Лекарь-воин, или одна душа, два тела (СИ) - "Nicols Nicolson". Страница 41
Приодевшись в широкие штаны и рубаху, извлеченные мамой из сундука, на закате отправился к реке, посмотрю на местный вариант праздника. В монастыре такого размаха празднования не было, обычная служба в храме. Да и кто будет хороводы водить, и песни распевать? Монахи и воспитанники?
Окунулся я в реке вместе со всеми с последними лучами заходящего за лес солнца. Выбравшись на берег, почувствовал свежесть, можно сказать, прохладно стало, хотя весь день был знойным.
На берегу уже пылал огромный костер. Пока парочки, держась за руки, не отважились прыгать через очищающий огонь, можно ненароком что-то себе припалить, или не дай Бог, свалиться в пламя. Тогда вместо праздника приключится печаль. Я не стал лезть в первые ряды гуляющих парней и девчонок. Держать за руку мне некого, да и не знаю я здесь никого, чужим себя чувствую. Видно, зря я поддался на мамины уговоры, лучше бы поспал лишний час. Выбрал себе место под дубом за гранью освещенного костром круга, наблюдал за весельем, слушал песни.
Уже собирался тихо уйти, когда почувствовал прикосновение к своей руке. На меня смотрела девушка, примерно моих лет, одетая в белую до пят сорочку, с распущенными темными волосами. Она прижала палец к своим устам, давая понять мне, что не хочет быть обнаруженной другими участниками веселья. Взяв бережно за руку, девушка повела меня в лес, по известной лишь ей тропинке. Я, надо сказать, за время пребывания в селе неплохо изучил округу, и теперь могу с уверенностью сказать, что незнакомка меня ведет на поляну, расположенную в почти непролазном лесу, ориентировочно в двух верстах от места гуляния. Не противился, шел спокойно, какое-никакое приключение в Иванову ночь. Ведь в эту ночь молодежь допускает некоторые приключения и бесчинства. Например, воруют дрова у людей, снимают ворота, переносят на окраину села подводы и телеги. Кому-то замазывают смесью грязи и сажи маленькие оконца в избах, чтобы жильцы не могли увидеть восход солнца, а значит, будут спать дольше. Шалить не собираюсь, а вот узнать, куда и зачем меня утащила в чащобу эта красавица, хотелось. Хотелось мне, если честно, не узнать, а овладеть этой таинственной незнакомкой, ведь мои гормоны уже натурально бурлили внутри меня, провоцируя определенные части тела на известную всем реакцию.
Стог посреди поляны в лунном свете был хорошо виден, именно к нему решительно устремилась девушка, не выпуская моей руки. Она не бежала, но шла быстро. Когда достигли стожка, девушка отпустила мою руку, несколькими взмахами разворошила сено. Повернулась ко мне лицом, сбросив с себя рубаху, впилась поцелуем в мои губы. Что было потом, я толком не помню, происходящее запомнилось урывками. Но я четко помню установку, которую дал себе: предоставить девушке максимум удовольствия и потешить свою плоть, слава Богу, опыт, приобретенный в прошлой жизни, никуда не девался. Признаюсь честно, где-то там, на периферии сознания, мне слышались сладострастные стоны и крики, но я был поглощен вниманием к загадочной девице, и все остальное проходило фоном. В себя мы пришли, когда звезды на небе начали немного тускнеть, значит, скоро наступит рассвет.
— Молод ликом, необычайно крепок телом, целоваться не умеешь совсем, — прошептала мне на ухо девушка. — А любил меня так, что в глазах туманилось, и сердце заходилось от радости и наслаждения. Ты кто?
— Василий, — ответил я, поглаживая девушку по обнаженной спине. — Сама тоже не очень-то умело целуешься, наверное, на своей руке обучалась.
— А хоть бы и так, — с вызовом уставилась на меня девушка, приподнявшись на локотке.
— Ты, девушка смелая и отчаянная, не побоялась меня увести от реки, а еще и целомудрие свое мне подарила. Скажешь, почему?
— Зачем тебе знать? Решилась и все. Глянулся ты мне. Необычный, на других парней из Заречья не похож. Наверное, приезжий, не местный.
— Я родился в Заречье, у меня здесь мама.
— Врешь, я всех парней из Заречья знаю.
— Меня здесь давно не было, в Свято-Петровском монастыре учился.
— Так ты поп?
— Нет, лекарь.
— Опять врешь. Оттуда выходят одни попы, ни об одном лекаре и слыхом не слыхивали.
— А о лечебнице в Мироновке, ты что-то слышала?
— Да, там говорят, настоящие лекари-кудесники людей от недугов избавляют.
— Отец Герасим и Клавдия Ермолаевна, были моими учителями, всему научили. Недавно я мужу сестры руку поправил. Тебя — то как зовут?
— Мама назвала меня Любавой, а крестильное имя — Людмила — милая людям. На последнее имя откликаюсь, а первое никому не говорю. Ой, проболталась, это все из-за твоей ласки. Ты дотрагиваешься до меня, а по всему телу тепло и нега растекается, мысли путаются, с собой совладать не могу.
— Ты и не совладай, дай волю чувствам, пусть они, на время заполонят твою голову и тело.
— Ой-ой-ой, не могу я больше, обними меня крепче.
Конечно, обнял и не только. Теперь я занимался любовью с Людмилой неспеша, применяя известный мне арсенал навыков. Довел девушку до полного изнеможения, да и сам, если честно, устал. Но усталость эта была приятная.
— Василек, ты ненасытен, как голодный волк, — отдышавшись, сказала улыбающаяся Людмила. — Мы своими криками, наверное, распугали все зверье в округе.
— Успокойся, звери лучше людей. Кстати, а почему ты не со всеми водила хоровод на реке?
— А кто примет дочь ведьмы в компанию? Если бы ты знал, чья я дочь — пошел бы за мной на эту поляну?
— Ну, пошел я на поляну не за дочкой ведьмы, а за очень красивой девушкой, у которой лицо, глаза и стан, всем на загляденье и на зависть. В твоих серо-зеленых глазах можно утонуть, как в омуте. Твои груди и бедра упруги, и шелковисты на ощупь. Мать природа постаралась на славу, я это от всего сердца тебе говорю. А ведьминой дочкой тебя называют, наверное потому, что твоя мать умеет лечить. Народ здесь темный и неученый, непонятное и необъяснимое называет происками нечистого. Ничем ты меня не удивишь, и если скажешь, что сейчас обернешься из прекрасной девушки в страшную старуху, я не поверю, старухи не бывают девственницами.
— Все-то ты знаешь!? Ладно, не стану превращаться в старуху. Тогда слушай. Мы раньше жили в селе Лесное. Мама — травница, и немного ведунья, может предсказывать будущее на пару лет, но иносказательно. А прошлое видит и чувствует хорошо, может рассказать о человеке многое. Когда мне было два года, как рассказывала мама, в село привезли дальнюю родственницу отца Владимира, у нее была какая-то запущенная опухоль на голове. Мама ее полечила, все убрала, дала с собой настои трав, наказала две недели воздержаться от посещения бани. Женщина не послушалась, пошла в субботу мыться. От пара рана открылась, началось сильное кровотечение, и пока ее довезли в село, женщина изошла кровью, ей мамина помощь уже была не нужна. Отец Владимир признал маму виновной и отлучил от церкви. Сам понимаешь, что было дальше. Из села нас выгнали, а избу сожгли, хорошо, хоть не вместе с нами. Погоревала мама немного, и отправилась в лесную чащу, построила шалаш. Но нашлись среди сельчан сердобольные люди, которым мама помогала, сладили нам в лесу крепкую избу с хозяйственными постройками. Зажили мы спокойно, правда, вдали от людей. А исцеляться к маме люди стали приходить регулярно. Через какое-то время отец Владимир понял, что погорячился, передавал, что готов простить маму, если она покается, звал обратно в село. Однако вновь испытать страх и унижение мама не захотела, так и осталась жить в лесу. Там она меня и вырастила. Научила грамоте, письму и счету. Свое искусство передала. Ведать я пока не умею, а травы, что произрастают у нас и их целебную силу, знаю хорошо.
— Это мама тебе разрешила в Иванову ночь найти себе приключение?
— Нет, она не знает, куда я пошла, но думаю, отходит меня хворостиной, а когда узнает, чем мы с тобой занимались, еще и за волосы оттаскает. Мама у меня хорошая, но я поступила по-своему, уж очень ты мне понравился.
— Так я тебя и не видел ни разу!
— Ты вечерами всегда приходил на Быструю купаться в безлюдное место. Я там тоже иногда купаюсь. Когда увидела тебя впервые голого, все мое тело скрутило, внутри все сжалось, сердце застучало так часто, словно хотело из груди выскочить. Вот думаю, кому-то такой парень достался! Вот бы он со мной провел хоть какое-то время, а потом будь, что будет. В тайне ждала Ивановой ночи, ведь, если правду говорят люди, то в эту ночь запретов ни на что нет. Вот я и решилась любиться с тобой. Когда взяла твою руку в свою ладонь, то меня вначале затрясло, а потом наступило умиротворение и я поняла: у нас все сладится. Вот ты, хоть и недолго, но принадлежал мне, а я отдала тебе самое дорогое, что у меня было. Ни о чем не жалею, я испытала неземное счастье. Спасибо тебе!