Тёмный манипулятор (СИ) - Казаков Виктор Григорьевич. Страница 18
Видя, как сильно напугана девушка, я обнял коллегу. Ответив взаимностью, она прислонилась ко мне. Слёзы потекли по разорванной, грязной рабочей рубашке.
Глава 7
— Нет! Нет! — брыкаясь, закричала Кристина. — Не трогай меня! Отстань! — Сумев вырваться и отползти на пару метров, девушка задала риторический вопрос: — Кто ты, на хрен, такой? Кто эти люди? — а-н нет, не риторический. Кажется, она и впрямь хочет услышать ответ.
Однако, совершенно не понимая, что именно хочет услышать девушка, я решил пойти по пути наименьшего сопротивления, отвечая вопросом на вопрос:
— Кто я? — недоуменно вывалилось изо рта. Быстро сообразив, что на одном «кто я» далеко не уедешь, добавил: — Я твой коллега, Тимофей Белый. Что ещё за странные вопросы?
— Кто ты, блин, такой? — отодвигаясь всё дальше и дальше, вопрошала девушка. До тех пор, пока сзади не подкрался качок и не схватил даму за подмышки, подняв её на ноги и уволок брыкающееся тело к машине.
— Думаю, сейчас не лучшее время для разговоров, друг мой, — рука Гааля легла на плечо.
Мы молча пронаблюдали за тем, как качок перевязывает Кристину, усаживая её на одно из сидений микроавтобуса. Заключительным штрихом стал кляп во рту.
— Ну и что там у вас дальше по программе? — как бы с подколом поинтересовался я.
Гааль отошёл. Он приблизился к группе пленных, аккуратно рассаженных в круг, спиной друг к другу. Что ни говори, а качок умеет работать с пленными. Если его способность откажется отстойной, то хотя бы перевязать руки заложникам он уже сможет.
— На кого работаете? — вопрос хранителя адресовался первому, кто ответит.
Но, спустя несколько секунд ожидания, вместо ответа Гааль получил закономерное молчание.
— Кто-то не понял вопрос? — начинал злиться хранитель. — Хорошо. Если не хотите по-хорошему, будет по-плохому.
Правая рука Гааля поднялась на уровень груди. Раздался знакомый щелчок. Буквально тут же один из солдат поднялся. Судя по выражению его лица — явно не по собственной воле. Ещё щелчок. Рот солдата открылся. Глаза забегали. Мужчина не понимал, что происходит. Щелчок. По хладнокровному лицу хранителя и не скажешь, что он на стороне светлых. Хотя… после всего, что он говорил делать, после всего, что он сделал сам… мне трудно понять, чем одна сторона отличается от другой. Цветом? Какие различия, если и те, и другие убивают людей без зазрений совести.
После очередного щелчка, в теле поднявшегося что-то хрустнуло. Чуть погодя он начал выворачивать руки так, как не вывернет ни один именитый гимнаст. Это не растяжка, это что-то похуже. Похоже, что вот-вот он извернётся весь, встанет на четыре конечности, животом к верху, голова прокрутиться на сто восемьдесят, и… что за очередные дурацкие мысли?
Снова хрустнуло. Из-за неестественно вывернутых конечностей, солдат повалился на пол. Хоть его рот и был открыт, он не кричал. Только глаза могли рассказать о том, как ему сейчас тяжело.
Прозвучал ещё один щелчок, и все вокруг вздрогнули от включившегося звука. Точнее, крика. Истошного, пугающего, молящего о пощаде, крика. Солдат кричал так громко, что его голос заполнил не только складское помещение, но и наверняка умудрился дойти до самой трассы, расположенной недалеко от склада.
Наконец Гааль успокоился. Щёлкнув пальцами в последний раз, он дал телу бедолаги расслабиться. Тот тут же скрутился в позе эмбриона, сменив крик на рыдания.
— Кто следующий? — бесчувственно произнёс Гааль.
Солдаты с ужасом смотрели на хранителя. Следующим не хотел быть никто.
Наконец один из пленных сдался:
— Ладно! Слушай! Я скажу! Всё скажу! Только больше не делай так! Хорошо?!
Гааль пожал плечами, мол — если ответ понравится, то не буду.
— Что ты хочешь знать? — дрожащим голосом спросил пленник.
— На кого работаете?
— Я не знаю. Мы обычные наёмники. Пришли люди, заплатили, сказали, что делать, и всё! Это всё, что я знаю.
Скорчив недовольную гримасу, Гааль сказал:
— Очень плохой ответ.
— Прошу! — тут же завопил мужчина, — только не убивай! У меня семья!
Где-то вдалеке послышался голос качка:
— В наёмники, да ещё и с семьёй? Отстойно ты придумал, — раздалась слабая усмешка.
— Ну так что, — сказал Гааль, — это всё?
Судорожно мотая головой, пленник решил выложить абсолютно всё, что знал.
— Нас нанимал какой-то странный тип. Лицо под маской. Явно не хотел светиться.
— Да ты что? Думаешь, я тебе поверю?!
— Да твою же мать! Я говорю как есть! Правда!
Пока все были отвлечены криками оправдывающегося бедолаги, никто и не заметил, как некоторые из трупов начали шевелиться. Сначала я не обратил на это должного внимания. Шевельнулся палец? Да ну нет! Конечно же показалось. Второй раз? Говорят, что если что-то происходит дважды, то это уже закономерность. Но вот только в чём именно закономерность? В том, что они на самом деле шевелятся, или в том, что мне теперь закономерно будет видеться всякое?
И хрен бы с ним с пальцем. Возможно, ничего плохого в этом и не было. Можно было просто списать всё на переутомление — как-никак нормальный сон не посещал меня давно. Но вот когда прямо возле ноги дёрнулась кисть лежащего лицом к полу солдата, я не на шутку напугался. Естественно тут же отскочил. А дальше всё как в самом страшном кошмаре — мёртвые один за другим начали вставать. Еле-еле, с трудом опираясь на трясущиеся руки, испуская изо рта струйки крови, выхаркивая эту же самую кровь, мертвецы оживали, поднимаясь на ноги.
Гааль стал оглядываться, наблюдая за зрелищем. Одним словом — рассвет мертвецов. Окей… это два слова… Посмотрев сначала через правое плечо, а затем и через левое, хранитель обернулся обратно к собеседнику.
— А х ты ж скотина паршивая!
Схватив сидящего за шкирку, Гааль поднял того над землёй. Недюжая силушка. Однако, такой поступок ничуть не напугал только что молившего о пощаде человека. Испуг на лице солдата сменился хитрой, а если точнее — злобной улыбкой. Мерзкая, победоносная лыба самого настоящего ублюдка. Ухмылка достойная награды на самый гадкий косплей лисы.
— Рано или поздно мы захватим этот мир, — нечеловеческим голосом заговорил пленник.
— Жаль только, что ты этого не увидишь, гандон!
Поднеся схваченного за шкирку к стене, Гааль начал лупить того лицом об бетон. После пятого или десятого удара по бетону стали стекать обильные ручьи. Кровопотеря на уровне. Спустя ещё десять ударов, в том месте, о которое билась голова, появились следы головного интерьера (внутренностей, если кто тут не понял).
Очередной демонический звук поразил ушные перепонки. Свист, перемешанный с шипением, издаваемый на границе между нормой и ультразвуком.
— Грёбаные кровососы, — отпуская обмякшее тело солдата, выругался Гааль.
Теперь-то я окончательно понял, с чем мы имеем дело. Вампиры. Самые настоящие вампиры окружили нас со всех сторон. Они довольно лыбились, предвкушая скорейший приём пищи. Главное блюдо на сегодня — это мы.
Заложники (те самые заложники, которых мы освобождали и которые уже сидели в микроавтобусе) заорали чуть ли не в унисон. Бабушки… бедные бабушки. Как после всего этого у них ещё не отказало сердце?
Было не самое подходящее время для этого, но всё же я закрыл глаза. День оказался на столько насыщенным, что очередной неожиданный поворот просто выбил меня из колеи. Понимаешь, на сколько мне было пофиг? Десятки выдуманных (как мне казалось ранее) существ воскресали прямо у меня на глазах, а я тем временем решил предаться незабвенному отдыху. Не подумай, словно я конченый пифигист. Просто в тот самый момент я почему-то решил, что мне нужно перезагрузка. Несмотря ни на что мне был нужен перезапуск.
Наконец, открыв глаза, я чуть ли не лицом к лицу встретился с несущимся на меня кровососом. Быстро среагировав, успел отпрыгнуть в сторону. Молодец, — похвалил себя, падая на бок. А дальше-то что? Сбоку тут же подлетел второй любитель кровавых напитков. Реагировать было поздно. Туша со всем остервенением набросилась на моё лежащее тело, оголяя длинные клыки, что продолжали расти даже во время прыжка. Острые зубы вонзились в руку, словно два кинжала протыкая ткань рубахи и всё что под ней. Складывалось ощущение, что дошло аж до кости. Естественно я заорал. А как иначе? Ох, бедная рубашка. Ну и досталось же ей за сегодня… За один день больше, чем за годы работы. Десятки, а то и сотни перетасканных на плечах мешков с картошкой не помотали её так сильно, как этот поганый день. Чего уж говорить обо мне…