Профилактика - Ильин Владимир Леонидович. Страница 80

Бог ты мой, подумал я. Вот что значит — провинция-матушка. Ни факса тут у них нет, ни других современных средств связи. Теперь придется переться на своих двоих в собес, потом — к участковому...

Так оно и вышло.

В итоге, я угрохал на всю эту сложную оперативно-розыскную деятельность уйму времени и получил нужные мне сведения только часа в два дня.

Участковый милиционер района Шихино был занят тем, что чистил выгребную яму в уборной своего дома, расположенного в том же поселке.

— Да, есть такой человек, — сказал он, выслушав меня. — Олег Богданов, семнадцатый дом по Совхозному переулку... Только он не глухонемой, а просто немой, причем не с детства. С детства-то он немного притыренный. А язык у него в прошлом году отнялся. Тут такая история приключилась. Вообще, Олег этот — парень молодой, по-моему, ему ещё восемнадцати нет. Рос без родителей: сначала мать его растила, безотцовщину, а потом и мать куда-то на заработки в дальние края подалась, оставив сыночка на попечение бабки Полины. И еще у Олега сестра была, года на три его старше. Она в вокзальном ресторанчике официанткой подрабатывала. Девка, конечно. видная, не то что Олег... Ну, кто-то на нее глаз и положил. Только по-хорошему не захотели ухаживать, а подкараулили поздно ночью, когда она со смены возвращалась, да и изнасиловали прямо под забором в канаве, недалеко от переезда. И удушили бельевой веревкой... Расследование виновного не выявило, и дело так и висит до сих пор... А Олег от потрясения в одночасье дара речи лишился. Первое время бабка его к врачам водила, но они только руками развели — со временем, говорят, может пройти. А может — и нет... Психологический шок, сказали... А в том году Олег как раз школу закончил с грехом пополам. Работать идти никуда не захотел. Однако ж жить на что-то надо, одной бабкиной пенсии маловато на двоих. Вот он и устроился коров пасти — те, у кого в поселке скотина есть, сбрасываются каждый месяц да платят ему. Небось он и сейчас в поле со скотом гуляет...

— Далеко это отсюда? — спросил я.

— Да нет. — Участковый взмахнул рукой. — Вот сейчас до конца улицы пройдете, свернете налево, и так все прямо идите и идите. Перейдете по мостику через речку, там будет большое поле с прудами... раньше это карьеры были, потом их водой заполнили... Вот на этом поле и увидите Олега со стадом.

— Что ж, спасибо.

— Если не секрет, зачем Олег вам понадобился? Натворил что-нибудь?

— Ага, — сказал я с каменным лицом. — Еще как натворил!

— Может, тогда мне с вами сходить? — предложил участковый.

— Спасибо, не надо, — сказал я. — Я с ним просто побеседую.

Однако, перейдя через речушку, протекавшую за поселком, по хлипкому дощатому мостику, я, сам не зная зачем, достал из подмышечной кобуры пистолет, снял его с предохранителя, взвел курок и переложил в боковой карман куртки. Пистолетом снабдил меня Ивлиев. «Может, пригодится», — предположил он, и тогда мне стало смешно: если мне удастся найти Всемогущего, то угрожать ему пистолетом — все равно что пугать взрослого человека игрушечным ружьем.

Дорога выделывала замысловатые кружева на широком поле. Тут пахло свежескошенной травой и пылью. Я тащился под жарким солнцем, обливаясь потом, и думал об Олеге Богданове.

Собственно, в тот момент меня занимали только два вопроса: действительно ли этот пастух — тот, кто мне нужен, и как узнать, обладает ли он паранормальными способностями? Потом всплыл и третий вопрос: раз этот парень — немой, то как мы с ним будем общаться — письменно, что ли? Хорошо, если у него есть чем писать и на чем писать, потому что у меня в карманах не завалялось ни клочка бумаги, если не считать удостоверения профилакта.

Может быть, лучше отложить этот разговор на потом, а пока попросить Тютёва установить за Богдановым тайное наблюдение?..

Тут до меня донеслось мычание, и я увидел, что поворачивать уже поздно.

Справа от дороги начинался небольшой перелесок, и на его опушке паслись коровы. Стадо было небольшим — десятка полтора голов, не больше. Пастух сидел в тени высокой березы и внимательно смотрел на меня.

Он был худым и сильно загоревшим. Однако одет был не так, как я представлял себе деревенских пастухов. На нем было не одеяние, состоящее из предметов воинского обмундирования, а чистая белая рубашка и вполне приличные брюки (по-моему, даже с наглаженными стрелками). На ногах — не болотные или кирзовые сапоги, а крутейшие кроссовки «Рибок», правда, успевшие почернеть от дорожной пыли.

Словом — обычный городской парень.

Только подойдя ближе, я осознал наличие двух несоответствий.

Во-первых, у Олега (в том, что это был он, я уже не сомневался) не было с собой кнута, этого непременного пастушеского атрибута, и я спросил себя, как он управляет стадом, если не в состоянии прикрикнуть на какую-нибудь капризную буренку.

А во-вторых — глаза Богданова. Я не мог определить точно, что мне в них показалось странным, но у обычных людей таких глаз не бывает. Они были словно взяты с портрета работы девятнадцатого века, когда живописцы старались добиться эффекта «живого персонажа». Взгляд их был одновременно и пронзительным, и в то же время заторможенным, а поэтому пугающим.

И еще одна деталь: опершись спиной на ствол дерева, мальчишка сидел и читал какую-то толстую книгу. Обложки и корешка ее не было видно, но по пожелтевшим страницам и ветхому переплету можно было сделать вывод, что книга — очень древняя и явно не художественная, потому что текст в ней шел сплошняком, длинными абзацами, без вкраплений прямой речи героев.

— Здравствуй, Олег, — сказал я, подойдя к парню вплотную. — Я хотел бы с тобой поговорить. Не возражаешь?

Он взглянул на меня, не мигая и не шевелясь. Во взгляде его почему-то не было ни удивления, ни интереса ко мне.

— Извини, — продолжал я, — я знаю, что ты... что ты не можешь говорить, но если тебе не на чем писать, можешь отвечать мне с помощью жестов — я постараюсь понять...

Олег долго и безучастно разглядывал меня, а потом неожиданно открыл рот, и я оторопело услышал, как он произносит, тщательно выговаривая слова, словно взвешивая их на незримых весах:

— А кто ты?

Вот тебе и немой! Если верна моя версия насчет того, что ржевский волшебник прибегал к открыткам, чтобы выразить свои пожелания, потому что не мог изъясняться иным способом, то этот притворщик может не иметь никакого отношения к моей миссии.

— У-у, — вслух протянул я, — кажется, я ошибся. Ты действительно Олег Богданов?

— Я первым спросил, — немного по-детски возразил пастух. — И я хочу, чтобы ты назвал себя и сказал, зачем я тебе нужен.

И вот тут произошла первая странность.

Дело было даже не в том, что он обращался ко мне, как к равному, хотя мог бы быть вежливее с незнакомцем, который старше его лет на десять.

Я вовсе не собирался открывать все карты этому любознательному пастушку. Пока я шествовал по полям да лугам, у меня созрела вполне приличная легенда насчет того, что я — новый следователь прокуратуры, который расследует убийство сестры Олега, и потому имею право задавать любые вопросы, в том числе и такие, которые показались бы не относящимися к этому делу.

Однако не успел я и глазом моргнуть, как губы мои зашевелились сами собой и принялись выдавать все подробности моей секретной миссии. Я попытался вернуть себе власть над «врагом своим», но мышцы лица словно свело судорогой, и язык продолжал выбалтывать сокровенные тайны Профилактики, и все это смахивало на гипноз без предварительного усыпления.

С внутренним ужасом я слышал, как рассказываю этому коровьему вожаку и про наши поиски Всемогущего, и про анонимные письма, и про мои подозрения на его счет.

Теперь-то я понял, почему парню был не нужен кнут, чтобы управлять стадом. Да у него коровы, наверное, ходили по струнке, как роботы! И не только коровы...

И мне стало страшно. Теперь я уже не сомневался, что этот любитель старинных книжек действительно — Всемогущий. И достаточно ему произнести одно-единственное слово, как невидимая сила сотрет меня в порошок, не оставив и следа. Или я напрочь забуду, зачем приезжал в Ржев. Я был в полной власти пастуха, и не допрашивать его уже было надо — разве марионетка вправе допрашивать своего хозяина? — а лишь просить его открыть мне правду.