Лекарь-воин, или одна душа, два тела (СИ) - "Nicols Nicolson". Страница 37

Уже устал тасовать кандидатуры с мысленной подготовкой каждому, в зависимости от личности, различных вариантов текста обращения, текста рассказа обо всем, случившемся со мной по пути домой. Устал от этого неимоверно, но мой выбор, в конце концов, пал на отца Павла, о котором я подумал в качестве первого по счету кандидата. Ходил в мыслях вокруг да около, но вернулся-таки к нему. Он единственный, кроме Герасима и архимандрита — настоятеля монастыря, оставшихся далеко позади, хорошо ко мне относился, был серьезным человеком, который может поверить в мой рассказ, а не отмахнуться от меня как назойливой злой осенней мухи. Он мог, используя свои церковные связи, отправить информацию в срочном порядке на самый «верх». Так тому и быть. Так тому и быть.

В село Лесное я пришел уже на закате, еще немного и солнце булькнулось бы с разбега в подернутый предвечерней дымкой горизонт, и сразу отправился к дому священника Владимира, у которого мы с отцом Павлом останавливались на постой по пути в монастырь. Отец Владимир постарел. Голова почти полностью белая, да и в бороде черных волос единицы. И те выглядят как инородные включения. Меня, естественно, он не узнал, но разрешил переночевать на сеновале, и даже теплой каши миску выделил с куском вяленой рыбы. Спасибо ему за это. Спал я крепко, после принятия решения я стал спокойнее и меня уже мало что тревожило, по крайней мере, в данный момент времени.

К Заречью я подошел во второй половине дня. В небе выстроилась длинная череда грозовых облаков, подул свежий ветерок с запахом недалекого дождя — как бы не попасть под ливень. Пока меня не омыло небесной водой со всем имуществом, спустился к реке Быстрой, делающей петлю за селом, качественно помылся и переоделся. Негоже являться перед глазами мамы босиком и в поношенной одежде. Должен предстать во всей красе. Слава Богу, он меня статью не обидел. Да и лицом я, ничего так, симпатичный, вроде, получился. Волосы тёмно-русые, глаза серые. О фигуре скажу: я стройный, с довольно развитой мускулатурой. По крайней мере, Клавдия Ермолаевна говорила, что девки на меня заглядываться будут обязательно.

Глядя на село с пригорка, под нависшими нешуточными грозовыми тучами, я, непроизвольно подумав о том, что и в этот раз опять появлюсь с грозой, пересчитал избы: все тридцать две на месте, только деревья вокруг подворий за эти годы подросли. И не удивительно, девять лет прошло, природа берет свое. Интересно мама меня узнает? Гадать не буду, приду во двор, сам увижу.

Подойдя к дому, увидел, что в целом все в порядке, однако же мужской руки требует — в этом я оказался прав. Там плетень покосился, там ворота в сарае слегка перекошены. Доски на крыльце от времени покорежило, и на крыше проблемы имеются. Оставил ранец на крыльце, пошел искать родственников.

Маму нашел в огороде, она возилась на грядках.

— Васечка, — бросилась мне на грудь мама. — Я знала, что еще доведется нам встретиться, знала и ждала. Как ты, сыночек мой? Вырост — то как! Ликом в отца пошел, только он был ростом пониже. Ой, совсем заговорила тебя. Пойдем, покормлю тебя с дороги, ты мне все и расскажешь.

Так, приобняв маму, прошел к избе. Пока мама отмывала руки, я вынул синий шерстяной платок, и накинул маме на плечи. Да, поторопился, нужно было сделать это позже, а то мама зашлась в рыданиях, приговаривая, что я такой хороший и внимательный. Мне немного стало не по себе, ведь столько лет я с ними не общался, даже письма никакого не отправил, хотя в эту сторону мимо монастыря частенько купеческие обозы ходили. Пристыдил сам себя.

Кормила мама меня горячим борщем с курицей, было и что-то похожее на пампушки с чесноком — забытый вкус! Сразу вспомнил первые дни пребывания в этом мире, и также вспомнил вкус маминого борща, которого отведал. Ничего не изменилось, мама вкусно готовит, как и прежде. Пока наливала борщ в большую глиняную миску, рассказала о Дашке. Сестренка замужем, обзавелась двумя детьми, девочками. Ее муж в прошлом году ходил османов воевать, был ранен в ногу и сломал руку. С ногой все хорошо, зажила, а вот рука до сих пор болит, по хозяйству управляется с большим трудом. Одно слово, увечный.

Съев весь борщ с пампушками без остатка, стал рассказывать маме о своем житье в монастыре и об успехах в лекарской науке.

— Сыночек, так может ты и Захара Дашкиного посмотришь? — вытирая слезу, сказала мама. — Мается дочка, жилы рвет, пытается все хозяйство на себе тащить, Захар одной рукой ни пахать, ни косить не может.

— Посмотрю обязательно, и, если мне по силам, постараюсь излечить, обещать ничего не могу, ибо все в руках Бога.

— А ты надолго в родной дом вернулся или насовсем?

— Если не прогонишь, то пробуду до осени.

— Упаси Бог. Кто тебя гнать будет? Ты здесь законный хозяин, все тебе принадлежит, ведь отец наш сгинул давно.

— А односельчане не станут противиться тому, что я вступлю во владение хозяйством, помнят, наверное, каким я был. Кто у нас сейчас староста?

— Старостой у нас сотник казацкий, Савелий, уважаемый человек. Он уже на порубежную сечь не ходит, у нас и в Ольховке за порядком присматривает. Ты его помнить должен, он к нам несколько раз приходил.

— Может и проходил, но лица его не помню. А как отец Павел поживает? Жив ли, здоров? Очень я ему благодарен за все заботы и науку, преподанную во время пути в монастырь — очень она мне пригодилась, вовек не забуду.

Сказав это, с замиранием сердца ждал ответ — вдруг отца Павла здесь нет, перевели в другой приход или что печальное с ним приключилось. А ведь вся надежда на решение проблемы с тайным посланием мною связана с отцом Павлом.

— Святой отец наш жив и здоров и по-прежнему наставляет свою паству на путь истинный, Божий. Ладно, давай спать ложиться, а завтра с утра пойдем к Дашке.

— Нет, мама, мне сейчас, безотлагательно, надо обязательно зайти к нашему священнику и посылочку передать срочную от настоятеля монастыря — так мне он наказывал, отправляя домой. Не могу ослушаться. Ты пока отдохни от домашних хлопот, не успеешь глазом моргнуть, как я возвернусь к тебе. Но если задержусь — не волнуйся, может статься, у отца Павла возникнут вопросы по этой передачке архимандритовой, иль по моей учебе в монастыре — хорошо ли его наставления исполнял, добросовестно ли науки постигал. Постараюсь обернуться побыстрее, а там как выйдет. На все воля Господа нашего!

— Конечно, конечно, сынок, иди, я подожду — больше ждала, потерплю еще немножко.

Я быстро преодолел расстояние до церкви, ничего и никого вокруг не видя — был занят своими мыслями, в сотый раз повторял в уме рассказ, приготовленный для нашего сельского священника.

Все оказалось гараздо проще, чем я себе это представлял. Отец Павел ничуть не изменился, несмотря на столько лет, прошедших с нашего путешествия в монастырь. Меня встретил с радостью, обнял, обхлопал со всех сторон своими крепкими руками. Обсмотрел с удивлением, ни слова не сказал, только удивленно охал, да крякал — так я ему глянулся спустя многие годы.

— Ну, сказывай, Василий, обо всем, что тревожит — чую, неспроста ты ко мне прибежал, не отдохнув толком с дороги. Что за грусть-печаль твое чело морщит? Об твоей учебе и чему научился, я знаю — в ответе за тебя перед Богом, так что у настоятеля интересовался периодически, и о твоих успехах наслышан. Я сам когда-то был воспитанником этого монастыря и отлично знаю, чему там готовят. Неоднократно выполнял различные задания церкви, ты не думай, что я всю свою жизнь провел в нашем приходе. Здесь я осел уже после тяжкого ранения. Не могу всего рассказать тебе, но ты мне можешь все доверить, что тебя тревожит, и как отцу святому и как своему старшему товарищу. Неужто влюбился в какую девочку, пока домой добирался, а? Признавайся, дело молодое!

— Если бы так, отец Павел, если бы влюбился… Вы не представляете, как я рад нашей встрече и вообще возможности поговорить с надежным человеком — более чем вам, никому не верю и тайну, которой я стал обладать, доверить кроме вас никому не могу. Ну, разве, станет слушать меня староста наш, у которого я навечно заклеймен как дитя недоразвитое?