История уголовного розыска. 1918–1999 - Холодов Сергей Альбертович. Страница 10

Что касается Тыльнера, в органы правопорядка Григорий пришел прямо с гимназической скамьи. Как раз в это время — осенью 1917 года — в Москве, как и по всей стране, создавалась рабоче‑крестьянская милиция. Сначала бывший гимназист работал в уголовно‑следственной части 2‑го Тверского комиссариата милиции, а затем перешел в Московский уголовный розыск, в котором и прослужил без малого сорок лет, последовательно пройдя все ступени служебной лестницы — от оперуполномоченного, или агента, как их называли в 1920‑е годы, до заместителя начальника.

Среди многих резонансных преступлений, раскрытых московскими сыщиками, убийство делегата Чрезвычайного VIII съезда Советов занимает особое место. Хотя бы потому, что за ходом расследования следил лично нарком внутренних дел СССР Ежов, а глава государства — Сталин — был в курсе произошедшего.

С самого начала этому делу пытались придать политическую окраску. Газеты трубили о гнусной выходке врагов Советской власти, которые, дескать, из чувства мести и слепой ярости расправились с делегаткой съезда. Даже потом, когда преступники были пойманы, их почему‑то именовали классово чуждыми элементами, хотя по происхождению все они оказались выходцами из низов. Однако местные пинкертоны еще до приезда столичных оперативников поспешили обвинить в преступлении проживавших в Мелекессе бывших белых офицеров, а также троцкистов и зиновьевцев. Некоторые из них были арестованы.

Убийство делегатки Чрезвычайного съезда Советов Марии Прониной было раскрыто московскими сыщиками в течение нескольких дней. Пронину ограбила и убила местная шпана во главе с Александром Розовым. Мелекесской милиции эта компания была хорошо знакома. Ребятки и раньше были замешаны в хулиганских выходках, но на серьезное преступление отважились впервые. Причем на допросах в милиции участники преступления даже сами толком не смогли объяснить мотивы своего дикого поведения.

В тот день, 11 декабря, трое приятелей — Александр Розов, Виктор Федотов и Иван Ещеркин — неплохо повеселились на вечеринке в местной школе. Натанцевавшись до одури, приятели отправились в ближайший магазин, купили водки и тут же ее выпили, после чего отправились бродить по вечернему городу. Через какое‑то время дошли до железнодорожной станции. Послонялись на привокзальной площади, а затем пошли обратно. И в этот момент Розов заметил двух женщин, идущих от станции в город. У одной из них был большой чемодан.

Как у Розова возникла мысль о нападении, сам он объяснить не сумел. На допросах ссылался на выпитую водку и на сильно болевший в тот день живот. По иронии судьбы нападение произошло на Больничной улице. Убедившись, что улица совершенно пуста, Розов бросился к своей жертве и начал ее душить. Та закричала. Тогда Розов выхватил из кармана нож и стал наносить им удары. Впоследствии на теле пострадавшей судебно‑медицинский эксперт насчитает девять ножевых ранений. Ещеркин и Федотов все это время стояли рядом, наблюдая за происходящим. Когда женщина упала, истекая кровью, Розов вырвал у нее из рук чемодан, после чего все трое побежали в сторону кладбища.

Побродив около часа по городу, приятели отправились к Розову домой. Чемодан был тяжелый, поэтому несли его по очереди. В сарае около дома Розова дружки открыли чемодан. Как явствует из материалов уголовного дела, ничего особо ценного в чемодане не оказалось: женское платье, юбка, вязаный свитер, несколько отрезов шелковой и бумажной материи, две детские шапочки и десять грампластинок, сложенных в картонную коробку.

На следующий день, когда весь город только и говорил об убийстве учительницы, приятели поняли, что крепко влипли, и решили избавиться от похищенных вещей. Чемодан разломали на мелкие кусочки и сожгли в печи. Туда же отправились и мануфактурные изделия. А вот грампластинки Розов припрятал у себя дома в надежде их выгодно продать. Эти пластинки впоследствии стали одной из главных улик против Розова и его дружков.

В ходе расследования выяснилось, что к убийству делегата Чрезвычайного съезда Советов косвенно причастны и некоторые местные руководители. Например, начальник районного земельного отдела Федор Шишкин. Этому Шишкину поручили встретить Пронину в Куйбышеве после ее возвращения из Москвы и доставить в Мелекесс на служебной машине. Однако «землемер» подвозить Пронину не стал, заявив, что у него в машине места нет. Тем не менее для тещи Шишкина место в машине нашлось. Таким образом, Мария Пронина была вынуждена добираться до Мелекесса по железной дороге.

Но и в самом Мелекессе учительницу никто не встретил, и от станции ей пришлось идти до дома пешком через весь город. Если бы районные власти проявили в этом вопросе больше чуткости, преступления не произошло бы. Тем более что никакими служебными обязанностями ни Федор Шишкин, ни его непосредственный начальник, председатель Мелекесского райисполкома Иосиф Коннов в тот вечер не занимались. «Землемер» сидел дома, а «мэр» смотрел в кинотеатре «Веселых ребят», а затем отдыхал в компании друзей в бильярдной.

Так что на скамье подсудимых по делу об убийстве Марии Прониной оказались не только трое мелекесских гопников, но и двое местных чиновников — Шишкин и Коннов. Чиновников обвинили в злоупотреблении властью и служебным положением и приговорили к трем и двум годам лишения свободы соответственно.

А вот дело по обвинению Розова, Федотова и Ещеркина слушалось в Москве на заседании Верховного суда СССР. Всем троим инкриминировали террористический акт против представителя власти и бандитизм. Шансов получить какой‑либо иной приговор, кроме расстрела, у преступников не было.

В конце декабря 1936‑го, после окончания оперативно‑розыскных мероприятий по делу об убийстве Марии Прониной, московские сыщики вернулись домой. Однако в руководстве НКВД СССР не оценили работу Овчинникова и его коллег. Особое недовольство проявлял нарком внутренних дел. Еще в процессе следствия, до приезда в Мелекесс московских оперативников Ежов недвусмысленно намекал руководству Куйбышевского управления НКВД, в каком направлении следует вести оперативно‑розыскную работу. «Ищите убийц среди зиновьевцев и троцкистов, — повторял нарком. — По‑моему, вы до сих пор не осознали в полной мере политического значения этой гнусной акции».

Однако никакого политического подтекста в этом преступлении не оказалось. И материалы расследования, представленные Овчинниковым, служили тому убедительным доказательством. Другое дело, что в процессе следствия всплыли некоторые подробности из жизни Мелекесса того времени. Оказалось, что в городе с 35‑тысячным населением вообще не было тротуаров и уличного освещения. С наступлением темноты передвигаться по мелекесским улицам пешком становилось весьма проблематично. Ситуацию усугубляло еще и фактическое бездействие местной милиции. В ходе расследования выяснилось, что во всем городе не было ни одного милицейского поста. В результате местная шпана, особенно по ночам, чувствовала себя весьма комфортно, чего нельзя сказать о мирных обывателях.

Все эти факты были подробно изложены в обвинительном заключении по делу, утвержденном прокурором Куйбышевской области. Пришлось Куйбышевскому управлению НКВД принимать экстренные меры для наведения порядка в Мелекессе. Вот так расследование убийства местной учительницы послужило началом серьезных перемен в общественной жизни районного центра.

А вскоре перемены, увы, коснулись и одного из главных участников этой истории — московского сыщика Виктора Овчинникова. В начале 1938 года он был отстранен от работы и вскоре расстрелян. По одной из версий, инициатором расправы с одним из лучших сыщиков страны стал лично Ежов, которому Овчинников с его принципиальностью и профессионализмом явно спутал карты.

«Живой труп» и его последователи

Преступный мир изобретателен. Иногда отдельные его представители проявляют поразительную находчивость и, без преувеличения, творческий подход к своему ремеслу. Например, в 1920 году в Петрограде некто Ванька Бальгаузен, прозванный «Живым трупом», придумал оригинальный способ грабежа. Он и его дружки приделывали на ноги гигантские пружины, облачались в белые одежды, а на лица наносили фосфор. В таком виде Ванька со товарищи появлялись где‑нибудь в темном переулке и пугали одиноких прохожих.