Цена моей жизни (СИ) - Морриган Адалинда. Страница 30
Войдя в кабинет, я старалась удерживать на лице улыбку. Я очень хотела получить работу.
Мужчина поднял на меня голубые глаза, и указал на стул.
-Прошу садись. Я Михаил Петрович. Зав.Отделением восьмого крыла.
Я протянула ему свое резюме и села на большой стул. Я попыталась расслабиться, но это было невозможно сделать.
- У меня уже есть копия вашей трудовой книжки. - Он сделал паузу. – Вы приняты.
Я в шоке уставилась на него.
- Но вы даже не поговорили со мной.
- Я уже узнал о вас всё, что нужно. У вас есть все необходимые навыки.
-Хорошо, наверно... - мне потребовалась несколько секунд, чтобы прийти в себя.
Мужчина встал и протянул свою руку. Я вложила свою руку в его большую ладонь для крепкого рукопожатия. Тут же он разжал пальцы и быстро отступил.
- Прошу, пройдёмте. -я взяла свою сумочку и покинула офис вместе с начальником.
В восьмом крыле, прямо перед мной в коридоре на стене висели большие круглые часы. Какая огромная разница произошла с этим еще совсем недавно молчаливым таинственным зданием. Теперь везде хлопали двери, слышались голоса, свистели утренние сквозняки...
В широком коридоре пока было светло и пусто. Двери в секционные еще не открывали со вчерашнего дня, и таблички с веревочными петлями, как в отелях, с надписями «Просьба соблюдать тишину. В секционных работают, а не болтают». В молчании мы миновали остаток коридора и начали подниматься по лестнице.
Мы остановились возле первой палаты. На ней была табличка с инициалами.
- Мы в восьмом крыле, значит непростые больные. Вот например эта девушка ,за которой будешь присматривать. Ей требуется больше разговаривать . У неё постоянный страх за свою жизнь.
-Я должна разговаривать с ней?
-Главная твоя обязанность сейчас-диагностика. Общаться с пациентами и разбираться в чём именно состоит нарушение мышления в том или ином случае, чтобы психиатру потом было легче поставить диагноз.
-Хорошо. Я поняла.
-Очень хорошо, Анастасия Васильевская. - Михаил Петрович повёл меня дальше, по широкому коридору.
На каждой двери были таблички с инициалами. Возле одной двери, я в ступоре остановилась.
-Михаил Петрович?
-Да? -поднял брови зав. Отделения.
- Можно узнать ,об этом пациенте. Что с ней?- я указываю на табличку с именем «Алексеева Людмила Витальевна».
Глава 21
Анастасия
- Я не знаю кто она. Она здесь уже больше пятнадцати лет. Что я знаю , эта женщина бывшая наркоманка. -сказал Михаил Петрович внезапно охрипшим голосом и сделал шаг навстречу.
-То есть как? Она же должна быть , насколько я знаю,в другом отделение. - я холодно посмотрела на его. - Как вы это допустили ?
Мои зубы прикусили нижнюю губу, но я заставила себя быстро прекратить это, раздражённая своей привычкой, которую не могла побороть.
- За ее лечение хорошо платят. Пока есть деньги я молчу, у неё почти нет посетителей, только раз в месяц, в одно и то же время.
-Как годовщина - я скрестила руки на груди. - Она здесь как в тюрьме.
-Можно и так сказать. Она медленно умирает.
Мне стало жалко женщину, кем бы она не была. Я глубоко вдохнула и выдохнула. Жизнь была так несправедлива. В чем виновата эта женщина, в чем ее вина ,что она в таком состоянии? Я буду приходить сюда максимально часто, чтобы она могла знать , что не безразлична.
Я вошла в палату. Мой взгляд опускается на лежащую на больничной койке женщину.
Женщину с посеребренными волосами и немного морщинистым лицом, которое когда-то точно можно было назвать красивым, особенно, из-за ее полных губ. Мне не хочется пялиться, но именно это я и делаю.
-Кто здесь ?- начинает она, и я вижу, что женщина с трудом пытается сформировать слова: губы изгибаются.
-Эмм...Я ваш новый лечащий врач. Меня зовут Анастасия.
- У меня нет врача. Я всегда одинока - произнесла она. Я приближаюсь на пару шагов, так далеко, насколько мне позволяет смелость. Этого хватает, чтобы почувствовать слабый запах мочи, знакомый мне по домам престарелых, пациенты которых больше не в состоянии контролировать свои мочевые пузыри.
Женщина поворачивает голову набок и просто смотрит в окно.
-Она страдает от болезни Альцгеймера, последней стадии. -разрывает тишину доктор. -есть ли смысл тут ее содержать. Лучше ей не станет, зачем тогда тратить деньги впустую. Пустая трата денег.
Я не смогла больше находиться в этой палате, где пахнет смертью. То что она скоро умрет, у меня не было сомнений.
Пустынный холл разом наполнился звуками. Как крышка диковинной табакерки, распахнулось окошко в торцевой двери, и чья-то кудрявая физиономия с по-клоунски нарумяненными щеками высунулась из него. Раскрылась сама внутренняя дверь, выпуская больных. В холл выкатились четыре тетки в разноцветных одеждах – в цветастых халатах, в разношенных трениках, в дешевых кофтах с растянутыми рукавами.
Торцовая дверь с окошком еще раз открылась и выпустила в холл новую больную. В узеньком сарафанчике, в черных кожаных тапочках, с двумя косичками на прямой пробор, прикрытых треугольником шелковой косынки, изящная девушка шла, ступая по-балетному, будто летела, слегка откинув назад руки. Глаза ее были широко раскрыты и глядели вперед, туда, где она видела что-то очень хорошее, доступное и понятное ей одной.
Мой кабинет казался эталоном минимализма шестидесятых.
«Это от бедности или от особенности вкуса?» – спросила себя , когда Михаил Петрович пригласил ее ознакомиться с историей болезней.
Широкое окно, тоже с решеткой, было раскрыто. При каждом дуновении ветерка металлические спиральки с крошечными колокольчиками, привешенные к люстре, издавали мелодичный звон. На журнальном столике (лакированная панель с тонкими ножками) стоял наготове электрический чайник. Дорогой письменный прибор, явно чей-то подарок, соседствовал на письменном столе с круглым аквариумом.
Михаил Петрович воткнул вилку чайника в розетку, открыл коробку конфет.
– Любишь сладенькое?
– В принципе, нет.
– Обрати внимание, наши больные все время сахар едят. Хрумкают, будто кролики.
-Эндорфинов им, наверное, не хватает. Гормонов радости.
- Ну да. – врач прищурился. – Так в женских журналах пишут. Муж у тебя есть? Жених?
«Он что, дурак?» – я подошла к низкому креслу, демонстративно уселась в него и картинно закинула ногу на ногу.
– Для чего этот вопрос?– Я взяла двумя пальцами из коробки шоколадную конфету, широко раскрыла рот и вложила в него конфету целиком, не раскусывая, медленно прожевала.
-Ты красивая девушка, можно сходить вместе в кино к примеру , я бы помог освоиться на рабочем месте. Рассказать что и как у нас здесь. - он сложил руки на рабочем столе.
-Простите, не интересно. У меня есть... То есть были отношения ,я пока не готова к новым . Сейчас на первом месте у меня только работа. -Я решила не кривить душой. – Психиатрия-это сложная, непонятная, малоизученная специальность. Вы должны меня всему научить...
– Чему это «всему»? – ухмыльнулся Михаил Петрович.
Я посмотрела на него, и немного покраснела:
– Психиатрии.
- А-а! Это не проблема...
К сожалением я вспомнила, что в моём дипломе было только три четверки против всех остальных отличных оценок – судебная медицина, «глазки», то бишь глазные болезни, и... психиатрия. Психиатрию изучали на пятом курсе, а она в это время уже вовсю дежурила в хирургическом отделении в ночное дежурство. Я вспомнила это так отчетливо, как будто все было вчера. Какое было счастливое время!
- Значит, запомни. Твои больные – с тридцатой койки по сорок пятую. Пока пятнадцать человек. Истории болезни на столе.
С этими словами он легко провернулся и вышел из ординаторской.
Дверь тяжело захлопнулась. За окном о чем-то весело просвиристела синица. Мне показалась, что она надо мной посмеялась.
Сидя в своём кабинете я пялилась в окно вместо того, чтобы заняться бумажной работой. Это было смехотворно. Прошло почти две недели с того момента, как я узнала что беременна. Две недели я не видела Фила. Как и где он?Что делает на данный момент. Все напоминало о нем. Повсюду.Я страдала. Страдала так сильно, что от его отсутствия болело все, даже зубы и десны.