Туман (СИ) - Курамшина Диана. Страница 39

– Чаю будете? – наконец смогла произнести я.

– Было бы неплохо. – заявил майор не прекращая жевать.

Господи, кто учил этого мужлана манерам! Я прикрыла глаза и выдохнула. Успокоившись же, налила напиток в подставленную заботливым Аристархом Петровичем чашку. Врач переводил взгляд с меня на Семёна Матвеевича и улыбался.

– Вы могли бы жевать не так быстро? Это просто неприлично.

– Ой, баронесса, не довелось вам на войне обеды вкушать. Особенно когда раненым конца-края не видно. Если б не мой Антипушка… – господин Сушинский невольно усмехнулся, – вообще бы забывал питаться.

– Звали, Ваше высокоблагородие? – тут же показалась в дверях вихрастая, но большей частью седая голова солдата.

– А? Нет любезный. Меня тут вот угощают. Так что ты не волнуйся, я поел.

Лицо денщика расплылось в щербатой улыбке.

– Ну и Слава Господу! – ответил тот и скрылся в коридоре прикрыв дверь.

Господин майор успел достаточно подкрепиться, когда нам сообщили о прибытии раненых. В монастырский двор въезжали подводы. Лежащих перевозили по двое, те же кто мог сидеть, набивались человек по восемь. Некоторые нижние чины вообще предпочли идти, держась рукой за борт телеги. Подъехала даже раздолбанная карета, из которой несколько забинтованных офицеров аккуратно начали выгружать полковника с обмотанной головой.

Пока офицеры переговаривались с начальством постоянно скашивая на меня глаза, я, почувствовав себя в «знакомых водах», направилась к раненым. Опрос и сортировка, нужно понять, нуждается ли кто из них в срочной помощи.

Отметив несколько тяжёлых случаев, спросила Аристарха Петровича, могу ли занять первую перевязочную, и воспользовавшись помощью неотступного Егора повела своих пациентов внутрь. Семён Матвеевич проводил меня удивлённым взглядом, но промолчал.

Раны смердели. Оказывается, их плохо очистили от кусочков мундира, что попали в них вместе с пулей. Вызвала фельдшера, чтобы организовать себе удобное место для работы. Припасённый фартук понадобился в первый же день. Раны пришлось резать, дабы вымыть всё лишнее солёным раствором. Обезболивающего, увы, не было. Сердобольный «охотник» поделился глотком горячительного из моих запасов. Благо в госпитальной аптеке нашлись нужные лекарства и перевязочные средства.

На какое-то время я просто выпала из реальности. Оглянулась вокруг, только когда Егор сообщил, что за дверью больше никого нет. Господин Сушинский в компании двух лекарей стояли в углу и тихо наблюдали за мной.

– Что-то не так, Семён Матвеевич, – спросила устало, – вам нужна помощь? – поднялась со стула, на который только что опустилась.

– Нет, нет. Всё хорошо. – улыбаясь ответил мужчина. – Мы просто наблюдали за вашей работой. Надо же нам как-то отчёты писать.

– Ну и хорошо, я тогда немножко передохну.

Но видно не судьба. Открылась дверь и в комнату вошёл Витольд Христианович. Я отрешённо закрыла глаза.

– Так и думал, что вы уже в первый же день найдёте для себя занятие. – усмехнулся господин Недзвецкий, – Ваше высокоблагородие, я могу похитить у вас старшего ученика лекаря? – обратился он к майору, – У нас в повивальном доме настоящая la révolution. Супруг роженицы не даёт господину Лаппо провести операцию. Вбил в голову, что раз госпожа баронесса однажды смогла спасти «истеру» [141], то и они ни на что другое не согласны.

При этом он так забавно сложил руки в шутливом молитвенном жесте, что господин Сушинский рассмеялся и кивнул. Мне же хотелось хоть немного отдохнуть, но… вместо этого отправилась приводить себя в порядок и собираться.

Аристарх Петрович был крайне недоволен тем, что мне вместо чая и покоя приходится куда-то уезжать, так что всё это время я слышала их негромкое переругивание. Егор тоже сердито сопел, помогая мне укладывать очищенный фартук, который наверняка ещё сегодня пригодится.

Лица в коридоре были уже не заинтересованные, а скорее удивлённые. Солдаты тихо переговаривались провожая меня взглядом. Моё же внимание привлёк младший чин со странно перевязанной рукой. Она была в неестественном положении и явно причиняла дискомфорт. Как я его пропустила? Остановившись, ощупала его конечность и повернувшись к Семёну Матвеевичу безапелляционно заявила:

– Кость нужно сломать и собрать заново, это никуда не годиться!

Глава 23

Вокруг начались возмущенные перешёптывания.

– Да как жеж так, братушки. Зачем жеж измываться так над болезным? – запричитал рядом с покалеченным нижним чином другой солдат с перевязанной головой, но выглядел он вполне подвижным.

– Тебе его так жалко, – резко обернулась я к «возмутителю», – что ты готов его калекою на всю жизнь оставить?

– Ну дык он и так убогим стал. А вы ж ещё и поизмываться над них желаете!

– С чего ты взял это? – спросила с удивлением.

Мужик смутился, но подбадриваемый стоящими вокруг солдатами продолжил:

– Так дык вы ж опять ему руку ломать хотите, только-только ж зажила.

Со всех сторон начались шепотки, что слышали они, будто есть такие барышни, кровушкой питаются, да изводят много простого люда для этого. Особливо за границею.

– Послушай милейший, – я усиленно пытаясь оставаться спокойной, – ты видишь в каком состоянии у него рука? – тот кивнул. – Если всё оставить как есть, он увечным останется на всю жизнь, так как кость его неправильно срослась, видно в дороге сместилась. А я смогу её заново сложить – правильно! Но для этого нужно криво соединившееся сломать.

Повернулась к обсуждаемому нижнему чину и уточнила.

– Как ты желаешь? Калекою на всю жизнь остаться, потому более ни к какому занятию способен не будешь. Либо потерпеть немного и работающую руку иметь?

Тот немного подумал и кивнув довольно спокойно ответил:

– Вы барышня, ежели как прежне руку возвернёте, то оно конечно потерпеть можно.

– Семён Матвеевич, надеюсь мы сможем сделать это завтра?

– Конечно, – ответил господин Сушинский, – жду вас с утра.

Всю дорогу до повивального дома Витольд Христианович хранил молчание. Да и тяжело поддерживать разговор, когда собеседник сидит закрыв глаза. Я предпочла хоть немного отдохнуть во время поездки.

Видно, из-за нахлынувшей обиды, накатила какая-то странная отрешённость. Всё происходящее не вызывало трепета или интереса. Сaesarea sectio [142] прошло даже можно сказать как-то буднично, если не считать, что оба господина: Недзвецкий и Лаппо мне ассистировали. Арнольда Викторовича особо поразило моё спокойствие. В какой-то момент я услышала его обращение к Витольду Христиановичу, «интересно сколько таких операций она уже делала, её холодность поражает». Странно, даже улыбнуться не хотелось.

Хотя… немного грело душу то, что акушер не забыл нашего первого общения. Перед операцией без моего напоминания нам подали воду и мыло. А все инструменты были особым образом обработаны в хлорной извести.

Господин Недзвецкий не был удивлён подобным, значит уже просвещён заранее. Поразительно, но губернские врачи с удовольствием перенимали нововведения и знания, в отличие от столичных академиков.

Оставив уже знакомые господину Лаппо рекомендации, поспешила домой. Первый рабочий день вымотал, оставив какое-то неприятное послевкусие. Дома встречали радостно и даже как-то торжественно. Решив не портить им настроение старалась улыбаться. Но сославшись на усталость, быстро ушла в свою комнату. Надеюсь, хороший сон смоет всё недоброе.

С утра в госпитале перед входом меня ожидала стайка барышень от шестнадцати до двадцати лет от роду. Сопровождал эту чудную группу молодой человек из присутствия. Посланный господином Исуповым, в его обязанностях было проследить за исполнением поручения. Подбежав ко мне, он поздоровался и напомнил, что нас знакомили на маскараде. Увидев мой кивок продолжил:

– Я с удовольствием представлю Вам отобранных барышень.