Кровавая битва Богов (СИ) - Волков Александр. Страница 36
Одно радовало — снайпер перестал лупить из пушки. Потому я осмелился выйти из оврага по узкой тропинке, едва волоча за собой ноги. Надо ли говорить, что нихрена в таком смоге, среди адского жара, разглядеть не получалось. Да ещё и пыль на зубах скрипела: после моей атаки её поднялось целое облако. Пожалуй, будь враг жив, он бы убил меня.
До его позиции я добрался кое-как, надрывно кашляя и задыхаясь от угарного газа. Теперь-то идея с поджогом джунглей показалась мне не очень хорошей. Одно дело ослепить снайпера, другое дело пережить пожар. Вероятно, у врага завалялся противогаз или что-то, способное спасти меня от удушения.
Я присмотрелся к крепости: купол основательно помяло обломками скалы, но он крепко врос в горную породу и не сдвинулся с места. Впрочем, это было и не нужно. Таков весь принцип урона от дробящего оружия. Сколько брони на себя не навешай, всё равно без костей останешься, если получишь палицей по башке.
Наверное, снайперу пришлось туго. И электромагнитный щит точно не мог защитить от куска металла такой массы. А если враг выжил, то я покойник. Сил не осталось ни физических, ни магических. Чат как на зло молчал в ожидании, подсказок ждать неоткуда, и надо было проверить всё самому.
Благо, скала была не обрывистая. К крепости подняться получилось, но не без усилий: ноги подкашивались, в висках гулко застучала кровь. Люк был поднят над маленьким провалом входа, и я, чёрт возьми, даже точечную структуру оценить не мог. Настолько «железный дождь» меня вымотал. Внутри могло поджидать что угодно: растяжка, мина, или ещё какая-нибудь смертоносная вещь.
Для верности я решил кинуть внутрь небольшой камень. В крепости стукнуло по металлу, я усмехнулся собственной наивности и зашагал вперёд. Лучше умереть от мины, чем медленно задыхаться в охваченных пламенем джунглях.
Позиция оказалась тесная. Пришлось пригнуть голову, чтобы не удариться об потолок, с которого, будто вырванные из кожи артерии, торчали искрившиеся провода. Пахло жжёной резиной, в воздухе витали запах гари, запах крови с чётким медным призвуком. Металл от пожара нагревался, становилось жарко, и я обливался потом.
Снайпер валялся у операторского кресла снайперской пушки. Честно говоря, человека в нём я узнал не сразу. Он ощетинился обломками собственных костей, которые торчали из рваных ран будто иглы. Под ним досыхала густая кровавая лужа. Дыхание его было хриплым, булькающим, страшным.
— Я тебя недооценил, — хрипло и тихо отозвался он. Я даже напрягся немного. Удивительно, что он мог говорить в таком состоянии и был жив. — Вот Хэчиро обрадуется, — он вдруг улыбнулся, засмеялся коротко, а затем кроваво закашлялся. — Мля….
— Хэчиро? — не понял я.
— Этот алкаш заказал мне тебя, — ответил Сато. — И люменов выделил…. Кха!
— Заказал…. — я не удивился. Поддакнул, чтобы поддержать разговор.
— Ты на меня зла не держи, малой, — он перевёл на меня воспалённый взгляд. — Я ради брата это всё…. Он ещё младше тебя. Гео звать…. Мелкий такой, кулинарёнок. Ты если живой отсюда вылезешь, я тебя прошу, пацана не бросай. Гео зовут…. Чтобы Хэчиро не задумал, почему бы зуб на тебя не точил, ты дело до конца доведи. Скинь на него хрень, которую на меня скинул. Прихлопни падлу. Как муху….
Он прервался на полуслове, слабо выдохнул, и уставился в потолок потускневшими глазами. Мне стало жаль его. А злость на Хэчиро, злость на Рэви только окрепла. Теперь не только за предательство, не только за унижения в мой адрес, но и за жизни, которые были сломаны их руками. Причин убить их стало ровно втрое больше, и теперь я понял, что не остановлюсь.
В его рюкзаке нашелся противогаз, к счастью целый. Я смог добраться до берега и пересечь реку. Башни уже не действовали. Похоже, были завязаны на крепость, и перестали работать, когда она вышла из строя.
— Макото! — первой обрадовалась Азуми, и бросилась ко мне. Правда я повис у неё на шее, ведь стоят сил уже не было.
— Сигурни…. — выдавил я из себя.
— Жива, — участливо отозвалась Азуми. — С ней всё в….
Я вырубился, и последняя фраза Азуми эхом зарезонировала в мыслях.
***
«Мама, наш дом летает!» — вдруг вспомнила Када свой голос из детства, остановившись посреди многолюдного тротуара и выдохнув облачко пара. Было тепло, когда она отправилась на Остров лунного света и рассталась с Макото в лифтохолле перед его отправкой на второй обруч. Теперь похолодало. Генераторы климата остыли, вошли в первую фазу цикла нагрева, и на улице стало как осенью. Правда не хрустела под ногами опавшая листва. Люди старались обходить Каду. Толпа обтекала её будто камнень, брошенный в реку. Никто не рисковал толкнуть её плечом, не рисковал высказать недовольство прямо и даже брюзгливо буркнуть ругательство себе под нос.
Она хоть и прикрыла золотистый ошейник милым серым шарфом, народ всё равно узнавал в ней многократного чемпиона третьего обруча. И ни тёмное пальто, ни брендовые брюки, ни заколка с искуственным бутоном чёрной сакуры в волосах. Второй уровень один в один повторял Исчезнувший Токио, который теперь буквально считался городом призраком, и стал полем боя для охотников и третьеходок. Наверное, из-за этой схожести Када часто спускалась сюда. Ради воспоминаний.
На игровых площадках резвились дети: гонялись друг за другом, качались на скрипучих качелях и звонко смеялись, как Када когда-то. Ей вспомнилось, как дядя Такэда приносил ей сладости, когда захаживал в гости, как взрослые пугались за неё и вели домой за руку, если она терялась на незнакомой улице. Вспомнилось, что она тоже была человеком. Была ребёнком.
А теперь….
Она пересекла улицу и остановилось у детской площадки. Три мальчика лет тринадцати расселись на лавочке и сгрудились над небольшим планшетом, из которого доносились искажённые динамиком звуки минувшей битвы. Када хорошо её помнила. Она кончилась лишь вчера вечером.
— Смотри, как она его разделала! — восхитился один из мальчишек. — Зверь-баба! А я её в реале видел! Мы даже целовались! Завтра опять к ней пойду, — похвастался он.
— Да хорош заливать! — отозвался второй мальчишка. — И как же вы поцеловались, а? Ещё и с богиней….
— Ребят…. — третий мальчишка заметил Каду.
— Врешь ты всё! — упорствовал второй. — А вот я ее за задницу лапал!
— Ребята! — третий мальчишка в панике одёрнул второго.
— Да чего тебе?! — психанул второй и шлепнул третьего по руке, а потом заметил Каду и побледнел.
Впрочем, побледнели все.
— Мэ…. — сдавленно произнёс первый и выронил планшет. Экран треснул.
Када не обратила внимания на ребяческую ложь. Ей даже понравилось, что она была предметом мечтаний для мальчишек. Однако когда они увидели её, то взгляды утратили восторг. Он сменился страхом, сменился немым оцепенением.
Каде захотелось разрядить обстановку. Она вытянула из вымытых волос заколку, протянула бутон ребятам, издав тихий и невнятный звук, вроде: «М». Непонятно, в знак чего она решила расстаться с заколкой. Может дружбы, может примирения. Ей просто захотелось это сделать, и всё. Надо бы улыбнуться, но улыбка оказалась выше её сил.
Теперь мальчишки видели в ней не предмет вожделения, а нечто гадкое и жуткое. Заколка была для них не знаком дружбы. Скорее предвестником смерти. И не мудрено: взгляд у нее был отсутствующий, пустой, направленный внутрь себя. Если вспомнить, с какой непринуждённостью она разрывала людей в клочья, так вообще поседеть можно.
Как и всегда. Слабых Богов люди открыто презирали, сильных богов тихо и молча боялись. Мальчишки не стали забирать планшет. Молча сорвались с лавки, прытко рванули прочь, спотыкаясь и едва не падая. Только пятки сверкали.
На экране планшета Када увидела себя. В кадре она сделала магический пас, и кровавые лоскуты бедолаги-охотника с хрустом растянуло по ветвям дерева, взявшегося невесть откуда.
Видимо, только Йосида был способен увидеть в ней то, что она хотела показать мальчишкам. И именно по этому она сжала кулаки и с гневом вообразила, как разорвёт Макото на куски