Непозволительные удовольствия (СИ) - Лётная Марина. Страница 13

Так гадко. Я значительно отдалился, но не теряя Мишель из виду. Раньше мне было ровным счётом плевать на женские чувства, но эти слёзы вызывали болезненный в теле страх. Рот сковало непривычной раздражающей неуверенностью, кожа похолодела: что я могу сказать полезного Мишель? И так уже сполна высказался… Нет надобности в никчемных успокаивающих фразочках озлобленного безмозглого грубияна, потому что мне нечего ей больше предложить.

Мишель вдруг свернула на перекрёстке вниз, резво устремляясь в сторону внезапно обретённой цели. Требовательные лёгкие холодными рывками воздуха обдирали горло: угнаться за брюнеткой теперь казалось непосильной задачей. Что-то вспомнила или, наоборот, бежала, куда глаза глядят, да так неожиданно, что я поначалу опешил, но решил довести дело до конца. В пути я всё ещё бессвязно обдумывал, какими словами начну разговор. Но пока Мишель только отдалялась, демонстрируя мне прекрасную физическую подготовку, петляя между толпами прогуливавшихся молодых людей в свете алого садящегося солнца. Мы бежали с горки по спуску, и колени неприятно гудели от твёрдого сопротивляющегося под стопами асфальта. Перед глазами пролетали улицы, и я с трудом пытался обозначить ориентиры, чтобы запомнить адрес. Вдруг, ещё пригодится.

Десятиминутная пробежка привела девушку на тихую пустую улицу, явно ей знакомую, и мне пришлось задержаться в переулке, чтобы отдышаться, собраться с тревожными мотыляющимися в черепной коробке мыслями. Я вынырнул светлой головой из-за угла, наблюдая, как Мишель застыла у лестницы одного из неприметных пошарпанных домов, тяжело вздымая грудь и встряхивая спутанные густые волосы на плечах. Убежала от меня, как бешеная лань! Она принялась размазывать по раскрасневшемуся припухшему лицу уже редкие слёзы, протёрла глаза и устало села на скамью около входа, нетерпеливо вглядываясь в окна. Значит, кого-то ждала.

Сейчас её взор мог быть направлен на меня, и чтобы не стать раскрытым в своём непреднамеренном шпионаже, я полностью исчез за холодной каменной стеной, приводя слух в максимальную чувствительность. К кому может прибежать девушка в слезах? Мишель поселилась в студии, значит, с домом у неё проблемы, как и с близкими людьми, раз не у кого переночевать…

Кожу спины и шеи неконтролируемо окатили мурашки, когда я услышал детский голос. Что-то неразборчивое, вроде бы, радостное. Слишком тихо.

Я не удержался, чтобы выглянуть одним глазом, но потом полностью выступил из-за угла, потому что Мишель стала всецело увлечена присутствием небольшого роста тёмненькой девочки. От немого удивления и необъяснимого душераздирающего сожаления я накрыл приоткрытый рот ладонью. Девочка и хореограф были так похожи, как две песчинки с пляжа Сан-Франциско. Непредвиденное открытие далось мне ценой огромного разочарования. Я сам не понимал, почему расстроен, почему живот прострелило и неприятно стянуло от сожаления и горечи. Ладони похолодели и сомкнулись в кулаки, пока моё не смиряющееся сознание упорно искало иные объяснения увиденному.

Мишель обнимала девочку, гладила по шёлковым как у неё самой волосам, усаживая к себе на руки, целовала в розовые щёки, грустно щебеча ей какие-то милости на ухо ― не знаю, о чём разговаривают мамы с маленькими дочками, но девочка улыбалась, перенимая во взгляде такую же печаль, как у Мишель, с аутентичной подлинностью. Это была её дочка…

Мне захотелось уйти. Сделать ноги. Так, как бежала Мишель пару мгновений назад, скрываясь за частыми однотипными поворотами.

Или отмотать на минут десять назад и не идти за ней вслед, чтобы не знать Мишель, как открывшуюся мне влюблённую девушку и маму маленькой дочки в качестве одного человека. Грудь сдавило, словно жестяную банку из под пива сложили гармошкой, и я опустился на землю, хороня на неопределенное время лицо в ледяных ладонях.

А ведь я действительно на миг подумал, что мог бы её заполучить. Может что и вышло бы даже после всего того, что наговорил.

Отрывками доносились их голоса: гибкий и спокойный, и звонкий, совсем иногда сдержанно смеющийся. Мне не представлялось возможным разобрать их разговор, и в какой-то момент я завязал свой внутренний диалог. "Молодая девушка с ребёнком, должно быть, самое ответственное существо на планете? Или безответственное? Она что, залетела в школе? Ну это и не показалось бы мне удивительным ещё сегодняшней ночью…" Больше я не мог думать ни о чём, кроме, как о Мишель и ребёнке, как о неприятной проблеме, обузе в её жизни. И в моей тоже. Ведь, оказывается, последний месяц я только и занимался тем, что мысленно отлюбливал Мишель в разных позах или вёл нравоучительные монологи. И даже, когда желанный план сам собой претворился в жизнь, мои мысли не покидал хореограф.

Ну надо же, как проблема решилась сама собой. Не нужно извиняться, не нужно подбирать слова и взращивать надежды, ведь у неё есть ребёнок. Я здесь буду явно лишний. Так я уговаривал себя, как только мог, что ничего сверхъестественного не произошло, но от чего-то всё глубже уходил в угрюмые размышления, облокотившись о стену в подворотне.

― Долго тут сидишь? ― её удивлённый и рассерженный взгляд явно смягчался встречей с дочерью. Мишель сложила руки на груди, стоя надо мной, и я заметил как непривычно после слежки смотреть в её мрачные заплаканные глаза с такого близкого расстояния.

― Шёл за тобой, когда ты выбежала… ― голос прозвучал так серьёзно и печально, будто мы встретились на похоронах. Я достал пачку сигарет, не поднимаясь с холодного асфальта. ― Будешь? ― она нерешительно кивнула и медленно опустилась рядом, сторонясь случайных прикосновений. В ход пошла зажигалка.

― Я просто… ― Ком в горле коверкал голос, задерживая извинения в горле. ― Хотел…

Мишель прикурила и отвернулась в сторону тихой проезжей части, глубоко втягивая расслабляющий горький вкус тлеющей сигареты. Я почувствовал себя пустым местом.

― Извини, Мишель… ― мне стоили эти слова вывернутой наизнанку, как мне казалось, не существующей души. Ещё когда мы сломя головы бежали по улицам, я был готов предложить ей пожить у меня, чтобы искупить вину за отвратительное поведение, но ребёнок… ― Это твоя дочка?

Девушка упрямо отмалчивалась и не собиралась изливать душу, не удосужившись даже кивнуть. Внутри всё похолодело с новой силой.

― Теперь я догадываюсь, зачем тебе выигрыш… ― Неловкая тишина выдавала волнение обоих, от чего непонимание разрасталось до чудовищной величины. Мишель докурила сигарету и потушила о кирпичик, а я так и не приступил к поглощению никотина, пристально всматриваясь в её искусанные чувственные губы. Она снова неожиданно резко встала и побрела в обратную сторону, откуда мы прибежали. Я потянулся следом, не понимая, чего ещё ожидать. Но теперь извинения давались мне гораздо легче.

― Мишель! Я обидел тебя! Прости… ― Девушка упорно шла вперёд. ― Я совсем тебя не знал! Осудил тебя, возненавидел непонятно за что! А на самом деле… ― Она тихо жалобно всхлипнула, и я понял, что опять говорю что-то лишнее.

Хореограф вдруг развернулась ко мне лицом, остановившись посреди пустой улицы, и мне пришлось столкнуться лицом к лицу с её мокрыми от свежих слёз серыми глазами. В который раз за день мне стало невыносимо страшно до рефлекторного озноба и вспотевших ладоней.

― Я буду надеяться, что в команде наступит перемирие. Нам нужна победа.

― Больше такого не повторится, ― зачем-то потянулся за её тоненькой маленькой рукой, но девушка осеклась. Похоже, мне стало нравиться лезть на рожон и чувствовать, как Мишель холодна и неприступна, доводя мой организм до трепещущей материальной боли и истощения от невозможности легко завладеть её прикосновением.

― Завтра как ни в чём не бывало. Как месяц назад, ― она шумно сглотнула слюну, выжидая мою реакцию. Я нехотя кивнул, но вдогонку отворачивающейся девушке вдруг выпалил очередную нелепость.

― Я не смогу, как месяц назад… Всё время думаю о нашем сексе… ― Мишель неконтролируемо дёрнулась, и я даже со спины ощутил, как прикрыла вздрагивающие опухшие веки. Я делаю тебе больно, не могу остановиться. Даже до конца не уверен, что могу что-то обещать, узнав твой маленький несносный секрет, ведь я избегаю и простых человеческих отношений, не говоря уж об отношениях со взрослой самостоятельной женщиной, воспитывающей ребёнка.