Тайник комиссара - Имшенецкий Вячеслав Андреевич. Страница 16

Торбеев, колдуя над картой, переспросил Таню, какой ногой соскользнула лошадь.

— Правой, — почти в голос сказали Таня, Шурка и Тимка.

— Значится и ущелье было справа. Чует моя душа, промышлял я там, в давние времена. Почитай-ка, Танюша, еще.

«Курс держали СЗ, но, обходя горный хребет, сбились. Погода портится. Мулеков сказал, что будет снег. Лошадей погоняли не жалея. Через час горы расступились. Впереди лежало горное озеро. Наконец-то мы на правильном пути. Об озере упоминал удэгеец. Мулеков оказался прав, началась легкая метель. Проходя между берегом и скалами, я увидел большую пещеру. У входа в нее лежали какие-то старые кости. В глубине пещеры я обнаружил следы от больших костров. Угли были покрыты толстым слоем пыли, по-видимому, костры жгли лет сто назад. Второго выхода из пещеры не было, потому что, пройдя вглубь метров семьдесят, я не заметил сквозняка. Лошадей завели в пещеру и развьючили. У входа в пещеру разложили костер. Через неровную арку входа было видно, как тихо кружатся снежинки.

Два дня метель продержала нас в пещере. Люди мерзнут, но настоящего мороза еще не было. Обошли озеро справа. С высоты рассмотрели бесконечные цепи гор, покрытых ранним снегом. Идем осторожно. Ориентир примерный СЛУ. Если все будет хорошо, через три дня выйдем на водораздел. Там можно ориентироваться по ручьям. Воробьев говорит, что за водоразделом можно встретить стойбище охотников. Ему кажется, что в детстве с отцом он там бывал и обещал вспомнить эти места. Если вспомнит, мы спасены!..»

Половина страницы дневника была вырвана, а дальше шло синим карандашом.

«Ночь прошла очень дурно. Холод донимает людей. Многие кашляют. Лошадь Воробьева, не видя под снегом узкой щели, провалилась и упала, сломав передние ноги. Покалеченное животное я велел пристрелить. Но никто на это не решился.

Пришлось пристрелить самому. Тушу разделали с Мулековым. Мясо разложили по лошадям. Направление держу СЛГ».

На двух других страницах дневника шла какая-то совсем стертая схема.

«…Третий день идем по горному хребту. Высота огромная. Не хватает воздуха. Снега здесь нет, его снесло. Ветер пронизывает до костей. Лошади голодные, потому что под ногами только голые камни. Мы на водоразделе. Воробьев, по-видимому, действительно в детстве здесь охотился с отцом. Он сказал, как спустимся с водораздела, будут кварцевые скалы, образующие ущелье, по которому мы и пойдем. Рассказ Воробьева воодушевил бойцов. Идти стало веселее. Воробьев подкашливает. Боюсь, как бы не разболелся совсем. Направление держали СЛГ. Спускаясь, обошли трещину, и направление взяли СЛУ».

Таня осторожно перевернула ветхую желтую страницу.

«Сегодня вышли к белым кварцевым скалам. Издали они похожи на ледяные океанские айсберги. Снега здесь почти совсем нет. И хотя до вечера еще далеко, я велел разнуздать лошадей. Бедняги с жадностью стали есть желтую траву. Воробьев доволен, что вывел нас к белым скалам. Удивительная память таежников. Был, оказывается, здесь семилетним ребенком, а ведь запомнил! Завтра, по словам Воробьева, будем идти дотемна и выйдем на старые гари. Примерно я прибросил направление. Надо идти СПУ.

Осмотрев лош… я наше… резким ударом…

Снег… тож… следы… не…»

Таня подняла голову:

— Стерлось все.

— Читай, Таня, на следующем листке. Здесь мой папа даже через увеличительное стекло не смог прочитать.

«…Утром мы обнаружили пропажу Воробьева. Обшарили все камни, трещины. Он исчез бесследно. Личных его вещей тоже не было.

— Он ушел, вероятно, с вечера, — сказал Мулеков.

Бойцы сосчитали лошадей. Все на месте. Кожаные сумки с золотом не тронуты.

— Может, его скараулил медведь или рысь, — сказал вслух кто-то из бойцов. Мулеков ухмыльнулся:

— А кто же вещи унес? Не медведь же?

Проводник прав.

Неужели Володя мог пойти на предательство и бросить нас на верную гибель? Нет, нет и нет. Здесь что-то другое. Может, вечером, при яркой луне, он пошел посмотреть ориентиры и заблудился? Навряд ли. Бросил, чтобы только спасти себя? Но я вспомнил, как он с двумя наганами кинулся на медведя, защищая меня. Нет, Володя предать не мог. Я сидел у затухающего костра. Один за одним возвращались люди и говорили, что никаких следов не обнаружено.

Может, пошел добыть зверя, и его нужно ждать! И бойцы молча сели у костра, ожидая товарища. И вдруг я понял! Ждать Воробьева не надо! Я приказал собираться и быстро, пока не разошелся снег, идти вперед. Думая о происшедшем, я понял, что Воробьев убит. Кто-то в отряде получил, наверное, задание белых погубить нас в тайге. Но зачем? Политические убеждения? Золото? Да. Ради него кто-то идет на преступление. Но кто? Неизвестно. Но я уверен, что он знает дорогу и, как только мы выходим на правильный путь, совершает убийство.

В скорбном молчании наш отряд медленно двинулся вперед. Отстав от отряда, я на сосне сделал засечку и написал: «Здесь убит комсомолец Воробьев». Уходим. Направление беру примерно СЛУ».

Таня вздрогнула, потому что за дверью отрывисто залаяла собака. Послышался голос:

— Гильза, Гильза! Да ты в уме ли своем?

Петька выхватил у Тани дневник, спрятал за рубаху. Торбеев ловко закинул свою берестяную карту на полку.

— Эй, дедушка, живой ты али нет?

Шурка, подскочив, открыл дверь.

— О-о-о, сколько, однако, у тебя гостей-то? — Зашла мама Любы Тороевой. — В лес иду, саранок накопать надо, да решила рану твою посмотреть.

— Спасибо, что заглянула, а то болячки опять покою не дают.

Любина мама осторожно сняла повязку, рана затянулась, но худое плечо деда было ярко-красным. Любина мама пощупала опухоль пальцем и сказала:

— Плохая это примета, шибко плохая. Чалотник надо парить да накладывать сверху, а то шибко беда будет. Сейчас я сделаю припарку. У тебя есть чалотник?

Дед рукой показал на маленький мешочек, висящий в углу на деревянном колышке.

Мама Любы Тороевой стала готовить из травы лекарство, а ребят отправила домой, но попросила вечером обязательно попроведывать больного.

— Ах, дедушка, дедушка! — говорила она. — Какого ты, однако, нехорошего человека приютил, кушал у тебя, а потом ножом.

Глава 12

Вечером к ребятам пришел Шурка Подметкин. Он чинно сел на порог, поджал босые ноги и сообщил:

— Дедушка Торбеев шибче захворал. Мама Любы Тороевой говорит, что у деда дурная болезнь от раны началась. Ему то холодно, то жарко и зовет он тебя, Петька, одного. И чтобы, говорит, взял с собой большую бумагу и карандаш, карту делать.

Петька заторопился и стал упрекать Шурку, что тот не сразу сообщил, а заходил еще к Тимке. Взяв в бабушкином комоде лист крепкой толстой бумаги и большую лепешку для деда, Петька выскочил на улицу и помчался во всю прыть. Перебегая по бревну ручей, он услышал, как, сидя на крыльце, скулит и даже слегка воет собака Гильза.

Увидев Петьку, она, вильнув хвостом, бросилась к нему, потом отскочила и стала лапами скрести дверь. Петька, не понимая, остановился. Тогда Гильза вновь подскочила к нему, схватила осторожно зубами за рубаху и потянула к порогу. Петька понял, она зовет его быстрее идти к деду.

Вместе с Петькой в избушку залетела Гильза. Радостно взвизгнув, заскочила к деду на нары, лизнула его в лицо и легла рядом. Торбеев был закутан в меховое одеяло. Казалось, он спал, но когда Петька подошел вплотную, он открыл опухшие глаза и тихо сказал:

— Худо мне, внучек, не дай бог, что приключится. Карту надобно составить. Возьми бересту мою, поставь у меня перед глазами, я тебе говорить буду, а ты рисуй.

Петька вспомнил, что в кармане у него лепешка, достал ее и предложил больному. Торбеев поблагодарил, но отказался:

— Не до еды мне, Петенька, хоть бы карту вам успеть составить.

Петька положил на стол бумагу. Торбеев, подолгу всматриваясь в берестяную карту, медленно и едва слышно говорил, куда тянуть карандашную линию: на север, на юг или на восток. На конце одной линии, идущей строго на запад, Торбеев велел поставить две буквы КС — кварцевые скалы.