Когда герои падают (ЛП) - Дарлинг Джиана. Страница 25

— Успех, — возразила она, подняв руку, показывая мне свой красный маникюр, пока пересчитывала. — Роскошная квартира, возможно, несколько нелепых спортивных автомобилей, достаточно денег, чтобы подкупить этих могущественных «друзей», чтобы они не видели твоих проступков. — она приподняла бровь. — Ты хочешь, чтобы я еще назвала тебя лицемером?

Я засмеялся, наконец-то повеселившись на собственной вечеринке, и это было от рук самой необычной женщины, которую я когда-либо встречал.

— Кто смешит моего сына? — сказал Торе, подошел ко мне, хлопнув меня по плечу.

Я завороженно наблюдал, как изменилось поведение Елены. Ее ощетинившаяся враждебная энергия остыла, черты лица расслабились, выражая вежливый интерес, и даже ее поза изменилась, вес распределялся равномерно, а плечи напряженно откинулись назад.

Она слегка улыбнулась единственному мужчине, которого я считал своим отцом, и протянула ему руку.

— Рада официально познакомиться с вами, мистер Сальваторе. Я Елена Ломбарди, один из адвокатов Эдварда.

Я закатил глаза, увидев, что она намеренно использовала мое старое имя, но Торе только рассмеялся и взял ее тонкую руку между своими, включив свое обаяние.

То же самое очарование, которое соблазнило маму Елены на роман. Судя по безмятежному приветствию Елены, можно было с уверенностью предположить, что она понятия не имела, что разговаривает с отцом двух своих младших брата и сестры.

— Ты намного больше, чем адвокат Данте, — говорил Торе, похлопывая ее по руке. — Можно сказать, что мы старые друзья семьи. Зови меня, пожалуйста, Торе.

В ее глазах мелькнуло что-то темное, но губы пластично сложились в подобие улыбки.

— Если хотите. Конечно, я наслышана о вас с детства.

В этом предложении было что-то такое, что, казалось, прозвучало эхом так же смело, как если бы оно было произнесено.

Вы были организатором кошмаров в моей юности.

Конечно, она не знала, что, когда Торе приехал в Неаполь спустя годы после своего романа с Каприз, он был потрясен не меньше других, обнаружив в ее доме детей-близнецов с золотыми глазами. Он сделал все возможное, чтобы оградить Ломбарди от опасных связей Симуса с Каморрой.

Но он ничего об этом не сказал.

Вместо этого он молча принял удар, который она нанесла, будто он этого заслужил.

В моей крови вспыхнул гнев.

Одно дело осуждать меня, но совсем другое проткнуть Торе своей неуместной ненавистью.

— Он сделал для твоей семьи больше, чем ты думаешь, — прервал я, сердито глядя на нее с высоты своего роста. — Не бросай камни, если ты слепа к своему окружению.

Елена проигнорировала меня, ее серые глаза сверкали огнем, смотря на Торе.

— Возможно, ты этого не помнишь, но я была там в тот день, когда ты вытащил Козиму из дома моей матери в Неаполе.

Я тоже вспомнил тот день. Александр отправил Козиму домой в Италию, чтобы получить информацию обо мне и Торе, информацию о смерти нашей матери. Именно в тот вечер Козима узнала правду о том, что случилось с Кьярой, и правду о ее отце.

Елена ничего не знала об этом, об отношениях отца и дочери Торе и Козимы или о том, что Козима была продана Александру в восемнадцатилетнем возрасте в качестве его сексуальной рабыни для удовлетворения его роли в древнем тайном обществе Ордене Диониса.

По правде говоря, она ничего не знала о своей сестре.

И хотя это была не совсем ее вина, я бы не позволил ей отчитывать единственного мужчину, который научил меня тому, что значит быть любимым.

— Тебе следует спросить свою сестру о том дне, — предложил я, жестоко усмехнувшись, когда посмотрел на нее. — Для женщины, которая ценит знания, ты не задаешь вопросов, когда следовало бы.

— Данте. — Торе попытался снять напряжение, усмехнувшись. — Пожалуйста, прости его, Елена, так как он яростно защищается. Figlio [24] , съешь тирамису Каприс, чтобы подсластить тебе настроение, да?

Я покачал головой, но взял со стойки одну из тарелок, наполненных сладким кремом и пирожным. Глаза Елены следили за мной, когда я подносил ложку ко рту, издавая гул немного громче, чем нужно, от всплеска вкусов на языке.

— Perfetto [25] , — похвалил я, а затем протянул Елене ложку, приподняв бровь в безмолвном вызове. — Тебя тоже не помешало бы немного подсластить.

— Босс, — прервал Фрэнки, его лицо было искажено беспокойством, когда он остановился. — Мне нужно поговорить с тобой.

Я открыл было рот, чтобы ответить, но Торе опередил.

— Хватит разговоров, — решил он с озорным блеском в глазах, когда взял руку Елены и вложил ее в мою. — Это праздник Святого Дженнаро! Мы должны танцевать.

Он бросил на меня суровый взгляд, прежде чем я успел с ним поспорить, и я знал, что он хотел, чтобы я отвел ее от мрачных новостей, которые принес Фрэнки, прежде чем ее любопытство взяло верх. Поэтому я взял окоченевшую руку Елены и повел в гостиную, где несколько людей танцевали между ней и террасой.

Когда я притянул ее к себе, она напряглась, как доска в моих руках.

— Танцы обычно требуют координации, — протянул я. — Ты способна на это?

Она мягко моргнула и отвела плечи назад, положив руки мне на плечи.

— Я беспокоилась о тебе. Нелегко перемещать весь этот вес.

Я запрокинул голову, чтобы рассмеяться в потолок, и притянул ее еще ближе, прижимая к своей груди. Сквозь тонкий шелк ее платья и хрустящую ткань рубашки мне показалось, что я чувствую ее твердые соски.

— Что ты делаешь? — потребовала она ответа, пытаясь отодвинуться.

Я положил руку ей на бедро и взял ее руку напротив в свою, прежде чем наклониться, чтобы прошептать ей в губы.

— Я танцую с тобой.

— Непристойно. — прошипела она, осматривая толпу в поисках осуждающих взглядов. — Яра наблюдает.

— Яре все равно. — возразил я, плавно двигая нас под музыку, ухмыляясь солдату Давиду, который кружил свою жену рядом с нами. — Если ты знаешь движения Saltarello [26] , мы могли бы станцевать его вместо этого.

Она закатила на меня эти красивые глаза, но ее тело постепенно расслаблялось, прижимаясь к моему. Мне напомнили о ее игре на фортепьяно, и я решил почаще играть вокруг нее музыку. Я вспомнил, как она играла на пианино, и сделал себе заметку почаще включать музыку рядом с ней. Было видно, что она была тронута этим духовно, даже если слова звучали на ее ужасном родном языке.

— Сальтарелло танцуют только старики, — сказала она. — Но ведь, по сути, ты старик, не так ли?

Я хмуро посмотрел на нее, рука на ее бедре переместилась к пояснице, чтобы я мог полностью прижать ее к стеганым мышцам под моим костюмом.

— Уверяю тебя, я все еще невероятно мужественный.

— Возможно, для старика.

— Мне тридцать пять, Елена. Вряд ли я старик.

Она легкомысленно пожала плечами, но я уловил намек на улыбку в уголках рта.

Мы танцевали на протяжении одной песни, и когда она захотела отстраниться, я вновь притянул ее в объятия для следующей. Мне нравилось, как она прижималась ко мне, достаточно высокая, чтобы мне не пришлось сгибать спину, чтобы взглянуть в ее романтическое лицо, достаточно стройная, чтобы я получал удовольствие от осознания того, что могу легко изгибать ее под своими руками.

Ее глаза встретились с моими, когда я двигал нас в убогую версию сальсы. Наши тела двигались синхронно, что удивило нас обоих. Я шагнул; она последовала. Я указал на приближающееся вращение поворотом запястья, и она уже кружилась в вспышке красного шелка. Мы двигались быстрее, прижимаясь друг к другу. Ее дыхание обжигало открытую кожу у моего воротника, когда она задыхалась от своих усилий, ее грудь снова и снова прижималась к моей, ее соски твердые, как алмазы, терзали мою кожу под тканью.

Огонь разгорелся у меня в животе, медленным ожогом, становясь все глубже и глубже, чем боль в перетянутой мышце. На лбу выступили капельки пота, но это было больше связано с усилием сдержаться, чтобы с яростью не завладеть ее ртом, чем с танцем.