Вредность не порок - Ильина Лариса Анатольевна. Страница 13
Мы вздрогнули и переглянулись.
– Ирка, – сказала я, – тебе не кажется…
– Кажется, – ответила она, – бежим!
Мы подхватились с места и, опережая налетевший порыв ветра, рванули к веранде. Едва мы успели захлопнуть за собой дверь, как по стеклам застучал дождь.
– Ну и лето, – буркнула подруга, – то жара, то холод!
– Ирка, – опомнилась я, – телогрейки-то мы не взяли!
Она досадливо крякнула, хлопнув рукой по боку. Покосившись на залитое дождем стекло, махнула рукой.
– Ладно, дядька с тетей Леной все равно завтра утром уезжают, не заметят. Я с утра в город с ними поеду, ресторан на вечер закажу, да мне к врачу надо, – она оглянулась на меня, – надеюсь, ты не собираешься сейчас бежать домой?
Я вздохнула, представив, что скажет завтра Стас, если обнаружит мое отсутствие, и покачала головой:
– Конечно, нет.
– Вот и правильно, – обрадовалась Ирка, – пошли спать!
Укладываясь рядом с подружкой на диван, я поинтересовалась:
– Вы во сколько встанете?
– Не знаю, – беспечно отозвалась та, заразительно зевая, – тетя Лена разбудит!
Я проснулась от холода и не сразу сообразила, где нахожусь. Повернувшись на бок, наткнулась на дорогую подругу, бесстыдно замотавшуюся в общественное одеяло. Протянув руку, я взяла со стула свою футболку и быстро надела. Футболка была холодной и сырой, мне стало совсем зябко, и я предприняла попытку вытащить из-под Ирки одеяло. Мероприятие успехом не увенчалось, я плюнула и встала.
Взглянув на часы, почесала в затылке, понимая, что, коль уж проснулась, самое разумное было бы отправиться домой Время четыре, бабка и та еще спит. Я торопливо оделась и подошла к окну. Дождь кончился, о нем напоминали только мокрые листья да лужи. Небрежно размытое лиловой акварелью небо стремительно светлело, солнце, встающее в бледных сиреневых облаках, щедро добавило рассвету струящиеся золотые потоки. Не каждый день такое увидишь. Так что, рассудила я, во всем есть свои положительные стороны.
Однако, прежде чем выйти за калитку, я не удержалась и, обхватив себя за плечи руками, чтобы не особенно дрожать, дошла до брошенных телогреек. Они промокли насквозь, я с трудом подняла их и шагнула ближе к забору. В сердце что-то слабенько екнуло, но, вопреки ожиданиям, картина передо мной предстала та же: машины, темный дом и пустой двор. Я почему-то расстроилась.
Вернее, я знала, почему, но признаваться в этом не хотелось даже самой себе. Я надеялась увидеть Ефима.
– Дура, дура, дура ты, – тихонько пропела я, – дура ты проклятая… У него четыре дуры…
По дороге к калитке я пристроила телогрейки сушиться, стараясь повесить их так, чтобы они не попались на глаза уезжающим Иркиным родственникам.
Несмотря на ранний час и все мои старания, по дороге домой мне повстречалась пара местных жителей, с которыми пришлось здороваться. Удивление, написанное на их лицах, навело меня на мысль о том, что им теперь будет о чем посудачить, гадая, откуда это могла возвращаться в такое время незамужняя учительница младших классов.
Добравшись наконец до родного порога и продрогнув окончательно, я на цыпочках вошла в горницу. В доме было абсолютно тихо, если не считать тюканья ненавидимых мною скрипучих старинных ходиков, с которыми бабка никак не соглашалась расстаться. Я облегченно выдохнула и пошла к себе, но потом передумала и, осторожно приоткрыв дверь, сунула нос в комнату Стаса. Через секунду я готова была заорать в голос: Стаса там не было. «Все, – похолодела я, – полный капут…»
В этот момент на лестнице послышались шаги, и я в мгновение ока убралась к себе. Прильнув ухом к замочной скважине, я услышала, как кто-то вошел в горницу, и по громкому зевку опознала исчезнувшего Стаса. Он прошел прямо к себе, волоча за собой ноги, словно пенсионер, и я сообразила, что он всего-навсего ходил в туалет. Возрадовавшись, что не столкнулась с ним, я стянула футболку, развернулась, намереваясь плюхнуться в теплую постельку, и увидела, что в ней, сложив ручки на груди, сладко посапывает Володя Савченко. Я скрипнула зубами, с трудом воздерживаясь от высказываний, и некоторое время смотрела на спящего мальчика. Мальчик был, правда, длиной как раз с мою кровать, однако из-за этого он не переставал быть ребенком, и будить его я, конечно же, не стала. Уныло глянув на будильник, я решила, что если разбудить Вовку через полчаса и напоить его чаем, то он вполне успеет на шестичасовой авто-. бус. Я натянула свитер, подумала, взяла еще плед и устроилась на стуле возле окошка. Положив локти на широкий подоконник, я следила за утренней разминкой птиц в небе и раздумывала о превратностях жизни.
– Эй, Корона Российской Империи! – Я вздрогнула и чуть было не свалилась со стула на пол, потому что правый бок онемел окончательно и на сигналы мозга не реагировал. – Знал я, что ты с чудинкой, но чтоб настолько…
Я заскребла ногтями по подоконнику, силясь встать на ноги, но мои попытки, подозреваю, выглядели весьма жалко, шея тоже одеревенела, и единственное, на что я была способна, так это достойно отвечать.
– А ты – Тюбетейка Туркменской Федерации, – отозвалась я, глядя в окно, поскольку другого выбора у меня просто не было, – шибко умный…
Отлепившись наконец от подоконника, я встала и вдруг увидела под локтем сложенный вчетверо лист бумаги. Я судорожно скомкала его, пытаясь незаметно от Стаса запихнуть под свитер. Совершив к тому моменту поворот на сто восемьдесят градусов относительно подоконника, я увидела, что постель моя пуста, а повернувшись еще на девяносто, смогла разглядеть Стаса, стоящего в дверях в весьма эффектной позе.
– В кровати тебе уже не спится?
– Не-а, – протянула я, энергично растирая шею и гадая, куда же мог деваться мальчик и был ли он вообще. – А время сколько?
– Девять, – отозвался Стас, – Степанида Михайловна в город уехала… Неужели всю ночь за подоконник держалась?
– Держалась… Вот что, выйди-ка, мне одеться надо! – Я решила на всякий случай заглянуть под кровать, к тому же очень хотелось прочитать записку.
– Зачем тебе одеваться? – продолжал отсвечивать Стас. – Ты уже одета…
– Стас, – повысила я голос, – выйди!.. Пожалуйста…
– Подумаешь, – сказал он, – очень надо!
И закрыл дверь. Я тут же сунулась под кровать, но там было пусто. Тогда я вытащила из-под свитера бумажку, развернула и прочитала:
«Спасибо! До свиданья!»
– Тьфу ты! – плюнула я в сердцах.
Значит, Вовка просто-напросто проснулся раньше и ушел, пока все еще спали… А вдруг его Стас видел? Нет, не может быть, он бы не промолчал, не вытерпел. А бабка? Эта уж точно такой бы хай подняла, что чертям тошно стало бы. Выходит, пацан смылся незаметно, вот и хорошо. Скомкав лист, я бросила его в корзину. Но, подумав, достала и разорвала на мелкие кусочки. В нем, собственно, ничего криминального не было, но мало ли!
Я теперь пуганая.
Позавтракав, я сняла висящий на стене календарь и, усевшись возле окна, стала прикидывать, в какой день неплохо было бы съездить на работу. В конце месяца у нас две экскурсии, и вопросы транспорта лежали на моей совести. Конечно, никаких проблем с транспортом не ожидалось, но неплохо все же подготовиться заранее.
– Стас! – крикнула я. – Ты что делаешь?
– Читаю, – недовольно отозвался он, и я тут же поняла, что сегодняшний день ничем не хуже других.
– Мне в город надо, я поехала!
Как я и ожидала, через минуту в горнице появился Стас, держа в руке толстую книгу с закладкой из конфетного фантика.
– Чего это вдруг?
– Ничего не вдруг! В школу надо заехать. А вечером Ирка нас в ресторан пригласила, так что не буду время терять, поеду прямо сейчас, – я глянула на ходики, – автобус через двадцать минут. Ты отдыхай, не стесняйся.
Стас посопел немного, сунул книгу на полку и пошел в свою комнату. Минут через пять вышел переодетый и причесанный.
– А ты что, прямо так поедешь? – он ткнул пальцем в мой халат. – Иди переодевайся!