Секрет лабиринта Гаусса - Имшенецкий Вячеслав Андреевич. Страница 31
— Накажут. Отсижу свое. К тому времени фашистов в помине не будет. Уеду на Украину. Батьку разыщу. Он у меня аптекарем работал. Может, живой останется. Буду у него на хуторе жить. Кроликами займусь. Знаю там один остров. Разведу их миллион, и охранять не надо, вода кругом. Пуховых разводить буду. Свою породу выведу.
В эту ночь он дежурил с Шуркой вместе. Вообще-то очередь была Шуркина. Но утром видели кошачьи следы больших размеров, Шурка испугался и сейчас упросил Вислоухого дежурить вместе с ним. С вечера Шурка стал рассказывать свои бесконечные истории. Вислоухий внимательно слушал, посматривая в темноту.
После ночевки в пещере Петька понял, что они сбились с пути. Направление он брал правильное, а примет, указанных на бересте Костоедова, не было. Исчезла куда-то скала, похожая на петушиный гребень, не было ущелья.
— Глубина, его небольшая, но идет до бесконечности, через Монголию и до Тибета, — вспомнил Петька слова Костоедова.
Вместо ущелья пошла крутизна. Мелкие камни, как битые молотком стекла, пересыпались под ногами. Полдня поднимались по сыпучему склону. Вислоухий лез первым и тащил на веревке всех четырех. Он пыхтел, как бык, обливался потом, но отдохнул всего один раз. Вытянув ребят наверх, лег на спину и закрыл глаза. Шурка остался возле него, а Петька, Таня и Тимка пошли осматривать плоскогорье. Спустились в небольшую трещину, и пошли по ней. Склоны ее блестели от солнца, как обсыпанные слюдой. Параллельно ей шла такая же трещина, но старые бока ее не блестели. Костоедов говорил о такой трещине. Но эта ли?
— Мальчишки, смотрите! — Таня показала вниз.
Воткнувшись острием в дно старой трещины, лежала зеленая нефритовая скала. Крикнули Шурку. Прибежал Вислоухий с мешком мяса на спине. Посмотрел на скалу и сказал:
— Полосой прошло.
— Что прошло? — Петька оглянулся на Вислоухого.
— Землетрясение, говорю, полосой прошло. Одни горы не тронуло, а другие вверх тормашками перевернуло.
Стрелка на зеленой скале, которую когда-то высекал Костоедов, смотрела теперь вверх. Было непонятно, куда она показывала раньше и где сейчас искать вход в лабиринт Гаусса.
Таню оставили сторожить пищу и разбрелись в разные стороны, чтобы найти место, где до землетрясения стояла нефритовая скала.
— От нее, — говорил Костоедов, — восемьсот двадцать шесть шагов надо отойти по направлению стрелки и будет вход в Гаусса.
Темнота поглотила восточный горизонт, когда прибежал Вислоухий.
— Нашел! — закричал он. — Вход в лабиринт нашел.
Схватил котелок, выпил остатки воды и стал по котелку стучать камушком.
Тын-н, тын-н, тын-н… — неслось по плоскогорью. Пришел Шурка. Прибежал в прилипшей к телу рубахе Петька. А Тимки не было.
Сумерки сгущались. Повеяло от скал теплом. Таня дробно стучала по котелку. Вторя ей, бухал булыжником Вислоухий. Петька с Шуркой быстро сооружали костер.
Тын-н, тын-н-тын. Бух-бух-бух! Но Тимка как будто сквозь землю провалился. Бесшумной тенью пронесся над костром филин, выпучив на ребят глаза. Вздрогнули. И вдруг со стороны старой трещины послышались удары камушками: тук-тук-тук! Словно спрашивая: — Где вы?
Вислоухий так заколотил булыжниками, что полетели искры. В костер подбросили сухих веток:
— Заблудился, что ли? — грубо спросил Петька.
— Не заблудился, а разыс…
Петька перебил:
— Слышишь, зовут! Значит, иди!
Тимка опешил. Сразу же вмешалась Таня:
— Мы целый час тебя кричим. Дядя вход в лабиринт нашел! Завтра туда полезем.
Тимка почему-то даже не обрадовался. Он подошел к костру и сел. И всем стало неудобно, потому что лицо у Тимки было в царапинах. Левый локоть в крови.
— Тимка, где ты так? — спросила Таня.
— Оступился. И в щель соскользнул.
— Надо было нас кричать.
— Кричал.
Тимка съел кусок копченой козлятины, отошел в сторону и лег, свернувшись калачиком. И молчал. Когда к нему подошла Таня, он уже спал. Вислоухий тихо разговаривал с Петькой, советовал все золото из лабиринта вынести на поверхность. И утащить от выхода как можно дальше.
— Не дай бог, немцы или японцы сбросят сюда вторую группу. В ней отъявленные головорезы. Я так слыхал. Они живых не оставляют. Меня повесят первого за то, что я у Байкала Крепыша угробил. Он в чине обера был. Сволочь чистокровная.
РАДИОИОШИФРОГРАММА. ЦЕНТРУ.
Шифровку с исходящим номером 019 принял. «Зеленая улица» для спецюнкерса с овальными крыльями типа моноплан с 10 до 13 московского четвертого текущего месяца будет обеспечена. Артиллеристы-зенитчики предупреждены, пропустят, стреляя для видимости. Прохождение его, как приказано, подтвержу по «ВЧ».
Утром Тимку нельзя было узнать. Распухло лицо. Во весь лоб синяк с зелеными краями.
— Больно тебе? — спросила Таня.
— Коленку и локоть — немного, а так ерунда.
— Ты, Тимка, не обижайся, мы не знали, что ты упал.
— Не упал я, а застрял, я проход разыскал из трещины…
Их окликнул Шурка.
— Идемте к лабиринту, там наговоритесь.
В последние дни Шурка стал вести себя немного нагловато, иногда даже грубил. Стал важничать. Виноват был Вислоухий, потому что во всем угождал Шурке.
Вход в лабиринт Гаусса был у самой земли. Туда можно было забраться только ползком, как в русскую печь. Скала с отверстием потрескалась от землетрясения, как стекло. Верхушка скалы отломилась и нависла над входом. Когда Вислоухий на нее оперся, она легко закачалась.
Таня пролезла в лабиринт, Петька подал ей туда стрелы, лук, капкан, котелок. Шурка схватился за мешок с мясом. Вислоухий засмеялся.
— Да вы сначала там осмотритесь. Ориентировку наведите. Потом факелов наделаем, и все туда полезем. Ночевать-то все равно здесь наверху будем. — Вислоухий наклонился к лазу, посмотрел в темноту: — Осмотритесь и вылазьте.
Он опять оперся на качающуюся глыбу и встал. Из лабиринта не ответили. Там Шурка о чем-то уже спорил с Петькой.
Вислоухий видел, что Тимке тоже не терпится залезть в лабиринт.
— Слазь на секундочку и котелок обратно выкини, а я здесь завтрак сготовлю по такому случаю отменный.
Тимка быстро развязал мешок, сунул за пазуху несколько кусочков копченой козлятины и юркнул в узкое жерло лабиринта.
— Эй, кто там свет застил!
Звук был рокочущий, но Тимка узнал Шуркин голос.
— Тимка, ты? — спросила Таня.
— Я.
— Ползи сюда, здесь как будто озеро.
— Сейчас.
Но не пролез Тимка и трех метров, как сзади что-то загрохотало. Дрогнул каменный потолок, и наступила тьма.
— Тимка! Тимка! Тебя придавило?
— Живой я.
Он, как ящерица, подполз к ребятам.
— Где вы?
— Рядом мы.
Петькины руки прикоснулись к Тимке.
— Что там, Тимка?
— Вислоухий кажется, завалил вход.
— А-а-а! — закричал Шурка, — мамочка! Пропадем мы теперь!
— Не ори ты, трус Подметкинский! — рявкнул Тимка. — Может, он камень нечаянно задел, и самого, может, в лепешку раздавило.
Поползли обратно. Выход был плотно закрыт скальной глыбой.
— Дядя! — закричал Петька, — ты живой?
Прислушались. Глухо донеслось:
— Я-то живой. А вы, стервы, сдыхайте теперь там. Считали меня дураком. Думали, что я сдамся в милицию! — Бандит раскатисто захохотал.
— Ты же, Вислоухий, от голоду подохнешь.
— До Жаргино мне хватит. А там со старичком Костоедовым что-нибудь придумаем. Сюда с ним прогуляемся. Косточки ваши посмотрим. Золотишко приберем.
— Мы же тебе жизнь спасли. Ты же клялся.
— Клянутся господу богу…
— Выпусти. А иначе мы с тобой рассчитаемся, тогда не пожалеем тебя, — прокричала Таня.
Бандит загоготал:
— Где же вы со мной рассчитаетесь?
— За нами группа чекистов и солдат идет, — не совсем уверенно сказал Петька.
— Заливай кому-нибудь другому. А я знаю. Шурка — хлопец доверчивый, все мне доложил. Мы с Прокопием Костоедовым поставим тебе, Шурка, пудовую свечку в церкви, за помин твоей души.