Мяч круглый, поле скользкое (СИ) - Чечин Александр. Страница 47
Кальтенбруннер взял свои доминошки и посмотрел на играющего с ним в паре Готлиба Рейнгольдовича Миллера, Тот кивнул головой, показывая, что 1–1 у него, и первый ход за немецкой командой.
— Да, мой отец говоррил, что вся сила мюнхенской «Баваррии» — в атлетизме. Наши не рразвиты физически. Вы бы видели мюнхенских футболистов, когда они выходили на поле — сплошные бугрры мышц! В трридцать вторром, я пацаном ещё был, «Баваррия» перрвый рраз чемпионом Геррмании стала. И вот они уже тогда как заведённые бегали всю игрру, а у наших сегодня, черрез соррок лет, не мускулы, а кисель. Где им выстоять прротив высоких и техничных грузин. И ррост тут имеет значение! В «Кайррате» все низкие, прроигррывают головой и у своих воррот, и у чужих.
— А Трофимка Арисагин тоже ведь невысокий — а как забивал, когда играл, — защитил «Кайрат» Алим Байшалов.
— Согласен с технологом, — грохая первой доминошкой по столу, улыбнулся заместитель директора Мебельной фабрики. Он вырвался наконец из пионерского лагеря. Котельную откопали — на счастье, прочные стены спасли оборудование. Придётся всё отмыть от грязи и перебрать, но хоть не с нуля начинать. Строительство нового клуба запустили, здание административного корпуса воздвигается прямо на глазах. Добыл Первый секретарь товарищ Тишков оцилиндрованное бревно, теперь огромный сказочный терем строят вместо бетонной коробки, сложившейся, как карточный домик, под ударами стихии.
— Я и не споррю! Есть настоящие волшебники мяча. Но прредставьте себе, что тот же Аррисагин будет, скажем, метрр восемьдесят пять, и весом под сотню кило. Он выигррает любой веррховой мяч! Защитники будут от него отскакивать как от стенки, — Карл Иванович поднялся на все свои два без чего-то и боднул воздух, изображая, как огромный Трофимка будет играть головой.
Впечатляло. Все представили целую команду двухметровых гигантов и ползающих где-то по пояс им пахтакоровцев.
— Не. Вон Пеле — тоже не гигант. И Трофимка, и Гарринча — да все великие невысокого роста, — не согласился молодой технолог.
— А Стрельцов, а Франц Беккенбауэр? Вот они-то высокие, — не сдавался Карл Иванович. — Готлиб Рейнгольдович, вы что думаете?
Миллер, в противоположность своему земляку… Нет, земляки — это выросшие в одном месте. Миллер был из поволжских немцев. Когда разгоняли республику перед войной, его семье досталась Алма-Ата. Соотечественнику… Ну так и отечества разные. Единоверцу… Один — католик, другой — лютеранин, но оба — коммунисты. И нации, скорей всего, не так чтобы совсем одной. Кальтенбруннер из Австрии корни имеет, а Миллеры когда-то переселились из того самого Эльзаса, что таки достался Франции, несмотря на преобладание немецкого населения.
Так вот, Миллер, в отличие от тоже-немца, был маленький вёрткий толстячок с большущей лысиной и остатками чёрных как дёготь волос. Ну ни каким боком на белокурую бестию не походил. А, нет! Всё же есть в нём нордическая черта: любил сосиски.
— Да, для некоторых позиций в футболе — вратарь, центральный защитник, центральный нападающий — рост может иметь важное значение. Важное, но не решающее. Футбол — это такой вид спорта, где требуется гармоничное развитие и сочетание множества качеств. Сила, скорость, ловкость, координация, выносливость… Ко всему высокие требования. Одного роста для хорошей игры недостаточно. Это преимущество легко нивелировать серьёзными пробелами в чем-то другом. Мастерство, тактика, скорость…
— Во! Бачишь, Карл Иванович, шо грамотна людина гутарит? Хармоничный!!! — завскладом со всей дури припечатал тройки-дубль, закрывая одну из веток растущей кракозябры.
— Думаю, что через три дня высокие грузинские футболисты из Тбилиси ваши доводы, уважаемый Опанас Олегович, опровергнут.
— Та я й спорить не стану, це буде матч смерти.
— Карл Иванович, а я слышал, что вы были на том «Матче Смерти». Правда? — Алим Байшалов постукал по столу, показывая, что ходить ему нечем. Поторопился Олегович, тройки закрывая. Не подумал о партнёре.
Кальтенбруннер примостил свою доминошку, положил костяшки на стол, оглядел соратников и, понизив голос до шёпота, сказал:
— Наверрное, нельзя говорить, но и в книге, и в фильме — неправда.
— Как это? — аж привстал Алимка.
— Я ведь в партию вступил… Мне, наверрное, нельзя говорить, такое…
— Не, не, Карл Иванович, я сам почти коммунист! Правда — она важней. Если соврали режиссёры и писатели…
— Лев Кассиль, — мотнул головой по-овечкински Кальтенбруннер.
— Да хоть Пушкин. В чём неправда? Не было подвига? — чуть не плакал технолог. Ориентиры жизненные рушились.
— Подвига? Был подвиг! Только не так, как показано в фильме.
— Не тяни, говори уже, — стукнул доминошками Миллер.
— Матчей было около десяти — я не на всех был. Я ведь как раз работал на том аэродроме, там подземное хранилище делали для горючего. Видел пять встреч, в том числе и с этими якобы зенитчиками.
— Так а с кем ещё играли? — все уставились на «разоблачителя».
— В Киеве стояли венгерские части и румынские. Вот в основном с венграми и играли, да ещё я был на одной встрече с румынами — тогда русские выиграли, 8:1.
— Венгры, румыны… Они же за нас? — не поверил Алимка.
— Сейчас-то? Ну… условно, да и то не очень. А во время войны венгерские, а особенно румынские фашисты зверствовали почти на всей Украине. Особенно в Одессе. Грабили там всё и всех, пока немцы их хоть чуть не приструнили.
— Ну ничего себе союзнички, — присвистнул молодой казах.
— Так я продолжу. С немцами был матч, но я на него не попал — прорвало трубопровод, восстанавливали. Они проиграли, и тогда начальство решило на следующий день или через день устроить матч-реванш. Я слышал, что киевляне отказывались, но их заставили. За немцев уже не те зенитчики с нашего аэродрома играли — собрали лучших футболистов со всех частей в Киеве и окрестностях. И они дали бой, но продержались только первый тайм, а потом, как и «Кайрат», просто сильно устали. «Старт», так называлась команда, выиграл. По-моему — давно ведь было, — пять — два. Или пять — три?.. И никто их не арестовывал, после этого они ещё играли с «Рухом» — это из полицаев команда в Киеве, тоже русские. Потом, я слышал, был донос, мол, раз это динамовцы, то они все были сотрудники НКВД. Вот тогда несколько человек арестовали. Потом я не знаю. Нас эвакуировали, к городу стали подходить отряды Красной армии.
— Так ты, Карл Иванович, говорил, что подвиг был. В чём он тогда?
— Пусть будет десять матчей, и пусть даже ты всё время выигрываешь. При этом всегда голодный — они ведь кое-как питались, да ещё и работали. Тяжело работали — грузчиками трудились. И вот выходишь против врагов и побеждаешь, и каждую минуту ждёшь, что арестуют за это. И снова выходишь, и опять побеждаешь. И вдохновляешь киевлян — вот, мол, этих фашистов можно бить, они не всесильны, не боги, а простые смертные. Да просто доставляешь радость очень тяжело живущим в оккупированном городе людям. Голодные, запуганные, выходили десять раз на игру с врагом и побеждали. Вот подвиг.
— Карл Иванович, тебе надо выступить и вот так рассказать это кайратовцам, чтоб и они о людях, приходящих на стадион за них болеть, вспомнили! Чтоб думали о нас, когда играют, — вскочил Алимка.
— А что? Я позвоню завтра Аркадьеву. Давай, Карл Иванович, готовься.
Глава 24
Событие двадцать второе
— Вась, а чего ты с Петей больше не играешь в шахматы?
— Ну а ты бы сам стал играть с человеком, который когда проигрывает, ругается, бросает в тебя фигурами, бьёт тебя доской по голове?
— Конечно, нет!!!
— Ну так вот он и не стал играть…
— Да вы присаживайтесь вон в креслице это. Нам тут не на одну минутку разговор предстоит.
Нестарый ещё, но почти лысый мужчина с кучеряшками на затылке и рубленным каким-то лицом тяжело уселся в небольшое кресло, ещё помнящее увесистые выпуклости бывшего КГБшника Цвигуна. Как там в поговорке — КГБшники бывшими не бывают? Вот — присутствие этого грузинского товарища поговорку подтверждает.