П 4 (СИ) - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич. Страница 2

– Кстати, Сережа, можно сделать так, чтобы Кудрявцев не узнал о том, что наш пилигрим… Ну, понятно в общем.

– Разумеется, Макар Ефимович. Если он узнает, то наверняка это станет известно и моему непосредственному начальнику. А оно нам не нужно.

– Вот именно. Тем более, что у начальства есть дурная привычка стоять над душой, и поторапливать. А у Анатолия Петровича и без того материала выше крыши, – произнес Щербаков.

– Кстати, а что там, собственно говоря, произошло?

– Романов с охраной возвращался из Рудного в Пограничный, и на них напали половцы. Что, как, почему и как такое возможно, без понятия, – развел руками Щербаков.

– Н-да. Не повезло. Впрочем… Вы же говорили, что у вас материала с избытком. А значит, и вариант с возвратом попробовать не мешало бы. Это ведь даст новый толчок в ваших исследованиях?

– Это несомненно. Только настолько все вилами по воде, что лучше бы он там еще побарахтался лет эдак сто. А там, глядишь мы и нового кандидата подобрали бы.

– Вообще-то, вариант с безвозвратными потерями руководство не больно-то и устраивает. Мало того, мне выразили мнение, что не помешало бы иметь возможность отправлять в подобные путешествия людей с куда более скромными показателям совместимости. Вы ведь говорили, что подобное возможно?

– Я уверен в этом. Но на начальном этапе необходимо работать с материалом имеющим максимальные показатели. И так будет пока мы не поймем механизм, а не будем двигаться наощупь…

В себя он пришел как-то буднично. Просто открыл глаза. Единственно по глазам резанул свет. Хотя он и был уверен в том, что это всего лишь дежурное освещение. Но после того непроглядного мрака в котором он провел… Хм. А ведь не так уж и много времени. Все случилось словно только что.

Михаил попытался поднять руку, чтобы ощупать шею. К тому же ее саднит так, что спасу нет. Как будто ему в глотку вбили какой-то кол. И он гад такой еще и дышать мешает. Вообще ощущения далеки от благостных. И уж тем более на фоне того, что рука отказалась ему подчиняться. Ну и такой момент как раздающийся заунывный звук тревожного зуммера.

Вот нахрена его выводить в палату! Эдак больной со страху обратно в кому впадет. С ним-то все понятно. Он понимает, что был в искусственной, и это всего лишь необходимый процесс исследования. Только понять бы, что у него с горлом.

Попытался по привычке отключить тактильные ощущения. Ага. Размечтался. Тут вам не там. Дискомфорт, общая слабость и невозможность пошевелиться и тревожный зуммер, все это действовало на него столь угнетающе, что и до паники недалеко. Но он все же взял себя в руки.

Дверь распахнулась и в палату вбежал врач, в сопровождении сестры. Тут же вспыхнул яркий свет. Михаил зажмурился почувствовав как из уголков глаз потекли слезы. Впрочем, свет досаждали через закрытые веки.

– Настя, выключите свет. Мне достаточно и дежурного освещения, – сообразил врач.

Ну вот. Совсем другое дело. Романов вновь открыл глаза и несколько раз моргнул, сгоняя слезы.

– Закройте глаза, – попросила медсестра, вооружившаяся какой-то тряпицей.

Он выполнил ее просьбу и почувствовал как ткань коснулась век. Опять открыл. Ага. Так гораздо лучше.

– Михаил Федорович, вы можете дышать самостоятельно. Моргните, если да. Ага. Тогда мы сейчас извлечем дыхательную трубку. Будет немного неприятно. Готовы? Вот и ладушки.

Н-да. Помнится, ему как-то делали гастроскопию. Ощущения далекие от благостных. Но то, что он чувствовал сейчас не шло ни в какое сравнение. Трубка вроде и не со шланг диаметром, но это ощущение не проходило в течении нескольких часов.

Едва врач закончил над ним колдовать, как в палате появились руководитель проекта Щербаков и фээсбэшник Кравцов. Последний ограничился тем, что поприветствовал, поздравив с возвращением. Зато первый, засыпал целым водопадом вопросов. И пожалуй тех оказалось бы куда как больше, если бы возмущенного руководителя проекта не прогнал прочь врач.

Двенадцать дней в коме для него не прошли даром. Уже на утро у него поднялась температура, а там случилась пневмония. Довольно частое явление у больных прошедших через ИВЛ. И сия чаша его не миновала. Так что, ближайшие два дня к нему никого не пускали. Но потом стало легче, и Щербаков начал его регулярно навещать, засыпая целым ворохом вопросов.

По поводу нападения Романов толком так ничего и не понял. Половцы выскочили как чертик из коробочки. Возможно какой-нибудь курень отправился в набег. И отряд в полсотни человек, облаченный в отменные доспехи им показался вполне достойным объектом для атаки. Хотя и заплатить за победу пришлось дорогую цену. Да и вообще, нападать на дороге между Рудным и Пограничным… Что-то не больно похоже на простой набег.

Щербаков знал еще меньше, так как мог наблюдать за происходящим лишь глазами и самого Михаила. Ориентироваться же в обстановке, наблюдая за происходящим со стороны, куда сложнее, чем при непосредственном участии в событиях.

– Макар Ефимович, а можно мне встретиться с моими? – поинтересовался Михаил, в первый же день его посещения.

– Пока нет, – возразил руководитель проекта. – Вы на себя в зеркало посмотрите. Краше в гроб кладут.

– Боитесь скандала вокруг проекта?

– Да бросьте. Я уже говорил о сонме идиотов в интернете. Просто не желаю, лишний раз расстраивать вашу жену. Две недели не видела супруга, передала на наше попечение если не здорового, то в куда более приличном состоянии, а тут такое чудо. Так что, подлечим вас, а через недельку разрешим навестить. Причем свидания сделаем частыми, пока не начнется новый виток «экспериментальной терапии».

– Погодите. Так это что же получается, там пройдет…

– Через неделю-то? Чуть больше двадцати восьми лет, – произвел быстрый подсчет Щербаков.

– Ч-черт! Там столько всего недоделанного. Мономаху нужна моя помощь. Отправляйте меня обратно! – всполошился Романов.

Вот странное дело. Вроде бы там он прожил полноценной жизнью двадцать два года. Которые для его сознания были более чем реальными даже сейчас. Но здесь, он словно только вчера расстался со совей семье, а потому и соскучиться-то по ним не успел. Ну разве только вот эти два дня, что он пришел в себя. Вот такие странные выверты сознания.

– Спокойно, Михаил Федорович. Спокойно. Куда вы собрались? Вот подлечим вас, приведем в нормальную форму, а тогда уж и зашлем.

– Кого подлечите? Меня? Вам напомнить мой диагноз? – мыкнул Романов.

– Это не повод не обращать внимания на пневмонию. Уж ее-то вылечить мы можем. Если же отправим вас в кому в таком состоянии, то уже точно не вынем обратно. Умирать или жить, это конечно ваше личное дело, но вы нам дороги как уникальный инструмент для работы с ЕИПЗ.

– Довольно цинично, – покачал головой Михаил.

– А по другому вы не поймете. И потом. Не так ли вы жили последние двадцать лет?

– Там пройдет слишком много времени. Бог с ним с прогрессом. Положение Мономаха все еще шаткое. Реформы могут и забуксовать. Если не удастся выстроить сильную вертикаль власти, то все пойдет прахом. Его сын не та личность, что сможет потянуть подобный воз.

– Это не повод подвергать вас смертельному риску.

– Это живые люди. И впереди их ожидает нашествие Батыя. Вы представляете себе последствия. И я могу попытаться это предотвратить. Если на пути монголов встанет единая Русь, то они сломают о нее зубы. И дело вовсе не в продвинутом оружии.

– Я понимаю. И именно объединению Руси вы посвятили последние годы. Но вы ничего не смоете поделать, если умрете.

Ну что тут сказать. Прав, Щербаков. Тысячу раз прав. Но как же не хочется терять время.

– Посмотрите на это с другой стороны, – продолжил Макар Ефимович. – У вас появится возможность взглянуть на дело рук своих со стороны, понять, что вы сделали правильно, а где ошиблись. Использовать время в родном мире с толком, чтобы восполнить пробелы в ваших знаниях. Металлургия, механика, паровые машины, с которыми у вас было столько сложностей. Наконец, как изготовить на коленке порох, о котором вы столько жалели, что даже неоднократно проговаривали вслух.