Профилактика - Ильин Владимир Леонидович. Страница 20

В принципе, я теперь даже могу и не смотреть в обычном смысле этого слова, потому что в моем лбу открывается еще один глаз, с помощью которого я способен воспринимать фейерверк окружающей меня действительности даже с закрытыми глазами. И я прикрываю веки и действительно вижу.

Только уже не комнату, превратившуюся в сцену для феерического, красочного шоу, а огромное поле, заросшее травой до пояса. На небе, простирающемся от горизонта до горизонта, на фоне редких белоснежных облачков немигающим взглядом смотрит на землю чей-то огромный глаз, и я понимаю, что он каким-то образом переместился туда с моего лба, и зрение мое раздваивается, и с огромной высоты я вижу самого себя, бредущего — а точнее, плывущего в траве — по полю, и вижу, какой я маленький... да-да, я опять стал маленьким мальчиком. Потом моё зрение переключается опять в режим «вид от первого лица», и я вижу, как два облачка с неба опускаются ко мне всё ниже и ниже, и когда они зависают над землей прямо передо мной, то очертания их сгущаются в два человеческих силуэта, которые становятся все более четкими, и душа моя наполняется радостным облегчением.

Да, это они — боже, как давно я их не видел вот так, воочию! И как они молоды и прекрасны! Значит, все, что случилось раньше, было неправдой, и не было ничего, что перечеркнуло мою неудавшуюся жизнь жирным черным тире между двумя датами...

«Мама! Папа! — кричу я, протягивая руки навстречу обретшим окончательную четкость фигурам. — Как здорово, что вы вернулись! Я так ждал вас! И я люблю вас!»

Мама улыбается, и папа тоже. Как на той фотографии, которая в какой-то кошмарной яви всегда висела на стене в крохотной комнатушке, оставшейся за много тысяч километров за моей спиной. Родители что-то говорят мне, но я не слышу их, только вижу, как шевелятся их губы и развеваются от ветра волосы...

Я хочу подбежать к ним, чтобы обнять их, но в этот момент глаз на небе мигает, и из него выкатывается одна-единственная слеза, которая с нарастающей скоростью устремляется к земле, все увеличиваясь в размерах, и я с ужасом понимаю, что если сию же минуту мы не убежим, то нас накроет волна потопа, потому что это не просто слеза — это целое море! И небо теперь совсем другое. Стремительно набегающие из-за горизонта тучи заволакивают его плотной пеленой, и громовыми раскатами разражается гроза, а гигантская капля, видимо, уже успела упасть где-то за пределами видимости, и теперь растекается по полю с непостижимой быстротой, и мамы с папой уже нет рядом, а мои ноги все больше заливает мутная вода...

В этот момент я очнулся.

Голова раскалывалась от боли в висках и затылке, словно кто-то пытался расплющить ее под прессом, во рту было сухо, а ноги мои действительно были в воде. Я кое-как огляделся, ничего не соображая и не понимая.

Я сидел все в том же кресле все в той же комнате, которая была моим единственным пристанищем в этом мире, и за окном было темно, а в комнате горел свет, и пол действительно был покрыт слоем воды, как в фильмах про Апокалипсис. Повсюду валялись осколки разбитого зеркала, мертво шелестел полосами помех экран телевизора — видимо, все программы уже давно закончились.

Черт, вяло подумал я. Откуда взялось столько воды? Или это — продолжение бреда?

Но главное было не это.

То, что я под кайфом воспринимал как громовые раскаты, на самом деле оказалось сильными, тупыми ударами в дверь. Кто-то ломился ко мне среди ночи. Зачем, интересно?

Я с трудом поднялся с кресла и пошлепал в прихожую, как по мелководью на пляже. Выбравшись в коридор, я наконец разгадал первую загадку.

Вода, оказывается, лилась через низенький порожек санузла, и тогда я вспомнил: кран... вентили... моя борьба с этой сантехникой... Значит, пока я пребывал в нирване, вентиль в стояке окончательно сорвало напором, и вода хлынула потоком.

И что теперь делать?

Я сделал неосторожное движение и чуть не растянулся, поскользнувшись на мокром линолеуме. Попытка восстановить равновесие мгновенно отдалась болью в висках.

Что же мне делать, что?!

Ага, наверное, надо в первую очередь разобраться с неизвестными буянами, которые вот-вот сорвут с петель входную дверь.

Однако снаружи оказалась целая толпа соседей во главе с уже знакомым мне участковым, который на этот раз был не в форме, а в спортивном костюме и шлепанцах на босу ногу.

Стоило мне приоткрыть дверь, как на меня обрушился поток возмущенных воплей и ругани.

Голова болела так, что я не в силах был оказывать какое бы то ни было сопротивление своим обидчикам. Даже вербальное.

Я только бессильно прислонился плечом к дверному косяку, чтобы не упасть.

Наконец участковый поднял руку и гаркнул:

— Тихо, граждане! Расходитесь по домам! Главное — что он наконец-то открыл дверь. Сейчас подойдет водопроводчик, и мы все сделаем...

— А за протечку кто будет отвечать?.. А когда воду дадут? — продолжали галдеть люди на площадке. — Да у этого алкаша небось и денег-то нет!.. Да его вообще надо выселигь отсюда! За сто первый километр — как в старые добрые времена! Тунеядец!.. Не работает нигде, только пьет да оргии по ночам устраивает!..

— Спокойно, спокойно, — сказал участковый. — Мы тут разберемся с молодым человеком... Ну, где там водопроводчик?

— Идет, идет, — сказали откуда-то с нижней части лестницы.

— Ну, все! — решительно объявил участковый. — Спектакль окончен, идите спать! А те, кого залило, утром с заявлениями — в ДЕЗ... — Он мрачно покосился на меня. — Пошли смотреть, что там у тебя случилось... сирота казанская...

Мы вошли в комнату, расплескивая волны, и Курнявко (только теперь я вспомнил фамилию участкового) удрученно протянул:

— У-у-у...

Я думал, что он имеет в виду потоп, но оказалось — другое.

Участковый резво наклонился, что-то поднимая с поверхности воды. В руке у него был одноразовый шприц из моих загашников.

— Ты что — колешься? — спросил Курнявко.

— Ага, — с каменным лицом согласился я. — Врачи витамины прописали.

— Внутривенно? — ехидно поинтересовался участковый.

— А пероральный способ применения мне уже не помогает.

— Ясно, — сказал он, аккуратно пряча шприц в карман, и вдруг хохотнул. — Прямо как в том анекдоте... Приходит старушка на прием к начинающему врачу. Ну, медик ее осмотрел, а потом говорит: «Есть одно хорошее средство, бабушка... Вы как предпочитаете его принимать: внутривенно или перорально?» Старушка испугалась: «Конечно, внутривенно, сынок! Стара я уже для извращений-то»...

Курнявко по-хозяйски сел в мое кресло и великодушно предложил:

— Да ты проходи, не стесняйся. Головка-то небось бо-бо?

— А вам-то что? — пробурчал я, бессильно плюхаясь на диван.

Он пожал плечами.

— Мне-то, конечно, ничего. Только ведь жалко тебя, стервеца... Погубишь ты себя, Альмакор Павлович, как пить дать — погубишь... Сегодня свою квартиру и три этажа под ней залил, а что завтра устроишь? Пожар? Или в окно выпрыгнешь?

— Не дождетесь, — мрачно возразил я.

В прихожей послышалась шлепанье ног, и хриплый мужской голос осведомился: «Хозяева здесь?»

— Здесь, здесь, Коля, — откликнулся участковый. — Ты там давай, делай свое грязное дело. А мы тут пока побеседуем...

Коля, что-то бурча себе под нос, проследовал в направлении санузла, и вскоре оттуда донеслось звяканье металла о металл.

— Ну, что? — спросил меня Курнявко, меланхолично разглядывая залитый водой пол. — Как будем дальше жить?

Я ограничился легким пожатием плеч. Мол, на дурацкие вопросы не отвечаю.

Но участковый не унимался.

— Я имею в виду, — пояснил он, — что отныне тебе все-таки придется изменить свой образ жизни, хочешь ты этого или нет... Я не знаю, на какие средства ты существовал до этого, но теперь тебе предстоит выложить кругленькую сумму за ремонт — если не своей квартиры, то квартир соседей снизу. Есть у тебя на это деньги, Ардалин?

Я упрямо молчал.

Он вдруг подался ко мне и, пытаясь заглянуть в мои глаза, предложил: