Тревожная весна 1918 (СИ) - Дорнбург Александр. Страница 8

Вот зараза! Подниматься в такую рань! Но труба зовет на подвиги! Хотя на улице царствует промозглая погода, сопровождаемая шквальными порывами ветра. Сегодня 20 марта, и значит пора разбираться с Сальском. Успех приходит к тому, у кого есть что-то в голове и кто умеет пнуть ближнего раньше, чем ближний пнет тебя! Конечно, не все еще подготовлено как надо, но война план покажет. Играем на грани фола. А тянуть дальше с подготовкой возможности нет — обстановка стремительно накаляется, так что можно опоздать. Время настало! Надо «ковать железо, пока горячо»! Казачьи восстания уже начались, пока в отдаленных станицах. Час пробил! Теперь добро и зло, благородство и предательство, свобода и тирания сойдутся в смертельной битве.

Действительно, не долго пришлось красным хозяйничать на Дону. Порядки, устанавливаемые ими воочию убедили трудящегося казака-хлебороба, что гнилые идеи большевизма не совместимы с его укладом жизни и идут в разрез с традициями домовитого казачества. Казаки с каждым днем убеждались, что их права беззастенчиво попираются непрошеными насильниками и что всякая попытка казачества устроить свою жизнь на исконных казачьих началах, жестоко подавляется вооруженной силой разного пришлого полоумного сброда.

Они видели, как советская власть постепенно их обезличивает, насилует казачьи обычаи и глумится над его традициями, освещенными веками. Казаки чувствовали, как их во всем урезывают; их оружием вооружают иногородних мигрантов, наделяют последних одинаковыми правами с казаками и, мало того, делают иногородних равноправными даже в станичном достоянии. Не могло скрыться от казаков и то, что с первых дней господства красных на Дону, во все стороны тянулись длинные обозы и поезда с увозимым награбленным казачьим добром.

Не могли спокойно выносить казаки и надругательства над верой православной, излома вековых казачьих обычаев, кровавой расправы солдатских банд. Мрачные ходили они по станицам, особенно там, где правили наглые комиссары, насосавшиеся казачьей крови и советы из чужих, пришлых людей "без царя в голове".

Казаки стали чаще собираться у офицеров, скрывавшихся по станицам, внимательно слушали их трезвые, разумные речи о создавшемся на Дону неприглядном положении. Искусственная пропасть, созданная оголтелой большевистской пропагандой между стариками и фронтовиками, а также между офицерами и казачьей массой, стала постепенно уменьшаться. Офицеры в станицах делались предметом особого уважения и казаки начинали с надеждой смотреть на них, сознавая, что в назревавшей борьбе с большевиками они сыграют главную роль.

Видно было, что революционный угар рассеивается. В казачестве росло единение, а вместе с ним недовольство новой властью. Запахло жареным. Рабоче-крестьянская власть уже ясно сознавала шаткость своего положения в Донской области. Ненависть к большевикам особенно возросла, когда "Областной съезд советов" г. Ростова вынес среди прочих постановлений и решение о "национализации" всей области. Казаков на этом съезде почти не было. Когда решение "Съезда" стало известным на местах, оно всюду вызвало огромную бурю протеста. Если в городах и на железных дорогах большевики еще крепко держались, то иное положение было в центре области.

Насильственно ворвавшись в Донскую землю, через трупы народных избранников, атаманов Каледина, Назарова и Председателя Войскового Круга Волошинова, большевики, однако, не сумели укрепить свое положение на местах, в станицах. В отношении казачьей массы красные, эти куски поросячьего дерьма, действовали, я бы сказал, не всегда решительно. Возможно, что их пугало предстоящее весеннее разлитие реки Дон, могущее разобщить и даже изолировать красногвардейские солдатские гарнизоны, поэтому большевики не рисковали удалять их особенно далеко от главных оккупационных центров.

В станицах, по существу, происходило лишь внешнее подлаживание под большевиков, а внутренне усиливался процесс пассивного им сопротивления. Хотя в большинстве станиц станичные и хуторские правления были заменены "советами", а вместо окружных управлений созданы "окружные советы", но председателями "советов" оказались или старые станичные атаманы, или бывшие члены станичных правлений, то есть казаки крепкие, твердо стоявшие за традиционные казачьи привилегии и за сохранение казачьей обособленности.

Бунтующим элементом на местах временами являлась станичная интеллигенция. Даже в тяжелые моменты, она стремилась не терять связи с казачьей массой, сумела сохранить на нее свое влияние и явиться побудительным началом в антисоветском движении. Но, конечно, особую стойкость в отстаивании казачьих прав проявляли старики-казаки, наши глубокоуважаемые "шейхи" и "аксакалы", ярые противники всех большевистских нововведений. Стальные люди! Никакие большевистские жестокости не могли их устрашить и заставить отказаться от служения интересам казачества. Своей непоколебимой решительностью защищать все казачье — родное от посягательств красных, они всегда являли собой пример геройства, часто увлекая за собой колеблющихся и малодушных.

Как я уже упоминал, большевистские декреты особого сочувствия в станицах не встречали. Не выполнили станицы и советского приказа о выдаче скрывающихся офицеров и оружия. Когда получили этот приказ, казаки его прочитали, погуторили немного и затем спокойно спрятали его под сукно. Как бы в ответ на это грозное требование, в некоторых станицах стихийно возникли советы обороны — ячейки будущих очагов восстания. Внешне рядовое казачество оставалось, как будто бы спокойным, но фактически положение было таково, что достаточно было малой искры, чтобы вспыхнул пожар. Длилось это до тех пор, пока красная власть, еще не применяла к сельской казачьей массе суровых мер и репрессий, а всю свою злобную энергию изливала на городскую интеллигенцию и "буржуев".

Но достаточно было появиться в станицах карательным отрядам против непокорных — с издевательствами, грабежами и насилиями, экспедициями за хлебом и другим казачьим добром, разного рода "контрибуциями", чтобы возмутить душу честного казака. И полыхнуло.

И с первыми весенними днями зашумел и заволновался Дон. 18 марта 1918 года в северо-западном углу Дона, в станице Суворовской, зажглась искра восстания. В ночь на 19 марта все казаки, способные носить оружие, даже дряхлые глубокие старцы, под начальством полковника В. Растягаева, вооруженные в основном только лишь вилами и топорами, двинулись освобождать окружную станицу Нижне-Чирскую. Они овладели станцией Чир на линии железной дороги Лихая-Царицын, захватили "совдеп" разогнали "военно-революционный комитет" и разоружили красногвардейский гарнизон.

Как бы неожиданно по всем станицам 2-го Донского округа вспыхнули восстания. Казаки избрали своим предводителем — окружным атаманом полковника Мамонтова, впоследствии известного генерала, отделившегося с небольшими силами от отряда Походного Атамана, и под его руководством приступили к очистке от большевиков своего округа. Успех восстания казаков 2-го Донского округа воодушевил соседей из 1-го Донского округа. Стали подниматься станицы правого берега Дона.

Не отстал от них и всегда крепкий Юг области. Там также восстали казаки Егорлыцкой, Кагальницкой и Хомутовской станиц. Они не пустили к себе карательных большевистских отрядов и с помощью казаков Манычской и Богаевской станиц стойко выдержали наиболее сильный большевистский натиск на свои станицы. Не лишено интереса то, что с целью обеспечить себя от большевиков, действовавших по железной дороге от Ростова, казаки этих станиц, разобрали полотно железной дороги на протяжении нескольких верст, рельсы и шпалы развезли на быках, насыпь сравняли, а затем ее даже вспахали.

Не менее тревожно было для большевиков на западной границе Области и на севере. Казачье население этих районов, местами уже давно выказывало свое неудовольствие новыми порядками, и открыто, с оружием в руках, выступало против Советской власти. Так 8-го марта Луганцы отбили поезд с арестованными офицерами, которых большевики отправили из станицы Каменской в Луганск в распоряжение "че-ка" для расстрела. На севере, в Хоперском округе, как метеор среди ночи, вспыхнул и погас яркий подвиг есаула Сонина. Он с горстью учащейся молодежи, дерзко захватил окружную станицу Урюпинскую, разогнал местный совдеп и красные пришлые банды. Но партизан не поддержали, и движения не получилось.