Прелестная наставница - Энок Сюзанна. Страница 28
— Я слишком занят собственными скандальными историями, чтобы следить за чужими, — буркнул Люсьен.
— Какая разница! — пожал плечами их сосед по столу, некто Фрэнсис Хенинг. — Любовнице родословная ни к чему, была бы горяча.
Люсьен затянулся сигарой и с неудовольствием оглядел говорившего. Кому пришло в голову пригласить к столу этого болвана? Впрочем, теперь его буквально осаждали болтуны и сплетники, словно свет забыл, до чего ему противно злословие.
— Я бы предпочел слово «гувернантка».
— Согласись, между друзьями эти нюансы излишни, — отмахнулся Роберт.
— Между друзьями? — Люсьен криво усмехнулся. — Не был, не знаю.
— Да брось, Килкерн! — едва выговорил Добнер с набитым ртом. — Ты сам виноват в том, что люди болтают. Никто бы не придал значения этому эпизоду, если бы ты не зарычал на лорда Реттинга, словно он явился тебя ограбить.
Роберт многозначительно поднял бровь, но Люсьен продолжал отмалчиваться. Не то, чтобы он раскаивался в словесных оплеухах лорду Реттингу, но сожалел, что это случилось при свидетелях.
Привыкнув быть объектом злословия, Люсьен не беспокоился на свой счет, однако его не устраивала реакция Александры — она, как он успел понять, принимала разговоры о себе близко к сердцу. По-видимому, ей и в самом деле не на кого опереться, некуда бежать. Роль покровителя была ему внове, и он выступил в ней не самым удачным образом, еще сильнее подогрев всеобщую недоброжелательность. Столь же неприятным являлось то, что его сравнили с герцогом Монмутом — этим воплощением бездушия.
Люсьен настолько погрузился в раздумья, что пропустил мимо ушей большую часть застольной беседы. И очень кстати, если судить по встревоженной физиономии Роберта. Он потушил сигару и встал.
— Джентльмены, мне пора.
— Мне тоже! — воскликнул Роберт, а когда они покидали клуб, облегченно вздохнул, — Сегодня ты демонстрируешь чудеса сдержанности! Я думал, будет взрыв и дело кончится кровопролитием.
— Возможно, у меня заложило уши.
Примерно половину пути они прошли в молчании. Виконт выглядел озабоченным, но Люсьен не спешил с расспросами, и в конце концов Роберт заговорил сам.
— На сей раз ты превзошел себя, старина!
— В чем это?
— Ищешь жену, собираешься выдать замуж кузину — и все это в присутствии своей высокородной любовницы, особы с подмоченной репутацией, которой приписывают не только разврат, но и убийство! Должно быть, это добавляет специй в жизнь холостяка и повесы, однако в преддверии женитьбы по меньшей мере неосмотрительно! Ни одна девушка строгих правил не согласится и шагу ступить в твой дом.
— Тем лучше для тебя. Будешь иметь широкий выбор.
— Не пытайся увести разговор в сто…
— Погоди! — Люсьен остановился как вкопанный, внезапно сообразив одну важную вещь. — Повтори, что ты сказал.
— Что ни одна девушка строгих правил..
— До этого!
— Не помню. Я метал бисер перед тобой, а не перед собой!
— Ты сказал «высокородная любовница», или мне послышалось?
— Конечно, послышалось! — испугался Роберт. — Наверняка я сказал «высокородная гувернантка».
— Совсем из головы вон. Ведь у меня дела. Встретимся на балу!
Он подозвал кеб — и вскочил в него, бросив: «Гросновенор-стрит!», а его приятель так и остался стоять на тротуаре с открытым ртом.
Люсьен думал о том, как все переменилось. Александра не была простой гувернанткой. Вот откуда это достоинство, этот аристократизм! Независимо от репутации она была ему ровней.
— Я не иду.
Александра со вздохом расстегнула замочек ожерелья и, сняв украшение, посмотрела на Шекспира. Пес согласно завилял хвостом.
— Вот и хорошо, что ты того же мнения.
— Лекс! — раздалось из-за двери.
— Входи, Роза.
— Неужели я похожа на фламинго? — Девушка заглянула в зеркало поверх плеча Александры, отошла и сделала поворот. — Ну скажи, похожа?..
— Ничуть. Ты прекрасна выглядишь…
— Я тоже так думаю! — Она закружилась в вихре розового шелка, кружев и локонов. — А вдруг кузен Люсьен скажет что-нибудь про фламинго?
— Ему это и в голову не придет! — поспешно заверила Александра.
— Но отчего ты все еще не готова? — удивилась Роза, заметив, что ее наставница сидит босиком, без всяких украшений, а ее волосы свободно ниспадают на спину, вместо того чтобы быть уложенными в прическу. — Кузен не любит ждать. Поторопись, не то он рассердится.
— Сегодня я останусь дома. — Чтобы не тревожить Розу, Александра улыбнулась. — Миссис Делакруа вполне способна сыграть мою роль.
— А вдруг я забуду что-нибудь важное, сделаю промах или уделю собеседнику больше внимания, чем следует?
Наибольшим промахом было бы явиться со скандально известной гувернанткой, подумала Александра, но высказывать это вслух не стала.
— У меня страшно разболелась голова, — солгала она. — Не волнуйся, ты отлично справишься.
— Ну что ж, ладно.
Роза вышла, и Александра снова уставилась в зеркало. Не нужно мучиться угрызениями совести, говорила она себе, это не то же самое, что бросить подопечную на произвол судьбы. Сейчас, пока слухи еще свежи, она принесет больше пользы своим отсутствием.
В течение нескольких дней, миновавших со злосчастного фейерверка в Воксхолле, Александра боялась выходить даже на утреннюю прогулку с Шекспиром. Ей мерещилось, что первый же встречный окажется Вирджилом, а если и нет, он непременно рассмеется ей в лицо, отлично зная, кто она такая и что думает о ней ее родня. И уж конечно, появиться в свете было сейчас выше ее сил.
Неожиданно дверь распахнулась.
— Одевайтесь! — бросил ей лорд Килкерн с порога. Александра вскочила и схватилась за сердце. Зря она перестала запираться — ведь Лисичка предупреждала, что с этим человеком нужно быть настороже!
— У меня болит голова.
Граф хмыкнул. Вид его не был рассерженным, скорее он забавлялся.
— У меня тоже заболит, если некому будет сегодня пасти гарпий. Одевайтесь, и немедленно!
На этот раз он оделся во все черное. Дух захватывало от его внушительной, стопроцентно мужской красоты, которую не сумел бы передать в мраморе ни один скульптор. Мраморной копии лорда Килкерна наверняка недоставало бы едкой иронии во взгляде и откровенной, ему одному присущей надменности. В этих сильных руках нельзя было укрыться от опасности, потому что они были опасны вдвойне — опасны для того, что еще оставалось от ее репутации, для ее тяжко завоеванной независимости, для ее сердца.
— На что вы так пристально смотрите?
Александра вспыхнула.
— Простите! Вы… вы неплохо выглядите, милорд.
— Вот как? — Граф приблизился. — Я еще не видел вас с распущенными волосами. Это вам к лицу. — Он взял одну прядь и медленно пропустил между пальцами.
— Вы опоздаете. Да и вообще вам не подобает здесь находиться.
— Оставим чопорность. Вот что, мисс Галлант, у вас уже был один выходной на этой неделе. Сегодня вы на службе.
— Мне кажется, для всех только лучше, если я не поеду.
— Не думал, что вы так бесхребетны.
— Что, простите? — удивилась она.
— Оказывается, вы трусиха.
— Я не трусиха!
— Докажите.
— Дело не во мне, дело в…
— Довольно! Или вы покинете эту комнату на своих ногах, или я вынесу вас отсюда, перекинув через плечо. Все ясно?
Что ей оставалось делать? Устроить истерику? Но этого Александра не умела.
— Я выйду через пару минут.
— Нет уж, лучше я подожду здесь.
Граф скрестил руки на груди, показывая, что не собирается двигаться с места. Вздохнув, Александра смирилась и села укладывать волосы. Как она ни старалась, игнорировать лорда Килкерна было невозможно. Каждый раз, когда взгляды их встречались в зеркале, она заново осознавала, что он следит за каждым ее движением, и по спине у нее бегали мурашки.
— Вам нужна горничная.
— По-вашему, я плохо справляюсь сама?
— При таком изобилии волос кто-то должен их расчесывать.