Обрушившая мир (СИ) - Лирийская Каролина Инесса. Страница 5

Мои слушатели разражаются сотней голосов, стоит мне умолкнуть, и я тону в их шуме. Тону, но в последний момент замечаю нескольких демонов, стоящих у стен. У них слишком лощеные и умные лица, слишком проницательные. Слуги Сатаны неотрывно следуют за мной, и я дала им достойный концерт.

Завтра я могу не проснуться или же проснуться в тюрьме; все не важно. Не важно, как я, пьяно шатаясь, добредаю до дома, как мучаюсь с заклинивающим замком и бессильно пинаю ногой стену. Как дико вою, точно обезумевшая тартарская гарпия, а мне вторит тоскливым голосом соседская собака.

Я, не раздеваясь, падаю на кровать и закрываю глаза. В голове все мысли о последних днях, об Апокалипсисе, о его притягательной неизбежности, о том, как можно уничтожить Небеса, и я усиленно пытаюсь их отогнать, чтобы поспать спокойно. А потом все же проваливаюсь в забытье.

Сны — липкие, как клочья старой паутины, и темные, пачкающие меня, словно чернила. Просыпаюсь я несколько раз, но все равно упрямо пытаюсь заснуть. Сны не отступают, все набирая обороты. В какой-то миг мне чудится, что я, потеряв крылья, падаю во тьму, скованная страхом, оттого что больше не могу летать.

Я открываю глаза и понимаю, что меня колотит дрожь. С трудом встав с кровати, я ползу на кухню, где залпом опрокидываю в себя две кружки воды. Почувствовав себя немного получше, оборачиваюсь к окну.

В стекло ветер бросает пригоршню алого песка. Хочется думать, что он сам по себе такого цвета, а не из-за впитанной крови. Где-то вдалеке гремит битва, отзвуки которой отлично доносятся до окраин города, прилежащих к пустыне.

Там может быть Ишим или Нат, быть может, Рахаб — наша общая подруга, и Ройс, хоть и дух, мог ввязаться в битву. Они сражаются с ангелами, пытаясь отвоевать свой дом. Наш дом.

Я неимоверно злюсь на себя за бездействие, за упрямство, не дающее кинуться в битву, а ждущее Апокалипсиса и уничтожения, тотального геноцида ангелов, но ничего не могу поделать. Именно это кажется мне правильным. Не игра с ними, не попытки договориться и ненадолго заключить мир, а только бешеная и последняя резня. Не мир, но меч, — так они говорили?.. С этой мыслью я вырубаюсь прямо на столе и спокойно сплю до рассвета.

Наутро за мной посылает пристава сам Люцифер. Наплевав на все, я достаю бутылку коньяка и не выхожу из квартиры, пока обозленный демон не выносит дверь.

Глава 2. Начало игры

Когда дверь распахивается, я уже стою с раскинутыми руками — крестом, как распятая. Стою ровно, ничуть не горбясь: те, кто носит крылья, знают, что они вынуждают следить за осанкой и всегда держать спину ровно. На мне нет оружия, ржавый меч валяется где-то под хламом в спальне, короткий нож я выкинула минуту назад. Я напоказ безоружна, рубашка расстегнутая, расхристанная. Демон долго стоит в дверях, неловко говорит что-то уставно-безликое. Я позволяю вывести себя из квартиры, не сопротивляюсь, следую вперед конвоя по знакомым улицам.

Ад с утра встречает сонными лицами, расслабленными разговорами и пряными запахами. Солнце шпарит в спину, я проклинаю себя за то, что напялила черную рубаху — ткань тонкая, неприятно липнет к мокрой от пота спине. Я шиплю сквозь зубы, сбиваюсь с выверенного шага, но демон позади даже ничего не говорит, просто ждет, когда я пойду дальше ко Дворцу.

У Дворца и имени-то как такового нет, как и у Столицы, и хотя некогда и замку, и городу пытались давать какие-то названия на гортанно-резком языке древних демонов, ныне существующем только для заклинаний, все они не прижились, распались пылью во времени. Когда кто-то говорит о Дворце, всем сразу понятно, что имеется в виду, и так правда удобнее; не знать же грандиозное сооружение в псевдоготическом стиле посреди верхнего демонического города мог бы разве что глухонемой парализованный слепец. Блистательное здание из черного мрамора возвышается над городом, откуда ни глянь, пронзает красноватое небо остро отточенными шпилями, на которых сияют прозрачные кристаллы, обеспечивающие город магией. Восьмое чудо света — первое достояние Ада. Единственная резиденция Люцифера, вокруг которой и разросся за тысячелетия город.

Все эти экскурсоводческие темы я обдумываю, проходя хитрыми маршрутами и раскланиваясь со знакомыми к явному неудовольствию пристава за спиной: он сквозь зубы цедит угрозы, один раз ощутимо подгоняет меня тычком в спину. Улыбаюсь расслабленно, почти весело, киваю, не слушая его болтовни. Вслед нам слышится свист — демонята радостно так смотрят и шепчутся: узнали меня, поняли, что во Дворец меня не на чашечку кофе пригласили. В руках у одного мелкого с выбитым прямо впереди клыком оказывается нехитрая рогатка — я ускоряю шаг.

Когда мимо уха пролетает уголек, я едва удерживаюсь от собачьего грозного рыка, хочу обернуться и выскалиться прямо в их озаренные азартом лица, чтобы сорванцы порскнули в разные стороны напуганными мышатами. Притормозив, пристав кричит им что-то, рот искажается страшной гримасой.

Сопротивляться бесполезно, потому я и иду так мирно и спокойно, покорно снося сердитые окрики своего проводника — впрочем, это я сама уверенно выбираю дорогу, ведущую в центральный квартал, а он только следит цепким строгим взглядом, чтобы я не сбежала. Бежать не хочется: догонят, деваться мне некуда. Зачем я понадобилась правителю Преисподней, я даже не сомневаюсь. Весь Ад знает, что я пыталась отправить Самаэля уничтожать мир, многие по ночам слышали мои пафосные и бессильные крики в барах — и многие согласны с ними. Почему Люцифер сам так против Апокалипсиса, я не знаю и, видимо, не узнаю никогда.

С нарушителями правопорядка у нас разговор короткий, тут не щадят, казни разрешены и даже поощряются. Воображаю, какая толпа соберется, чтобы поглядеть, как отсекают мою бедовую голову, но вряд ли Люцифер предоставит им такое блистательное зрелище. Скорее уж, бросит загнивать в тюрьму. Скучно, тривиально, век назад меня бы просто отправили в адский огонь, жаркий и все пожирающий — такой сразу обращает в пепел.

Для меня Люцифер наверняка способен сделать исключение. От понимания, что в серый пепел я вскорости могу переродиться сама, пробирает неприятная дрожь — почти страх. Умирать я однозначно не хочу, как бы хуево мне ни было. Я привыкла выживать всем назло.

За размышлениями я не замечаю, как мы оказываемся на просторной площади, простирающейся перед Дворцом. Кованые ворота приглашающе приоткрыты.

— Пришли, дальше сама, — усмехается демон, указывая на приоткрытые специально для меня створки: в железе что-то натужно поскрипывает, зловеще ноет. — Я надеюсь, не сбежишь?

Я запрокидываю голову до хруста шейных позвонков, хмуро разглядываю Дворец во всем его мрачном великолепии и качаю головой:

— Надо оно мне? Меня ж, блять, адскими гончими травить станут, не так ли?

— И то верно, — кивает пристав, слегка смягчается, видя растерянность на моем лице. — Надеюсь, тебя не сожрут. Я… то есть, многие… Многие согласны с тем, что ты говоришь, многие готовы идти… за тобой, — неловко заканчивает он. — Удачи там.

Не зная, что ответить, благодарить или рассмеяться ему в лицо, в небо, в ворота, я молчу. Когда оборачиваюсь, обнаруживаю, что демон уже бросил меня на произвол судьбы. Я могу бежать, но смысла нет: если я нужна Люциферу, он выроет меня из-под земли, отряхнет и поставит пред собой. Да и не отказываться же от щедрого приглашения во Дворец…

Заходя в ворота, я не оглядываюсь, не позволяю себе сомневаться, чеканю шаг по брусчатке, занесенной красным песком из пустыни. Дальше поднимает хребет лестница, ведущая к тяжелым дверям; я начинаю бодро взбираться по ней, надеясь, что доживу до заката. Алое солнце, находящееся далеко от центра неба, словно издевательски светит прямо в глаза.

Понятия не имею, что там за комплексы у архитектора были, но дворец Люцифера оказывается не просто большим — огромным; двери ему под стать. Пытаюсь открыть, несмело стучу, чуть прижигая ладонь, — двери натужно скрипят, загораются по контуру черным огнем, раскрывают беззубую пасть. Высоко у меня над головой где-то глухо скрипит-рычит. Делаю шаг, оглядываю удивительно светлое помещение с черными стенами. Прямой коридор, высокие потолки, купольные своды, античные колонны — тоже черные, все тут черное, дышащее злобой изнутри. Неуютно давит на плечи, стискивает ребра невидимо — дышать мешает.