Малакай и я (ЛП) - МакЭвой Дж. ДЖ.. Страница 42

— Я никогда этого не говорила, — ответила я, качая головой.

— Я вот тебя люблю, а я никогда не любил никого, кроме тебя...

— Не говори так! — Я приложила руки к вискам, стараясь дышать. — Ты не можешь просто...

Я хотела продолжить, но боль обострилась... и все отдалось в голове. Я схватилась за край стойки.

— Эстер! — Он удержал меня, а я пыталась набрать воздуха, который никак не проходил в легкие.

— А-ах... — Перед глазами расплывались пятна, и чем больше я старалась дышать, тем больнее становилось. Малакай крепко прижал меня к себе, я чувствовала, как его руки обнимают меня. Должно было стать хуже, но вместо этого... вместо этого мне стало легче.

— Ш-ш-ш... все хорошо. Я знаю, это больно, — шептал он мне на ухо, поглаживая по голове.

Я держалась за него по ощущениям вечность, прежде чем нашла в себе силы снова дышать.

— Что происходит? — шепнула я больше себе, чем ему, немного отстраняясь от его рук.

— Чем сильнее мы сопротивляемся воспоминаниям, тем больнее становится, — ответил Малакай, нежно поглаживая меня по голове, когда я смотрела на него. — Сначала немного больно, но все будет в норме.

— Это не норма. — Покачала я головой и отпустила его... но совсем не хотела, чтобы он отпускал меня. Он поднес чашку с кофе к моим губам.

— Это уймет головную боль. Кофе снижает давление в мозге, и мигрень отступает. — Передал мне чашку Малакай.

На мгновение я уставилась на него, потом взяла ее и выпила.

— Ох, — сморщилась я. На вкус как горелая кора дерева. — Как ты это пьешь?

— Ртом, — ответил умник.

— Ну ты и...

— Пей дальше. — Он сделал небольшой глоток.

Я пила, пока не стало совсем невыносимо. Вся передергиваясь, я вернула кружку.

— Я в порядке. Боли нет.

Малакай хмыкнул, взял у меня кружку и допил остаток. Он отошел к раковине, а я потянулась к голове. Боль однозначно прошла.

— Это не могу и вправду быть я...

— Почему? — спросил он, повернувшись ко мне. — Почему это не можешь быть ты, Эстер?

У меня не было другого ответа, кроме как...

— Я это просто я. Я всегда была просто мной. А теперь ты говоришь мне, что я уже была собой девятьсот девяносто девять раз?

— И да, и нет. — Он поразмыслил и попытался объяснить: — Каждый раз мы разные. Некоторые особенности возникают и пропадают, как вот однажды ты любила лаванду, а сейчас любишь розы. Смысл предметов можно трактовать по-разному. Но ты все равно ты. Характерные черты, которые определяют тебя, остаются теми же: ты решительная, непоколебимая, заботливая, любящая и с ужасным вкусом на парней.

Я улыбнулась, хотя это было не смешно.

— Получается... мы те же, но разные?

Он усмехнулся, и мне стало понятно, что он заметил мой промах.

— Да, мы такие.

— Если это все правда, то ты козел!

— Повтори? — Он скрестил руки в ожидании.

Чем больше я об этом думала, тем больше злилась.

— Если это правда! Это означает, что ты убегал от меня! Это означает, что даже если ты гипотетически знал, кто я для тебя, получается, ты убегал еще дальше, чтобы не видеть меня, наплевав на то, что я при этом чувствую. И теперь без всякой причины ты возвращаешься и целуешь меня! И какой тогда смысл в избегании меня?! Ты приходишь, когда хочешь, уходишь, когда хочешь...

— Я влюбился в тебя! — ответил он. — Да. Это эгоистично с моей стороны вот так возвращаться. Но я пытался, Эстер! Я пытался избежать тебя, потому что знал, что если влюблюсь в тебя в этой жизни, уже не смогу убежать! Я пытался, но ты нашла меня. Я влюбился в тебя и потому... потому из-за моей глупости все еще больше запуталось. Я был сбит с толку тем, что если Ли-Мей мое прошлое, почему я мог думать только о тебе! Потом она появилась передо мной, и я понял, должно быть, это ты, а в момент, как убедился в этом, не мог остановиться на пути к тебе. На пути в тот же круг, по которому я всегда бегал. Но что я могу сделать?! Меня убивает, если я не с тобой, но с тобой я действительно умру! Так скажи, Эстер, что ты хочешь, чтобы я сделал? Я сам не понимаю. Я знаю, что хочу обнимать тебя, хочу целовать, хочу заниматься с тобой любовью, сколько бы нам ни осталось.

Он сыграл нечестно. Он не должен был вот так просто все это говорить. И худшее — это то, что он сказал — все это честно и безнадежно... и как мне надо ответить? Что я могу сказать, зная все это? Ничего. Я ничего не могла ответить.

— Я знаю, многое надо обдумать, — сказал он, двигаясь ко мне. — Я остановился в президентском номере в отеле «Уолдорф». Когда будешь готова сказать, что мне сделать... ты знаешь, где меня искать. Только, пожалуйста, будь осторожна, хорошо? Не надо скакать посреди Таймс Сквер в час пик или что-нибудь такое.

— В противоположность твоему убеждению я вообще-то не растяпа, — автоматом ответила я.

Уголок губ приподнялся, и Малакай потянулся дотронуться до меня, но остановился. Сжав руку в кулак, он кивнул, и опустил его вниз.

— Спокойной ночи, Эстер, — нежно сказал он. Достав из кармана свой ключ, положил его на стойку, без слов взял свой бархатный пиджак с дивана и ушел из моей квартиры.

— Ночи, — прошептала я в ответ, когда дверь защелкнулась, и в ушах отдалось ее эхо. И вот так вся квартира снова погрузилась в мрачное молчание и холод. Подойдя к кофейнику, который он мыл, я высушила его и хотела повесить обратно, но вместо этого насыпала туда кофе и снова поставила на плиту, прежде чем вернуться в комнату.

Я вспомнила, что все еще была в своем платье, потому расстегнула его и позволила ему просто упасть на пол вокруг моих ног. Меня не заботило, что шторы были открыты, без каких-либо мыслей я забралась в постель.

— Это правда... это все по-настоящему? — спросила я себя, сворачиваясь клубком. Глаза уже закрывались, когда я услышала тихое начало «К Элизе»¹⁶. Я не потрудилась ответить, а вместо этого слушала ее как колыбельную, уплывая в сон.

14 октября 1940 — Около станции метро Бэлхэм, Лондон, Англия

— Помогите!

— Кто-нибудь!

Вокруг меня все кричали, они кричали и обращались к Богу. Но в темноте ночи казалось, что для нас его глаза закрыты. Когда я поднялась с булыжной мостовой, все мое тело было покрыто ранами.

— Томас! — выкрикнула я со всей силы. Я потеряла туфлю и шляпу, и пока хромала, заметила, что мои волосы все слиплись от покрывшей их крови, пепла и пота. От земли поднимался дым, словно из адова котла, здания вокруг меня разрушились, и их полностью поглотило пламя. Сверху, словно большой кит, по небу скользил дирижабль, выбрасывая огонь из своего живота.

— Помогите... — Позади меня мужчина вытащил из-под булыжника окровавленную руку, два его пальца были неестественно согнуты. — Пожалуйста, помогите...

Я потянулась к нему, но до того, как наши руки соприкоснулись, он затих.

— Сэр? — Я тронула его руку и увидела, что в ней уже нет жизни. — Ох... — вздохнула я, отходя прочь.

— Нелли!

Я ощутила, как его руки притягивают меня к себе еще до того, как увидела его лицо. Взглянув на него, я заметила, что он тоже потерял шляпу, а на светло-каштановых волосах была кровь, стекавшая по шраму на его светлом лице. Зеленые глаза заволокло страхом.

— Нелли! — Он схватил меня за руку и, несмотря на рану в его больной ноге, потащил за собой, заставляя меня бежать. — Нужно найти укрытие!

Я не могла перестать смотреть на небо и чудовище, ползущее в темноте.

— Здесь нет солдат, — прошептала я, как будто они — если бы им было дело — могли меня услышать. Вероятно, могли, потому что бомбы перестали падать.

— Я рядом, — шептал Томас. Он обнимал меня, пока мы бежали к укрытию.

— И я рядом, — это все, что я могла ответить. Я даже не знала, куда идти.

Здания охватило огнем, и они обрушились позади нас под своим весом, из-за чего я почти споткнулась, но Томас поймал меня.