Дела любовные (СИ) - Никонова Елизавета. Страница 11

Его так много… Даже слишком. Все это слишком прекрасно, что быть реальностью. Нек, одетый в длинный фрак — коричневый, разбавленный темным золотом рубашки, аккуратно заправленной в обтягивающие, цвета стебелька молодой осинки, лосины (немного вызывающее сочетание, но… в этом весь Нек — ценитель своей свободы), огромные золотые залы, задрапированные кровью стены… Это ослепительно, оттого и отталкивает. Что сказать — мне больше нравиться купаться в голубом и фиолетовом. Надеюсь, намек ясен?!

— Ну, как тебе здесь? — Нек широко улыбнулся, жестом показывая направление нашей ложи. Ло-жи. И не перевести, сколько стоит такая роскошь! Хотя, если бы он заказал номер, а спектакль игрался только для нас двоих… Когда-то так делал Лео. Я мысленно выбранила себя за мысли о наставнике в такой момент, и мило улыбнулась собеседнику:

— О, все просто замечательно! Расчудесно просто. — А сама окинула взглядом балкон — уж больно темно! Кто может прятаться вот за той занавесочкой? А там, у соседнего резного кресла? Никогда не слышали поговорку — «параноики живут дольше»? Нет?

Нек удивленно поиграл бровями, но промолчал. Мой кавалер вел себя так, словно ничего и не случилось, словно не было нападения, нас не пытались убить… Вот бы и мне такие нервы!

Мы сидели высоко-высоко над сценой, мне даже пришлось взять бинокль. Под нами расстилался огромный зал, кишмя кишевший людьми. Мне даже стало немного не по себе от головокружительности вида, и я поспешила отодвинуться от перил. Нек это подметил:

— Мия? Тебе не хорошо?

— Все… — Мне очень хотелось зажмуриться. — Все в порядке. Не обращай внима…

— Дамы и Господа! — Меня оборвал зычный голос, я подтянула к носу бинокль — ровно посередь сцены стоял маленький человечек невероятной толщины — мне он чем-то напоминал мячик, с короткой, но внушительной бородкой и громовым голосом. — Мы приветствуем вас, уважаемые, на премьерной пьесе, поставленной по восхитительному роману неподражаемого мастера мелодрамы Тика Герате «Любви покорны даже богачи». Как жаль, что автор так преждевременно ушел от нас и сей звездный для себя час не может разделить с нами, но…. Как говорят Южины: «Se la vi!». Такова жизнь, Господа и Дамы. А представляю вашему вни…

Свет погас — так внезапно, что я даже не успела удивиться. Голос ведущего исчез тоже. В наступившей кромешной темноте было слышно, как недовольно бурчат зрители, как обиженно хнычет ребенок и вопит какая-то нервная дамочка. Я нащупала в темноте руку Нека, меня охватывало неприятное предчувствие, что это не просто технические неполадки.

— Уважаемые Дамы и Господа… — Я даже вздрогнула — так неожиданно вспыхнул на сцене свет — узкий лучик, осветивший закутанное в темный плащ фигуру в капюшоне. Меня мороз пробрал — вампир. Низшая нежить. Они тоже ходили… — Простите за предоставленные неудобства, но программа немного изменилась. Нет больше счастливого будущего. Нет ничего для вас, смертные, есть только мы — вершители ваших жалких судеб. Мы — те, кто охотиться в ночи. Мы — вампиры. — Существо на сцене премерзко захохотало, закинув голову.

Я вжалась в сидение — мне было страшно. Нет, не просто страшно, а страшно. Я кинула быстрый взгляд на Нека — тот сидел нездорово побледневший, бормоча что-то под нос. Я ободряюще похлопала его по плечу, он вздрогнул, непонимающе — словно впервые увидел — осмотрел и слабо улыбнулся. Я улыбнулась в ответ.

В зале завизжала женщина, кто-то вскрикнул. Все сидели, не двигаясь с места. Я почувствовала, как немеют ноги. Они… он… чаровали нас! Мне показалось, что Нек что-то вскрикнул, попыталась вывести что-нибудь в ответ, но — увы! — язык отказался мне подчиняться. Во мне все клокотало от ужаса — ведь сейчас я была откровенно беззащитна. Будь их воля — они бы меня в рог согнули. Хорошо хоть, пока в их планы это не входило.

— Жалкие людишки… — Вампир спрыгнул со сцены и вышел в зал — луч света двигался за ним. — Как вы мне противны… Ваши жизни не стоят ровным счетом ничего, ничего не стоят ваши души, за которые вы готовы отдать все… Ваш Бог — ничтожество. Нет, не так — его просто не существует. Думаете — кому вы молитесь? Богу? Ангелам? Ха! Молитесь сейчас! Молитесь! Думаете — он вас спасет? Спасет? О! Жду. Когда же меня поразит молния? Когда? Ха-ха-ха! Глупые людишки! Вам надо во что-то верить — это правильно. Во что-то, что по-вашему не сокрушимо, не имеет врагов и неподражаемо. Смешно! Знаете, когда вера исчезает? В такие моменты. — Он резко остановился около женщины с ребенком. Рука не поднималась поднять бинокль — я почти ничего не видела. Смотрела на его черное тело, склонившееся над ее — маленьким и хрупким, слышала ужасный хруст и… — Вот так-то, дорогие мои, уважаемые. — Свет выхватил из тьмы руку вампира — в крови по локоть.

Мой желудок отчаянно сжался.

— Верите ли вы сейчас? Верите? Он смотрел на ее смерть, смотрел, но помог ли ей? Нет. Нет, люди. Когда-то я тоже верил в Бога. Верил, что он поможет мне, где бы я ни был. Мой Бог был не похож на вашего — мой Бог был справедливым. И что же? Что? Он бросил нас. Бросил! Бросил меня. Бросил, уничтожил, растер в пыль! Вот так-то, люди. Вот так.

Свет внезапно осветил зал. Резко, ярко. Я зажмурилась — глаза заболели. Через секунду медленно осмотрелась и сердце подпрыгнуло в груди — если мне раньше казалось, что я боюсь, то сейчас я поняла насколько ошибалась — настоящий страх наступил теперь.

Между рядов сновали фигуры, облаченные в рясы с капюшонами, и, остановись они около кого-то, тот умирал почти мгновенно — ему вырывали сердце. Зал напоминал поле битвы — то там, то тут взмывали ввысь столбы крови, люди — то один, то другой обмякали в креслах, хохотал вампир-проповедник. Тишина. Ни звука из горл умирающих, только смех, дьявольский смех.

Я не могла стонать, не могла плакать, все мое существо сейчас представляло собой один большой пульсирующий комок страха, отчаяния и ужаса. Я ждала. Я знала, кого они ищут. И знала, что скоро они будут здесь.

Темная фигура вспрыгнула на балкон, длинные когти царапнули перила. Я не могла повернуть голову, но думала, что Нек сейчас беззвучно вопит от ужаса. Я бы тоже хотела заорать, да не могла — горло сжал смертельно-предчувствующий спазм.

Наверное, мои глаза просто вылезали из орбит — фигура прыжком преодолела разделяющее нас расстояние и оказалось у меня на коленях — я даже умудрилась отшатнуться. Из-под капюшона на меня смотрели две красные немигающие полосочки. Колени сдавило — фигура была тяжеленной. Щелки-глаза гипнотизировали меня, и мне внезапно стало все равно. Убьет оно меня — не убьет… Какая разница? Лео, наверное, огорчится… Сотрет их в порошок… Уничтожит… А может быть нет. Кто знает? Нек, мне жаль, что все наши свидания с тобой заканчиваются катастрофой… А я даже не могу повернуть голову… Ну что ты смотришь на меня? Почему медлишь, почему не убьешь сейчас же? Мне надоело ждать смерти. Убей меня!

Существо отлетело к перилам, зарычало, вскочило, бросилось на меня вновь… Его закружил голубой вихрь, оно взревело — очертания его начали терять резкость, смерч крутил его, крутил, вертел и…

Меня осыпало мелкими кусочками плоти. Если бы не шок, не знаю, что бы натворил мой желудок. Лео матерелиозовался около меня — в такой ярости мне еще не приходилось его видеть: аура полыхала, глаза сияли, за спиной начали прорисовываться крылья… Сброс всех печатей. Он перестал себя контролировать. Никогда еще никто не доводил моего любимого вампира до такого состояния. Ох, чувствую, не долго нам всем жить осталось…

— Глаза… — Прорычал Лео.

Я зажмурилась, даже не думая перечить. Не в этот раз.

Крики… Жуткие, зверские, молящие, осуждающие, дрожащие, просящие, умоляющие, мучительные, визжащие. Крики и рев. А за ними — тишина.

Я осторожно открыла глаза. Тишина. Пошевелилась — чары спали. Интересно, что…

Лео стоял посередь сцены, горестно опустив руки и склонив голову. Зал молчал., молчал улыбкой смерти, ибо никого не осталось. Люди, дети, нежить… — все растворились, поглотив ярость Лео, а вампир, покачиваясь, разглядывал свои ладони — по пальцам стекала кровь, методично капая на пол, капая, и растекаясь в крови, что заливала пол. Кровь людей и демонов смешалась здесь, сегодня, в этот час. Лео молчал.