Горное селение (СИ) - Логинов Святослав Владимирович. Страница 3

— Всё расскажу! Всё!

— Что ты расскажешь, дурень? За такие дела тебя отец ещё круче взгреет!..

Никол не отвечал, лишь бежал раскорякой, придерживая рукой битую часть.

Враг был наказан, но родник от того чище не стал. Отдышавшись, Арчен потащился к матери рассказывать о приключившемся несчастье.

— Всё равно починю, — закончил он свой рассказ.

— Как? Граница сломана, яд в любую сторону на сто шагов расплылся. Ждать, пока там всё очистится, ты раньше состаришься.

— Что же делать?

— Пока не знаю. Но придумаю.

Глава 3

«Всё расскажу!» — убегая, кричал Никол, но кому и как нести донос? Отцу? — так он для начала спустит шкуру с задницы, на которой и без того рубцы останутся на всю жизнь. Кому-то из взрослых? — но и в этом случае отец узнает, откуда идёт ябеда, и примется учить: «А не ходи в лес, не шастай, где не положено!» Действовать в этом случае следовало аккуратно, не донос нести, а пускать сплетню, мол, не я прознал о лесных работах, а кто-то другой. Сплетню запускать надо через девчонок, те порасскажут матерям, а там уже история пойдёт гулять по всему селению. Кто первый сказал — неведомо, но каждый знает, что Мурава с сыном копают что-то в лесу за селением, да не колдовством, а лопатой, а может, и девчонка при них старается. А кто не верит, может дойти до Трофейной свалки и поглядеть — там всё железо перерыто и разбросано.

Однако к вящему огорчению сплетника месть такого рода ползёт неспешно, словно, сань ядовитая. Хотя и ужалит больно.

А пока семья в убогом шалаше жила, не чуя над собой никакого лиха.

Прохладным августовским утром по селению пронеслась весть: «Война».

Никого война не взволновала, случалось такое через два года на третий. Владыка Запада барониссимус Вальдхальм не мог смириться, что совсем рядом с его владениями располагается не могучая держава, а всего-навсего селение, где и войска никакого нет, и острог не выстроен. Казалось, пришёл, забрал под свою руку и забыл, какая у них вольница была. А вот не получалось повоевать селеньице, и всё тут. Сельские обыватели жили, не думая даже о вольностях, так, словно никакого барониссимуса Вальдхальма на свете нет.

Разумеется, стерпеть такое было нельзя, и барониссимус не оставлял попыток захватить непокорное селение, а ещё лучше — стереть его с лица земли.

К несчастью, селение, которое даже названия не имело, защищали колдовские адские силы. Посланные войска бывали разбиты, не успев вступить в бой.

Чтобы победить чернокнижников, Вальдхальм ставил во главе войска архиепископов, те торжественно объявляли крестовые походы, приезжие рыцари разоряли страну, а потом возвращались разбитые жителями ничтожного селения, но куда чаще не возвращались вовсе.

Памятуя, что клин лучше всего выбивать клином, барониссимус приглашал магов восточных земель, обещая им богатства своей сокровищницы. Чародеи в златошивных одеждах с резными посохами в руках, являлись, сулили несомненный успех, а потом бежали от дьявольского селения, а чаще катились кувырком, теряя амулеты и рассыпая волшебные снадобья.

Опозорившихся магов, Вальдхальм, не терпевший колдовскую братию, вешал на площади перед дворцом, а потом вновь принимался искать способы сокрушить непокорных.

Трудно сказать, что измыслил он на этот раз, возможно, просто решил заглушить рёвом труб вражеские заклинания. Во всяком случае, трубачей в войске барониссимуса на этот раз было очень много. Селяне вышли на битву как обычно: по одному мужчине с каждого дома. Оружия в руках не было, лишь несколько старцев взяли палки в помощь немощным ногам. Арчен шёл вместе с мужчинами. Конечно, он ещё не был взрослым, но кто ещё может идти от их дома?

Только выйдя из селения, Арчен понял, что живёт довольно высоко в горах. Сначала шёл крутой склон, затем далеко вниз уходил пологий, усыпанный камнями спуск — тягун, и там неторопливо выстраивалось в боевые порядки войско барониссимуса.

— Битому неймётся. Только от дела отвлекают, — произнёс Барук, мужик толстый и ленивый. От какого дела отвлекла его война, сказать было трудно. Обычно Барук сидел на завалинке возле своего дома и благодушно взирал на небеса.

— Пущай идут, — не согласился Зора — беднейший поселянин, отец всеобщего прислужника Хотича. — От войны у нас сила прибывает.

— Какая в тебе сила? Ты и пёрнуть-то звучно не можешь.

— Зато ты за всё селение стараешься. Люди думают, от леса смрад идёт, а он от тебя…

— Ну-ка, прекратили хай! — скомандовал водяник Клаз. — Сейчас гнать начнём.

По общему знаку селяне дружно взревели:

— Вон отсюда!

Единственное волшебство, в котором участвовали все сельчане без исключения. Во всяком ином деле каждый был сам за себя и только чужаков гнали сообща. Зато и результат такого колдовства был впечатляющим. Шеренги воинов смело, словно колонну муравьёв, если провести по ним мокрой тряпкой. Солдаты катились по склону, ударяясь о валуны и скалы, многие внизу уже не вставали, убившись до смерти. Городской оркестр в полном составе переломал руки и ноги, лишь медные трубы остались лежать на том рубеже, куда добралось войско.

Враг в панике бежал, в чём никто и не сомневался.

Потом началась работа, обязательная, хотя и недостойная звания чародея. Надо было собрать оружие и иные не волшебные вещи и отнести их на свалку трофеев. То было единственное время, когда дозволялось касаться металла. Трупы убившихся изничтожали магическими способами. Сами нападавшие за своими покойниками отчего-то не приходили.

Арчен таскал на свалку большие и малые медные трубы, которые в руках нападавших издавали непереносимый шум. Ужасно хотелось дунуть в трубу, послушать, как она завоет, но на глазах у старших это никак нельзя было сделать. Зато он сумел подобрать и спрятать за пазуху крошечную дудочку. Хотелось верить, что тот, кто дул в эту дудку, остался жив и сейчас лечит синяки и шишки.

Следующая новость облетела селение со скоростью ветра. На Никола, сына лавочника, навели порчу.

Жители селения болели часто. Бедняки — поносом, богатеи — пролежнями и прострелом. Если хворого скручивало не сильно, то он лечился сам, травками и простенькими заговорами, а когда становилось совсем худо, звали Пухану — лекарку, у которой и заговоры и тайные средства были посильнее. Пухана любила повторять: лечу от всего, кроме смерти, но, взглянув на руки Никола, старуха отшатнулась в ужасе и забормотала охранные заклинания. Да и было с чего: обе руки по самые запястья покрывала грубая короста. Местами пересохшая, пергаментная кожа лопнула, и там сочилась сукровица. Страшные были руки, и можно понять испуг Пуханы.

— Ты, давай, лечи, — поторопил Порш.

— Не по мне болячка. Это не хворь, это порча. Да не простая, а со снадобьем, — Пухана наклонилась, шумно понюхала изувеченные руки. — Точно. Никак белой ртутью твоего парня изурочили.

— Вот как? — прохрипел Порш. — Значит, это чёртова нищебродка расстаралась? А я гадал, зачем ей белая ртуть понадобилась? Что же, с ней я быстро разберусь.

— И с сынком её, Арченом, — подтявкнул Никол. — Он мне на людях белой ртутью угрожал. Всё селение видало.

— Заткнись. Сынка тоже не оставлю. Они у меня все наплачутся. И ты, бабка, тоже хватит бормотать. Сглаз будут старики снимать, а ты говори, как язвы лечить.

— Не так это просто будет, — сразу успокоившись, заговорила Пухана. — Полотно возьми льняное, смочи розовым маслом и бинтуй руки. Повязку меняй каждый день, а то, что снял, тут же в огонь бросай. Да смотри, сам берегись, чтобы не отравиться. И нечего морщиться, знаю, что дорого. Ежели тебе такое лечение не по карману, то гони сына в лес, пусть там подыхает.

— Мне всё по карману. Но Мурава, со своим выводком, мне за всё заплатит с процентами.

Разговор шёл как бы с глазу на глаз, не считать же за свидетеля болящего Никола, но недаром говориться: что знают трое, знает и свинья. Любимая доченька Пуханы, лапушка Пасенька, хотя и была выставлена на улицу, но, по своей всегдашней привычке, разговор подслушала и тут же помчалась разносить свежую новость по селу.