не спровоцировать парня на разговор, опустила голову, а потом и вовсе прижалась к правой стороне лестницы.
Десять ступеней до контакта, пять…
Я почти прошла мимо, когда Родион схватил меня за руку. Уловки не помогли, он будто изначально нацеливался остановить меня. От прохлады его пальцев по коже побежали мурашки. А в следующую же секунду он подступил беспардонно близко и сжал моё плечо. Я замерла и не сразу сообразила вырваться, а хватка к тому времени изменилась — парень скользнул ладонью на мой затылок и придвинулся к самому уху.
— Не избегай меня… больше, — проговорил он отрывистым полушёпотом, обжигая дыханием мочку.
Разобрав, что он сказал, я оторопела. Нет, такого я не ожидала. Как он догадался?
Мурашки опоясывали меня, не собираясь отпускать. Я перестала владеть телом и забилась в руках Родиона. Дар речи я тоже где-то обронила. Потому что, когда парень отпустил мою голову, провёл ладонью по спине и отстранился, чтобы заглянуть в глаза, я не смогла и слова сказать — язык рассохся. И хуже того — тело отказывалось слушаться, предательски реагируя на непонятные ласки. Моя кисть в ладони Родиона давно дрожала, а он, кажется, этого не замечал.
Радужка его глаз блестела свинцом, отчего взгляд казался металлически тяжёлым. От страха я не могла различить в них эмоции. Тем более, меня колотили собственные. Я не могла его даже оттолкнуть! Что это? Гипноз? Паралич? Пожалуйста, пусть меня отпустит!
Родион наклонился ко мне. От мурашек стало больно. Неужели он хотел меня поцеловать? Нет! Но парень отпустил мою руку и обнял, прижав к себе так тесно, что свежий запах его одежды забил мне ноздри, а прядь волос защекотала лицо. Прикосновение его обнажённого плеча заставило меня задрожать сильнее. Хвойный аромат и жар тела согнали с меня сон и хмель в одночасье.