История уголовного розыска. 1918–1999 - Холодов Сергей Альбертович. Страница 26

Убийство священника по тем временам — событие действительно из ряда вон выходящее. В годы войны, как известно, наметилось потепление отношений между Церковью и властью. В Москве были открыты храмы, разрешено свободное богослужение, в том числе и крестные ходы. В пасхальные ночи в Москве даже отменяли комендантский час.

А 4 сентября 1943 года состоялась эпохальная встреча Сталина с митрополитами Сергием, Алексием и Николаем. На встрече иерархи РПЦ просили у вождя разрешения созвать архиерейский собор не позже чем через месяц. Выслушав митрополитов, Сталин сказал: «А нельзя ли проявить большевистские темпы и созвать собор через три дня?» Ровно через три дня, 8 сентября 1943 года, состоялся архиерейский собор, на котором, как известно, был избран патриарх Московский и Всея Руси.

Словом, власть в сороковые годы демонстрировала свою лояльность Православной церкви, от былой враждебности не осталось и следа. Это отмечали и немцы в своих разведывательных донесениях. В одном из немецких секретных бюллетеней, датированных маем 1942 года и предназначавшихся высшим должностным лицам рейха, прямо говорилось о том, что «…в последние месяцы советское правительство все больше ограничивало мероприятия, враждебные церкви… Регулярно проводятся богослужения, в которых звучат молитвы о свободе русской земли».

Неудивительно, что зверская расправа над православным священником дошла до самых верхов. Секретарь ЦК ВКП(б) Александр Щербаков, курировавший в те годы идеологию, потребовал от милиции в кратчайшие сроки раскрыть преступление и наказать виновных. Говорят, начальника московской милиции Виктора Романченко вызывал по этому поводу лично Лаврентий Берия. В свойственной ему манере нарком внутренних дел потребовал немедленно найти преступников, пообещав в случае невыполнения самые серьезные организационные выводы. Впрочем, оперативники и без лишних слов понимали всю важность этого дела. Началась лихорадочная работа по поиску злоумышленников.

Опрос местных жителей ничего не дал. Никто ничего не слышал и не видел. Только одна старушка заявила, что видела в ту роковую ночь каких‑то странных всадников. Дескать, несколько человек жуткого вида в черных одеждах проскакали мимо ее дома и скрылись в ночи. Более предметно описать незнакомцев свидетельница не смогла. Твердила только, что это были всадники смерти. В тот момент показаниям старушки никто не придал особого значения.

И вдруг через несколько дней следствие, зашедшее было в тупик, получило новые любопытные факты. Как‑то раз в Москве на толкучке появилась молодая женщина. Она предложила спекулянтам купить у нее несколько церковных фолиантов. Быстро договорившись о цене, женщина отдала книги, забрала деньги и ушла. А торговец, купивший фолианты, решил рассмотреть их повнимательнее. На одной из страниц мужчина обнаружил пятна засохшей крови и тут же сообщил об этом в милицию. Осмотр изъятых книг показал: они были украдены из церкви того самого подмосковного села, где недавно жестоко убили священника.

За подозрительной дамой, продавшей фолианты, установили наблюдение. Выяснилось, что это Ольга Каменева, учительница младших классов одной из московских школ. Девушка была на хорошем счету у начальства, дети ее любили, ни в чем предосудительном замечена не была. Как‑то не верилось, что барышня связана с преступным миром. Впрочем, сомнения отпали, когда «наружка» донесла: учительница неожиданно отправилась в гости… к цыганам.

Местный цыганский табор был хорошо известен милиционерам. Дело в том, что незадолго до убийства священника в соседнем селе случилась странная история. Подрались местные жители и цыгане. Пострадал один из участников драки: его пырнули ножом. А когда участников потасовки арестовали и доставили в милицию, в отделение явился старший цыган и предложил стражам порядка в качестве взятки огромную по тем временам сумму денег: около 20 тысяч рублей. Дело аккуратно замяли, никто из цыган не был привлечен к уголовной ответственности. Эта история послужила поводом для внутреннего служебного расследования. Чем она закончилась — неизвестно.

Но какое отношение все это имеет к убийству священника и ограблению храма? Интуиция подсказывала Александру Урусову, что к совершению этих преступлений причастны цыгане. Но никаких конкретных зацепок не было. И тогда Урусов решил пойти на отчаянный шаг: спровоцировать цыган на новое преступление, чтобы взять их с поличным, а затем «поколоть» и на предыдущие грешки.

С этой целью по округе распустили слух, что в одном из близлежащих сел будет открыта церковь. Из Москвы, дескать, приехал крупный церковный иерарх и привез с собой сокровища для нового храма. Прибывшего священнослужителя (его роль играл один из сотрудников МУРа) поселили в частном доме. А рядом выставили милицейскую засаду. Разумеется, в полной тайне от местных жителей.

И вскоре преступники клюнули на приманку. В доме «священника» появилась та самая учительница. Под видом исповеди женщина провела в доме почти час. Оперативники не сомневались: дамочка приходила на разведку.

А еще через пару дней поздно ночью у дома «священника» показались подозрительные тени: несколько человек верхом на лошадях. Спешились. Бесшумно пробрались к дому, выставили окно и залезли внутрь. Тут их и повязали сотрудники милиции.

Все задержанные оказались молодыми цыганами. Вооружены были ножами и тесаками. На допросе признались: все предыдущие нападения — их рук дело. Сдали и своего главаря — цыганского барона Василия Черноброва.

Сыщики моментально оцепили дом, где жил Чернобров. Сам барон, как вскоре выяснилось, прятался на чердаке. Во время задержания он оказал яростное сопротивление, ударив ножом молодого оперативника Ивана Твердохлебова. От полученных ранений милиционер скончался.

При обыске в доме Черноброва нашли золотые кресты, старинные книги и иконы, дорогую посуду и огромное количество денег. Два дня ушло только на осмотр и опись изъятого у барона имущества. А в русской печи был обнаружен пистолет ТТ и патроны. Как потом выяснилось, табельный пистолет принадлежал сотруднику милиции, убитому несколько месяцев назад на территории Московской области.

На допросах Чернобров вел себя нагло и вызывающе. Предлагал оперативникам деньги, угрожал, недвусмысленно намекал на какие‑то связи в верхах, которые, дескать, ему помогут. Однако в московской милиции раскалывали и не такие орехи. Вскоре спесь с бандита сошла, и он поведал о том, как убил и ограбил отца Алексея.

Оказывается, они были давно знакомы. В 1941 году на оккупированной территории отец Алексей спас Черноброва от немцев, спрятав его у себя в доме. И вот спустя почти четыре года, весной 1945‑го, они случайно встретились в Москве. На радостях отец Алексей пригласил цыгана к себе домой, показал свой приход. Тогда‑то у Черноброва и возникла мысль ограбить священника. А ровно через неделю в дом священнослужителя нагрянули подельники Черноброва. Приехали поздно ночью верхом на лошадях. Их‑то и заметила соседка — та самая старушка, показаниям которой вначале сыщики не придали никакого значения.

Что же касается учительницы, ей оказалась дальняя родственница Василия Черноброва — Ольга Павлюченко. Днем она сеяла «разумное, доброе, вечное», а вечером служила наводчицей в цыганском таборе. За свои услуги получала ворованные украшения и старинные книги.

Главарь цыганской банды Чернобров получил вполне заслуженную «вышку». Все его подельники были приговорены к длительным срокам заключения и отправились в лагеря. А цыганскую общину в 24 часа выселили подальше от Москвы — в те годы с возмутителями общественного спокойствия власти не церемонились.

Кому служили «отважные юноши»?

В середине 1940‑х годов на территории Западной Украины существовала молодежная организация националистического толка — так называемая «сотня отважных юношей». Эта «сотня» была создана главарями ОУН‑УПА и служила своеобразной кузницей кадров для украинских националистов. Под чутким руководством опытных наставников «отважные юноши» (а там были даже мальчики в возрасте 10–12 лет) занимались сбором разведывательной информации и устраивали диверсии в тылу Советской армии.