Когда боги спят - Алексеев Сергей Трофимович. Страница 44
Хамзат ни о чем его не спросил – своим пронзительным чекистским оком все увидел, а скорее всего, сам находился в состоянии испытания веры и отлично понимал, что происходит.
– Бог нас не слышит, – заключил он. – Безбожники мы.
– Может, они спят, боги? – предположил Зубатый.
В любом случае, начальник охраны укрепился и вел машину почти до утра, пока не приехали в Малоярославец. Зубатый дремал и, когда вскидывал голову, видел напряженное и сосредоточенное лицо Хамзата.
– А пожалуй, спят, – сказал он однажды. – Как бы тогда терпели, видя, что на земле делается.
Остановились в местной полупустой гостинице, едва достучавшись до дежурной, и когда расходились по номерам, Хамзат неожиданно подтвердил догадки Зубатого.
– Я завтра с тобой пойду.
– Куда?
– В монастырь, – сказал уверенно.
Встали около одиннадцати, наскоро умылись, позавтракали и отправились пешком. Свято-Никольский монастырь отыскали скоро, вернее, пока еще его исторические ворота с надвратной иконой Богоматери. Тут же рядом оказалась женщина с одутловатым лицом, самодеятельный и добровольный гид. Она рассказала, как в эту чудесную икону французы стреляли из ружей во время знаменитого сражения под Малоярославцем, но попасть ни разу не смогли, пули ложились рядом, и до сих пор видны следы – их не заштукатуривают, чтоб люди помнили о чуде.
– А что, часто тут чудеса случаются? – спросил Зубатый.
– Как же! Явление Божьей Матери тем же французам было, они испугались и побежали. Господь это место держит под неусыпным наблюдением.
Говорила очень чисто, культурно, выдавая свое прошлое воспитание.
– Значит, боги не спят? – спросил Хамзат.
Женщина задумалась, поддергивая концы платка, после чего тяжело вздохнула:
– Знаете что? Дайте на бутылку и идите-ка отсюда!
Зубатый дал ей денег, на что Хамзат блеснул взором и замахал руками:
– Зачем дал? Это не женщина! Не человек! Зачем пьет? Женщина не может пить вино!
Сам монастырь стоял на склоне холма, и его территория, от центральных ворот до развалин на задворках, была покатой, и лишь возле палат игуменьи ее выровняли и превратили в клумбы, на которых еще торчали помороженные цветы. Встретила их монахиня средних лет, как выяснилось, мать-экономка, выслушала и пообещала спросить настоятельницу, примет ли она и когда.
Хамзат получил разрешение осмотреть монастырь и, чтобы не мешать, сразу же отправился вдоль крепостных стен, а Зубатый остался на скамейке среди клумб. Он сидел и высматривал Снегурку, однако все женщины, молодые и старые, обряженные в черное, казались на одно лицо. Были тут и совсем молоденькие, в серых, бесформенных одеяниях – то ли прислуга, то ли послушницы, ходили мимо туда-сюда, таскали ведра, что-то копали на заднем дворе и, пробегая мимо, стреляли глазками на чужака, тогда как женщины в черном передвигались, не поднимая взора.
Зубатый просидел около часа в ожидании приема настоятельницей, однако быстрее вернулся Хамзат.
– Я видел ее.
– Кого?
– Морозову. Она здесь, в коровнике навоз чистит.
Он знал, к кому ехал Зубатый! И сейчас просто в разведку сходил...
– Ты что, разговаривал с ней?
– Зачем разговаривал – так видел.
– Ну иди, погуляй еще.
Игуменья вышла к нему через два часа – женщина за пятьдесят, веселая, улыбчивая, и взгляд открытый.
– Что же вы на улице-то? – спросила так, что он сразу простил долгое ожидание. – Вас не пригласили в помещение?
– Мне здесь было хорошо...
– С чем же вы пришли?
– У вас находится женщина, Зоя Павловна Морозова...
Веселость настоятельницы вмиг улетучилась.
– Кто она вам?
– Сотрудница, работала председателем избиркома...
– Что вы хотите?
– Встретиться, поговорить. Остались незавершенные дела и вопрос о ее работе...
– Сейчас с ней лучше не встречаться, – заявила настоятельница. – Да и вряд ли она сама пожелает. А с работой... Да, я понимаю, но все равно взяла ее. Через некоторое время приедет и уволится.
– Что с ней случилось? – Зубатый не знал, как продолжать разговор.
Она ответила неопределенно:
– Что?.. А что случается с людьми в безбожном мире?
– Где же ее внучка?
– У нас в приюте.
– Все-таки, что произошло? Я знаю Морозову тридцать лет, всегда была честным, верующим человеком...
– Не нужно это обсуждать, – перебила настоятельница. – У нее сейчас очень тяжелый период...
– Могу ей чем-то помочь?
– А вы хотите этого?
– Она близкий мне человек.
– Ну что же... – Она потеребила четки. – Идемте со мной.
И, только шагая за этой царственной женщиной, он наконец-то понял, что Снегурка ушла в монастырь. В общем, чего-то подобного следовало ожидать, но почему именно сейчас? Что все-таки произошло? Долгая болезнь внучки или обстоятельства, связанные с юродивым старцем?
Морозова уже вычистила коровник и теперь бросала навоз на разболтанную, хлипкую тележку, в постромки которой была запряжена краснолицая девица лет двадцати в сером балахоне. Снегурка даже головы не подняла и ни на секунду не оторвалась от работы, однако девица кинулась к игуменье, поклонилась, сложив ладошки ковшиком.
– Благословите, матушка!
– Где остальные? – строго спросила настоятельница.
– А Вечерка загуляла, так к быку повели! – с удовольствием объяснила послушница. – Матушка Антония велела...
– Что, все втроем повели?
– Ну да! Интересно же посмотреть!
Игуменья оставалась невозмутимой.
– А что же ты не пошла?
– Я уже видала, – без утайки и как-то по-детски объяснила она.
– Ладно, ступай.
Та натянула постромки и поволокла телегу на огород.
Снегурка при этом безучастно и ловко орудовала вилами – знакомая работа, приходилось на конезаводе, когда конюхи запьют...
– Зоя, подойди ко мне, – мягко попросила настоятельница.
Зоя воткнула вилы и приблизилась шага на три, склонив голову.
– Вот этот человек хочет помочь тебе. Примешь?
Морозова ни разу не взглянула на Зубатого, казалось, кто пришел к ней, не знала, однако согласилась.
– Приму...
– Вот и славно, – вдруг снова улыбнулась игуменья и ушла из коровника.
– Что случилось, Снегурка? – тихо спросил Зубатый. – Мне отец Михаил сказал...
– Что и должно было случиться, – глядя в землю, отозвалась она. – И так долго терпела. Теперь думаю, лет десять бы назад опомниться да бегом сюда, навоз чистить...
– Ничего не понимаю...
– Да что ты не понимаешь, Толя? – вроде бы рассердилась она и тут же взяла себя в руки. – Все время думала, догадываешься...
– О чем, Снегурка? Ты с ума сошла! Ты что себя мучаешь? За что? Я все время думал, ты святая! А на тебя горе валится!
– Потому оно и валится. Я, Толя, грешница великая, все в наказание мне. Хорошо, что ты пришел, расскажу. Мне будет тяжелее, но зато и помощь будет.
– Может, не нужно рассказывать?
Она прихромала поближе и встала, отшелушивая навоз с растрескавшихся рук.
– Я еще в институте в церковь приходила, из любопытства, – заговорила, по-прежнему не поднимая глаз. – Меня увидели там, сообщили в деканат... Пришел человек и сказал: или ты будешь ходить в церковь и рассказывать нам, что там происходит, или вылетишь из вуза и комсомола. Я тогда, Толя, еще не верила, пустая была и согласилась...
– Все, замолчи! – оборвал он. – Это неправда!
– Да, да, лгу. Не потому согласилась.
– Извини, я сейчас уйду.
– А ты послушай, это мне надо. Не потому я согласилась. Все кругом были красивые, здоровые, всех любили, а я страшненькая хромоножка, никто не смотрел. А если и смотрели, то как ты – дружески. Товарищ Морозова, Снегурка... Кто видел, как мне холодно, как я мерзла от одиночества?.. Ходила, молилась и слушала, что говорят священники... И так незаметно к вере пришла. У каждого своя дорога к храму... Теперь ты знаешь мою мерзость, и мне будет еще труднее. А это и есть помощь...
– Да какая же это помощь? Знал бы, не поехал!