«ХроноРоза» (СИ) - Онойко Ольга. Страница 17

— Бык! — донеслось издалека. — Что с тобой?

Послышались лёгкие, стремительные шаги: Цейно бежал к нему. Бык ощутил острую боль в колене, на которое упал всем весом. В глазах по-прежнему кружились цветные пятна. Он не понимал, где верх, а где низ.

Перепроверь!

Бык с усилием вдохнул и выдохнул.

…а Цейно, злой маленький Цейно не такой уж плохой человек. Он решил, что Бык болен или вроде того, и встревожился, и вмиг переменил планы. Бык уже приходил в себя и почувствовал, как Цейно схватил его за плечи.

— Илунна! — звал тот. — Илунна! Быку плохо!

Бык сосредоточился на том, чтобы дышать. Хотя теперь это было необязательно. Дыхание и сердцебиение осознались иллюзией, которой и были всё последнее время. Но ясна стала и важность этой иллюзии. Ещё очень долго она будет успокаивать Быка, доказывая ему, что он жив, пока он не отвыкнет и не найдёт точку опоры в мышлении; а потом и мышление станет необязательным, и точка — не единственной, и реальность — лишь одним из параметров бытия; но останутся сила, и страсть, и воля.

Предельная воля.

…иллюзия или нет, но голова болела невыносимо.

— Да чтоб тебя рыбы съели! — прошипел Цейно и оттолкнул Быка. Бык улыбнулся. Он сумел подняться на ноги, но шатало его так, что он начал озираться в поисках опоры. Цейно отступил, ругаясь сквозь зубы. Быку пришлось снова сесть наземь.

— Бык! — потребовал Цейно. — Ты что, догнался чем-то? Я был о тебе лучшего мнения.

Бык даже очнулся от удивления.

— Я сделал что?

— Догнался, — брезгливо ответил Цейно. — Упоролся. Ускорился. Ну?

Бык моргнул. До него дошло, о чём говорит Цейно, и он начал смеяться. Голова разламывалась, поэтому он частью хохотал, частью задыхался, айкал и охал. Цейно смотрел на него с презрением.

— Цейно! — выговорил наконец Бык. — Что она сказала?

— Кто?

— Илунна. Что тебе сказала Илунна?

— Она сказала, что тебе не плохо, — бросил Цейно. — Тебе хорошо.

Бык икнул от смеха и закашлялся.

— Это же Илунна! — сказал он, отдышавшись. — Её нельзя понимать… так. А ты, значит, думаешь, что человеку может быть хорошо только от дури? Я был о тебе лучшего мнения!

Цейно покривил рот и скрестил руки на груди.

— И как же всё это следует понимать?

Бык сел поудобнее и потёр виски. Набрал полную грудь воздуха и шумно выдохнул. Крепко зажмурился, размял шею, хрупнув позвонками, открыл глаза, глядя прямо перед собой и ничего не видя. В каком-то смысле Цейно попал в десятку. Прежде всего Бык должен был разобраться с простыми вещами. Как это следовало понимать? Иллюзорная голова не могла болеть! Почему она болела?.. Не загадка: боль тоже была словом. Она говорила о том, что Бык не в порядке.

Бык поднял взгляд. Цейно ждал ответа, поджав губы. Гримаса выходила старушечья и портила его кукольную красоту. Зато так он выглядел куда более живым и понятным.

— Я не в порядке, — вслух подумал Бык. — Я… У меня получилось кое-что из того, чему меня учили. И от этого меня переформатировало. Целиком. Как Калли форматирует «ХроноРозу».

Цейно смягчился.

— Уяснил, — ответил он. — Со мной тоже так было. Бык! Во-первых: воды? Еды? Спать? Посидеть в тени?

Изумлённый Бык задрал брови.

— А во-вторых?

Цейно усмехнулся.

— Я же сказал, со мной тоже так было. «Во-вторых» — только после «во-первых».

Бык поколебался.

— Меня гложет любопытство, поэтому воды и тени, — сказал он, — и «во-вторых».

Цейно фыркнул.

— Идём.

Он привёл Быка к беседке под пальмами, у самой ограды Пальмового рынка. Здесь повсюду цвёл кустарник, имени которому Бык не знал. Крупные красно-фиолетовые цветы пахли сладко и чуть душновато. Беседку защищала изящно украшенная, но очень частая сетка, которая не позволяла ветвям тянуться внутрь. Из колючек кустарника можно было делать стрелы для духовой трубки. Бык попробовал одну пальцем и слизнул каплю крови.

У входа в беседку бил питьевой фонтанчик. Бык напился, умылся, как получилось, и вылил пригоршню ледяной воды себе на голову. Боль почти ушла; остался лишь смутный след её, воспоминание о боли. Но не отпускала мысль о том, что всё это, от мраморного фонтана до собственной крови Быка — иллюзия, вымысел, картинка вроде тех картин, что показывала Быку умная пластинка Листьи. И если это вымысел, то зачем он? Не лучше ли обойтись без него?

Без лжи?

— Не лучше, — ответил Цейно. Он сидел, закинув ногу на ногу, и любовался цветами. — Это не ложь, Бык. Это украшения. Разве женщина лжёт, когда надевает кольца и серьги?.. Только хлеб и кров важнее, чем красота. А есть люди, для которых красота важней хлеба. Вспомни свою прошлую жизнь. Хотелось носить цветную и вышитую рубаху, правда? Хотя некрашеная и не вышитая грела и укрывала точно так же. Люди меняются, обретают силу, выходят за пределы… но остаются людьми.

Бык сел на край скамьи. В чаше фонтанчика плавал тёмно-зелёный глянцевый лист. Солнце поднималось к зениту, становилось жарко. Быку подумалось, что неподвижное солнце над «ХроноРозой» заставляло его нервничать, пусть он и не хотел сознаваться в этом. Живое движущееся солнце над Тортугой было куда приятней. Бык собирался облиться холодной водой ещё раз, когда высохнет.

— Согласен, — отозвался Бык. — Спасибо, что сказал. А теперь «во-вторых», пожалуйста.

Цейно негромко засмеялся.

— Во-вторых, я хотел спросить тебя, и очень строго спросить: куда ты после всего этого ломанулся в одиночку? Кому и что ты хочешь доказать? До сих пор ты не выглядел идиотом.

Бык поперхнулся.

— Ты что, следил за мной?

— Вполглаза.

Бык вздохнул. «Только соглядатая мне не хватало, — подумал он. — Готов спорить, капитан Цейно за мной не посылал».

— Я пришёл сюда полюбоваться на вещи, — сказал он. — Давно собирался. Вот и всё.

— Я должен в это поверить?

— Зачем ты за мной увязался?

Цейно улыбнулся — прежней бесстрастной улыбкой куклы.

— Дай угадаю, — сказал он. — Думаешь, ты один на «ХроноРозе» легендарный герой, убийца дракона? А остальные ученики Веньеты — так, случайно у дороги валялись? За два месяца ты не дал себе труда спросить. Может, Ниаль тоже сражалась за свой народ? Её звали Ниалерос Пламенная. Может, Лаваро два года просидел в осаждённой крепости, но так и не сдал её? Может, Кориш повёл свой отряд, пять десятков голодных и вшивых против тысячи, и тысяча побежала? И это я говорю только о воинах. Мужества многих других ты даже оценить не способен.

Бык стиснул зубы и перевёл дыхание, сдерживая приступ гнева. Вряд ли Цейно лгал, а если он говорил правду, то упрёк был справедливым. Бык действительно не расспрашивал. Сам он не особо стремился рассказывать о минувшей жизни и полагал, что остальные тоже не хотят предаваться воспоминаниям.

— А кем был ты? — спросил он.

— Личным секретарём.

— Чьим?

— Его имя тебе ничего не скажет. Последнюю разведсводку я передал из бункера, где он прятался. Уже после нашей победы. Меня застрелили свои, когда брали этот бункер. Они не знали.

Бык помолчал.

— Так ты, стало быть, великий шпион? Думаю, у тебя есть свои… цели.

— Теперь я ученик капитана Аладору, — отрезал Цейно. — И рассчитываю однажды стать его солдатом. Это моя цель.

Бык помолчал ещё, выбирая слова.

— Тогда, — сказал он, — возможно, ты поймёшь лучше, чем я.

…Было в этом что-то странное, почти неправильное. Бык рассказывал о случившемся Цейно, которого терпеть не мог, и рассказывал много подробней, внимательней и вдумчивее, чем Листье, которую любил и которой доверял всецело. Но капитан Аладору верил Цейно, а значит, ему стоило верить. И Цейно по-прежнему был искушённым соглядатаем, как Бык по-прежнему оставался воином. Цейно понимал человеческое коварство лучше, чем белая чайка Листья… во всяком случае, так думал Бык. Цейно слушал его, окаменев. Он полностью сосредоточился на том, что узнавал от Быка. Лицо его стало совсем неживым и он как никогда был похож на куклу, но сейчас это не казалось отталкивающим.