Ожившая весна (СИ) - Борзакова Надежда Марковна. Страница 20

И мы последовали за хозяйкой в ухоженный цветущий дворик. По нему чинно ходили беленькие квохчущие курицы. На скамеечке под окном спала рыжая пушистая кошка.

Внутри уютно пахло свежевыстиранным бельем и, кажется, выпечкой. Мебель еще советская, и такая аккуратная, что казалось, будто мы телепортировались в семидесятые.

- Мойте руки, - бабушка кивнула на рукомойник, - и усаживайтесь. Я вам пока яичницу пожарю, а уж потом…

- Это как-то неудобно…

- А чего неудобного-то, чернявый? Одной-то мне это все куда? Уж порадуйте бабу, дайте полезной побыть.

И она принялась хлопотать – легко, проворно и радостно. А у меня защемило сердце. Мы-то молодые, здоровые и можем за себя постоять, а какого одиноким старикам?

Перед нами буквально материализовались кружки, полные парного молока, а еще через несколько минут – одуряюще пахнущие глазуньи с оранжевыми желтками. Мой желудок радостно заурчал от предвкушения.

- Слушайте, мы собираемся повыше забраться, в горы, - почти мгновенно опустошив тарелку, проговорил Рустам, - если хотите, поедемте с нами.

- Уж сколько меня звали – и дети мои, и внучата, - покачала головой бабушка, - я тут, чернявый, всю жизнь прожила. И помру тут, как час настанет. А вы, молодые, езжайте. Спасайтесь, вам еще страну поднимать. Мы когда-то смогли, и вы теперь сможете.

- Может, мы вам хоть помочь чем-то можем? Дров там нарубить или еще что?

- За дрова спасибо. Тех, что дед еще нарубил, не осталось почти.

Поев, парни отправились разбираться с дровами. А я так и сидела за столом, наблюдая как бабушка, бабушка Лена, замешивает тесто на пирожки. Было грустно и радостно одновременно.

- Чернявый-то твой, дочка? – я кивнула, - Такими глазами на тебя смотрит. Вы сберегите любовь вашу. Что бы дальше не было, сберегите. Она, единственное, ради чего стоит жить.

Эти слова еще долго звучали в голове, после того как мы уехали. В машине вкусно пахло пирожками, которых бабушка упаковала нам целое лукошко.

- Пусть Бог вас бережет, - сказала на прощанье.

Не знаю, точно ли Он есть и, если да, то насколько сейчас бережет вообще кого-то, но забота и доброта этой женщины и ее твердая уверенность в том, что нам придется «поднимать страну» согревали душу и дарили, пусть и не на долго, ощущение покоя.

Глава 26

То, что раньше могло огорчить, взбесить или как максимум испортить весь день, теперь способно убить. Закончившиеся хлопья в пачке, вода, оставшаяся только на донышке бутылки. Поваленное дерево на дороге впереди. Поворот не туда. Лопнувшее колесо, поломка «чего-то там» под капотом машины, сама машина, застрявшая на бездорожье, закончившееся топливо….

Бесконечно можно перечислять все эти мелочи, неприятности, превратившиеся в фатальные проблемы.

Потому, что восполнить потерю либо нечем, либо смертельно опасно. А обойтись без той или иной вещи можно, но недолго. Ведь теперь все, чем обладаешь действительно жизненно необходимо.

Мы отстреливались став спина к спине и отступали. Уже плевать на шум– зомби рядом столько, что нет иного выхода. И они окружали. Автоматные очереди дезориентировали. Впервые их слышала так близко. Держа двумя руками пистолет, старалась целиться получше, но все же не всегда попадала в голову с первого выстрела.

- Давайте вон туда, - скомандовал Рустам. Пожарная лестница на пятиэтажке. Видно, что хлипкая, но она наш единственный шанс, ведь из переулка иначе не выбраться.

Рустам подсадил, и я изо всех сил уцепилась руками за перила. Подтянулась, стала ногами и как могла быстро стала карабкаться вверх. Пульс грохотал в ушах, руки и ноги подрагивали от предельного напряжения…

Еще пять ступенек и можно спросить в порядке ли они. Старалась считать, но сбивалась. Снизу доносился отборный мат, но не доносилось криков.

- Вы целы?

- Целы, цыпа, - первым отозвался Костя, - Но давай-ка, шевели ножками.

Лестница тряслась, страшно скрипела и казалась бесконечной. Вечность… Мы вечность карабкались наверх.

Но вот она крыша. Пустая, к счастью. И нагретая солнцем настолько, что буквально обжигала кожу сквозь одежду, когда я без сил свалилась на нее. Забравшийся следом Рустам привлек к груди. Лихорадочно ощупала его взглядом.

- Не достали, не бойся, - коснулся лба губами.

- Ты смотри, какие настырные, - чуть ли не до половины свесившись с крыши, бурчал Костян, - Ну, слабо сюда залезть, а, твари! Вот он я…

И снова выругался.

- Ради бога, отвали оттуда, - попросила я.

Положила голову Рустаму на плечо, закрыла глаза. Постаралась выровнять частящее дыхание.

Выбрались. Успели. Снова.

Только вот бензина не нашли. А уже скоро вечер. Как же я любила раньше вечера. Мама с папой, вернувшиеся с работы. Вкусный ужин на столе в кухне. Школьная дискотека, на которую хитростью отпросилась и хитростью же проникла. Прогулка с парнем, от одного взгляда которого летело галопом сердце, потели ладони и слабели коленки. Первый поцелуй.

Книжка, кружка теплого молока с медом. Выпускной. Первая проведенная вне дома ночь. У меня строгие родители. Десятки рефератов, семинаров, написанных под теплым светом настольной лампы. Первый в жизни поход в ресторан. Небо с мириадами звезд. Закаты у моря. Конец рабочего дня. Мерцание снега в свете фонарей. Прохлада после жаркого дня. Свидания. Шикарные заведения, наряды – ведь «ты должна быть куколкой днем и бабочкой ночью». Дорогой деликатный металлический блеск, носившихся по дорогам автомобилей. Ритуал красоты перед сном. Предвкушение секса. Сказки Снежане на ночь…

Теперь же клонившееся к закату солнце пугало.

- Идем, Палач, осмотримся.

Поцеловав меня в щеку, Рустам встал. И они с Костей направились к выходу на крышу. Проверить, насколько хорошо он заперт.

Прислушалась. Стоны внизу вроде бы начинали стихать. Через полчаса примерно сможем спуститься обратно. Поискать еще. Хотя бы половину бака бы…

И тут я заметила мокрые пятна. Небольшие, может несколько сантиметров, но дорожкой, идущей как раз туда, куда ушли парни.

Влезли во что-то… Точно. Нет, если б влезли, то были бы следы.

Почувствовала, как влажнеют ладони. И холод, мгновенно сковывающий тело, хоть на улице совсем тепло.

Непослушными пальцами выудила из кармана джинсов салфетку. Будто в замедленной съемке смотрела, как моя рука с ней приближается к одному из пятен, касается его. И белая салфетка медленно пропитывается красным.

Чья она? Чья это кровь? Чья? Чья?

Тошнотворно пульсировало в мозгу. И он лихорадочно искал варианты – успокоительные варианты.

Может, кто-то зацепился обо что-то? Обо что? Может, кровь моя? С надеждой – глупой, ничтожной, посмотрела на свою промежность. Вдруг просто сбился цикл и это… Я бы тысячу раз пережила такой конфуз, пусть бы только... Но нет.

Я же сама это понимала.

А парни уже идут обратно. Бодрым, быстрым шагом. Весело переговариваясь. Если бы кого-то… Они бы не были…

Не подходите! Я не хочу спрашивать! Не хочу слышать ответ! Умоляю, скажите, что один из вас просто порезал руку! Я найду вам вакцину от столбняка! И от бешенства! Из-под земли достану! Я придумаю что-то, только, пожалуйста, пусть это будет не…

Оба замирают глядя на салфетку в крови у меня в руках.

- Кто? – чужим голосом, едва слышно.

И наткнулась взглядом на дырку на штанине и потемневшую вокруг нее ткань.

Глава 27

Два небольших кровоточащих полукруга на голени. Неровные, но и не очень глубокие.

- Жалко, только три порции антибиотика есть, - зубы стучали, я больно прикусила язык, - Но ничего, найдем еще.

- Наташа! – Рустам положил руку мне на плечо, погладил слегка сжимая.

- Могу пока перевязать, а обработать в машине, - игнорируя разум, звучащий его голосом и, скинув с плеча сумку с медикаментами, с которой не расставалась, расстегнула молнию, - Нет, лучше здесь.

От слез содержимое сумки расплывалось перед глазами. Смахнула их тыльной стороной руки. Внезапно Костя меня обнял, сжал руками до боли в ребрах. Лицо оказалось втиснутым в грудь, дышать становилось еще труднее.