Мяч круглый, поле скользкое (СИ) - Чечин Александр. Страница 36

— Так-то оно так… Нет, что говорить, другой раз сам бы постарался такой истории не допустить! Ну, травма, ну, повздорили. Про судью говорить не буду — тут не наш с вами уровень. Так ведь что я мог сделать? Атаман сказал — уходить. Попробовал бы я настоять, чтоб продолжали! Ха! Кто б меня после этого в команде слушать стал?

— И тут прав. Авторитет зарабатывают годами, а растрясти за минуту можно — не соберёшь. Да и нет его у тебя пока. Теперь вот набежало чуть-чуть, ну, и лапа у тебя, как видно, поволосатей иных. Это ж надо — на таком настоять! Сразу видно, не патрончик в обойме твой Тишков. В пистолеты метит, сам решать хочет, куда пулькам летать.

Лобановский, стиснув зубы, едва удержался, чтоб не зарычать. И в самом деле, каков был для партийца соблазн всё под ковёр замести, чтоб потом услугу с провинившихся стребовать! Да только с первой минуты знакомства стало понятно — нет, это из какого-то другого теста человек. Едкий, прямой, сразу дал понять, кто тут музыку заказывает, но ведь и какие за эту музыку пообещал гонорары! Один «аналитический центр» чего стоит. Еще у Ошенкова Валерий подсмотрел идею использовать статистику действий игроков на поле. Если её грамотно обсчитать, можно было отыскать слабые места в тактике, подобрать какие-то индивидуальные тренировочные планы, чтобы игроки могли подтянуться там, где чего-то не хватало. Даже пробовал заказывать кое-какие подсчёты в вычислительном центре Южмаша, пока работал в «Днепре». И вот Тишков будто в голову ему залез, все его мечтанья прекраснодушные наружу вытащил и пообещал воплотить в кирпиче, бумаге и транзисторах! А теперь? Где такого второго найти, если…

— Если выберется твой покровитель — охо-хо, думаю, придётся нам всем учиться в футбол по-новому играть. Не в смысле — на поле, а, что называется, под ковром. А ещё вернее — под ковром-то играть разучиваться будем как раз. Ты этого Первого секретаря, которого под суд теперь отдали, не знаешь — он с прошлого года у нас только, как Шульгина на автодороги перебросили. А я насмотрелся на него — тоже жох парень, хоть и не такого пошиба, как Тишков. Договариваться зато уж мастер! Вон Капсина к нам из Куйбышева сманил. У того дочка больная, доктора намекали, мол, климат сменить бы, так пообещал ему квартиру трёхкомнатную через год. Кто даст теперь? Зато вон с Губичем на короткую ногу сошёлся, рыбалить-отдыхать на Кальмиус вместе ездили, да с бабами — то-то он так и взбеленился, что обидели его любимца. Но судью покупать — это он хватил лишку! Да был бы поавторитетней товарищ, с заслугами — может, и выгородили бы ещё, а тут и сам зелёный, и руководство в республике новое… Нет, верно тебе говорю, это только начало. Показательный, что называется, процесс, чтоб все заранее поняли и руки от сала отмывать кинулись, коим подмазывают друг друга столько лет. Вам привыкать работать без всего этого. Я-то хрыч уже, меня и так через год, много через два, в утильсырьё отправят. Ты, Валерий, тоже прав — я по-старому тренирую, чрезмерно полагаюсь на ответственность игроков, на то, что им работа над собой больше всех нужна. Сегодня и требовать от них, и, главное, давать им надо уже намного, намного больше. Вот взять Губича того же: какой невероятный талант парень! И какой к этому таланту дал Бог характерец…

— Мне ли не помнить. Нас ведь с Валентином к нему в комнату в общежитии подселили, когда мы только приехали в Донецк. Что ни вечер — под мухой, курил в постели, ночью вставал, грохотал, от нас только отмахивался… Без царя в голове, но играть против него — мука. Тоже, наверное, от характера. А взять бы его, как в армии, заставить круглое таскать и квадратное катать, чтоб приползал домой с одной только мыслью о койке! — мстительно осклабился Валерий.

— Взять бы… И смех и грех: мне перед отъездом рассказали, как он лечится. Ему же челюсти проволокой связали, собирали чуть не из костной муки — так твой Атаман его жизни поучил. Кормится кашкой жиденькой и протёртым супчиком. И ведь подговорил медсестру — та ему чекушку принесла и соломинку! — Ошенков передёрнулся всем телом. — Ей-Богу, его бы, как жевалки зарастут, в ваш санаторий упечь, негодника… Я Степанова ведь не узнал! В позапрошлом году, когда видел его последний раз, полуопустившийся был человек, жизни в глазах не осталось. А теперь? Я уж думал, он за Трофимку этого всем нашим рёбра пересчитает прямо на поле. А как своих ведёт? Ему и гетманской булавы не надобно, с таким-то кулаком! Ох, и повезло же тебе с капитаном, Валера. Если ещё следующий год протянет — успеешь с ним та-акую командочку сколотить…

— Мне бы протянуть. Ну что я за тренер, Олег Саныч? Они же сами решают, как играть! Не то, что не слушают меня, или не уважают, нет — но толку от того, что я им говорю…

— Это дело не минутное. Хорошие ли, не очень, а они мастера, а не физкультурники. У каждого сложилась метода, у каждого свое представление о том, в чём силён, а куда и не лезть бы. Ты наблюдай за ними внимательней, это и твои университеты. Работа старшего тренера — не только и не столько со свистком у беговой дорожки стоять да в квадраты расставлять. Правильно использовать то, что у тебя есть, не испортить, да улучшить, где можно — вот она, самая гроссмейстерская задача! Я-то, старая перечница, уж в гроссмейстеры не тяну. Тебя с Трояновским упустил, не сумел приставить к делу с толком, да и решил — гори оно…

— Кто ж не ошибается, Олег Саныч. Да вы…

— Давай уж на «ты», Васильич. Мы с тобой теперь нюх в нюх скачем, а не один другого погоняет.

— Неловко…

— Всё ловко. Неловко — это если тебя игроки при всех Валеркой станут кликать и потешаться. Порядок должен быть!

— Ну, — Лобановский силился выдавить из себя непривычное обращение к человеку, которого, как ни крути, глубоко уважал, пусть и не любил, — ты, Саныч… не наговаривай на себя. Я в сравнении с тобой ещё третьеразрядник, не все фигуры-то наизусть помню, как ходят.

— А, может, пришло время новые правила придумывать, а не разучивать классику? Когда от тебя е два — е четыре ждут, а ты цоп доску и хрясь по темечку… — сморщенное, как печёное яблоко, лицо Ошенкова затряслось мелким стариковским смехом. Валерий первый раз за вечер искренне улыбнулся — правда, тут же и скис. Пришло время говорить про неприятное.

— Саныч, прощения хочу попросить. Неладно вышло с Евсеенко. За Трофима Атаман уже с Губичем расквитался, и с Зимы проценты взял, но…

— Оставь, Васильич, считай — замяли. Арбитр на сей раз наказал, как причитается. Удаление дал, пенальти в наличии — чего ж ещё? Да и обошлось там, благо Станислав у нас в весе пера, и жилистый. А вот кому порыхлее Масик ваш своей сваей мог бы пузо и до хребта промять. Ты уж проработай его — негоже ведь так очертя голову-то.

— Ну, раз так… — Лобановский вздохнул с облегчением.

— А вот за судью в Донецке, понимаешь, вину всё ещё чувствую, хоть и не я его сговаривал на дело. Опять же, кто так в лоб команду сливает? Это надо вовсе не бояться ни Бога, ни тех, кто чуть пониже его сидит. То ли дурак, то ли совсем уж какую благодарность чрезвычайную посулили? Вот что, мил друг. Расплачусь с тобой за обиду самым дорогим, как в сказках только бывает, — Ошенков сделал таинственное лицо. — Сыном родным. Игрока из Мишки хоть и не вышло, но футбол я его понимать научил. Он диплом получил недавно, сейчас в Киеве, в Институте физкультуры, статистикой занимается, а на досуге архивные матчи просматривает, анализирует. Записей уже целые талмуды настрочил. Вот тебе номер, приедешь домой — позвони. Найдёшь, как его к делу приставить — будет много толку вам обоим.

Интермеццо пятнадцатое

Ложатся муж с женой спать, муж уже дремлет и сквозь сон говорит:

— Свет…

Жена ему хрясь со всей силы по лбу, он, бедолага, аж глаза выпучил:

— За что?

— Какая ещё, на хрен, Света?! Я Галя!

— Какая ты Галя? Ты дура! Свет выключи!

Андрей Антонович встал, прошёлся по комнате от дивана до окна, открыл форточку, в которую сразу ворвались Москва и весна, и нажал на кнопку, выключающую стабилизатор. Проклятый французский телевизор не хотел работать на низком напряжении, а вечером, когда все приходили домой и включали плитки, телевизоры и прочие пылесосы со стиральными машинами, оно крепко проседало. Пришлось в комплект к капризной импортной технике приобретать наш отечественный неподъёмный электроприбор.