Несущий перемены - Ингрид Чарльз. Страница 13

— Мои мечты тут ни при чем, если он не желает соединиться со мной, — ответила она. — Отчасти потому я люблю Палатона. Он стремится постичь истину и жить согласно ей — потому Паншинеа прогнал его много лет назад и вернул сейчас. Нельзя контролировать чоя, ищущего себе такой судьбы — это подобно полету в Хаосе.

— И ты надеешься помочь ему уцелеть?

— Уповаю на Вездесущего Бога, что мне это удастся. Я буду стараться, — она отодвинулась от стола. — У меня уже нет времени.

— Но ты даже не дотронулась до еды.

— Во дворце недостатка в еде нет, не говоря уже об интригах, — она склонилась и легко поцеловала его в лоб. — Ты эгоист, но я все равно тебя люблю.

Малаки фыркнул и схватил ее за руку.

— Я не могу принуждать тебя к тому, чего ты не хочешь. Ты взрослая чоя. Но выслушай и запомни: для всех нас будет лучше, если ты решишь действовать, — и он отпустил ее.

Йорана быстро вышла из кафе. Стоянка для транспорта уже заполнилась, и она не сразу отыскала свои сани. Найдя их, она помедлила, чтобы успокоить бьющееся сердце. Слишком много вина, решила Йорана, запуская сани и пробираясь по улице. Или слишком много любви.

Палатон оставил Рэнда не без опасений, но еще больше тревог вызывала у него предстоящая поездка. Поместье деда перестало быть его Домом со времен испытания бахдара и зачисления кандидатом в летную школу. Но Палатон понимал, что Дом Волана едва ли был ему родным с самого рождения. Его мать отказалась назвать имя его отца, и это привело к продолжительной ссоре — Палатон вырос среди волн гнева своего деда. Но теперь, ступая по бывшим землям своего Дома, видя полуразрушенный особняк с выщербленными стенами, обваленными башнями и толстым слоем пыли, он испытал мучительную боль. Перевозка главной части здания была сделана осторожно, ибо в основном оно уже стал ветхим. Однако способа спасти проведенное здесь время не было.

Дом составляли не только эти камни, и дух его тоже было уже не спасти. Род, занимающий теперь эту землю, построил свои здания, по-другому использовал плодородную землю. Несомненно, здесь еще будут продолжать заниматься земледелием, ибо Волан первым начал строительство в долине, пустующей до того не менее двух сотен лет. Переселения можно было ожидать не раньше, чем через два столетия. Эта земля еще многого стоила.

Волан напрасно потерял ее, думал Палатон, обходя технику и работающих чоя. Он достаточно снабжал семью благодаря щедрым вознаграждениям тезаров, чтобы заплатить все долги и удержать Дом на плаву. Палатон не знал, насколько нуждался в деньгах его дед, но ему пришлось расстаться с Домом. Вероятно, и целой семьи тезаров не хватило бы, чтобы поддерживать его на должном уровне.

Нетронутым осталось только то крыло здания, где Треза вырастила Палатона и занималась своей работой. Приблизившись, Палатон увидел, что стены очищены струей песка и камни обнажены — это помогало осторожно разобрать строение. Коренастый чоя, квадратный и смуглолицый, истинный сын Земного дома, напомнивший Палатону Хата из школы Голубой Гряды, распоряжался у особняка. Несмотря на жару, он был облачен в форму управляющего.

Заметив Палатона, чоя обернулся и произнес мгновенно изменившимися голосами:

— Наследник Палатон? Вы прибыли вовремя. Мы оставили это крыло напоследок, но больше я не мог ждать.

— Я рад, что вы подумали обо мне.

— Так распорядилась глава Дома. У нее есть два гобелена Трезы, и когда она обнаружила здесь ее памятник, то пожелала перевезти его к себе. Но рабочие сказали, что это невозможно. Тогда она решила предоставить вам возможность сохранить какую-нибудь его часть.

Палатон задумался, чем заслужила его мать такой непрочный памятник, и заморгал от попавшей в глаза пыли. Управляющий взял его за локоть и отвел в сторону.

— Я могу дать вам троих рабочих.

— Это ни к чему, — ответил Палатон. — Я пришел только взглянуть на него.

— Хорошо, — управляющий вытер со лба струйку пота. — Ваша мать была талантливой чоя.

— Да.

Крепыш провел его через крыло дома, открытое солнцу и ветру, лишенное всякой мебели. Над полом взвивалась пыль. Палатон думал, что если бы мать осталась жива, она была бы теперь совсем не старой, ибо родила его еще в юности. Но она не захотела жить, неизвестно почему — она никогда не говорила ни ему, ни кому-либо другому, какие горести переживает. Еще в бытность тезаром Палатон часто задумывался, не довел ли дед его мать до самоубийства.

Он остановился на пороге выхода во внутренний двор. Солнце палило. Фонтан не работал уже давно — вода в нем изливалась из треснувшего кувшина, и хотя такая форма была традиционной для фонтанов, для Палатона она была наполнена глубоким смыслом. На доске виднелась надпись «Ты меня помнишь» и даты краткого пребывания его матери на Чо.

Палатон подошел и опустился на колено возле фонтана. Он не молился, он не мог ни о чем даже думать, когда поклонился могиле. Он искал ее ауру, ее присутствие, которое чувствовал во снах, но ничего не находил. Казалось, она исчезла вместе с падением Дома Волана. В большей степени Палатон мог бы ощутить присутствие матери в Чаролоне, во дворцовой галерее, чем здесь.

Управляющий помолчал, прежде чем произнести:

— Думаю, вы сможете взять хотя бы доску, — и он вскинул кирку, намереваясь отбить ее.

Палатон уже поднял руку, чтобы остановить его, но было слишком поздно. Бронзовая доска легко отлетела от постамента, и памятник сразу начал трескаться и осыпаться.

Основание, к которому была прикреплена доска, разрушилось, превратившись в пыль, и Палатон поднялся, закашлявшись и протирая глаза. Разбитый кувшин упал на землю, как увядший бутон цветка.

На миг его место заняло пламя. Солнце засияло на остатках памятника, и этот блеск был таким пронзительным, что казался пожаром. Палатон не знал, видит ли это чоя, хотя тот поспешно отступил.

Кувшин покоился на плите в форме звезды, которая только потрескалась, и теперь казалось, что эта звезда охвачена огнем. У Палатона перехватило горло, пока он смотрел на оставленную матерью весть. Неужели теперь, после смерти, она пыталась поведать ему то, что не смела сказать при жизни? Неужели он и в самом деле сын Огненного дома и к его наследию должен стремиться? Если так, то он познал всю истину.

Через несколько минут весь фонтан превратился в пыль — мелкую, как прах, и от него осталась только доска в трясущихся руках чоя.

Глава 7

От вибрации тяжелого крейсера, летящего в космосе, гудел металлический пол под ногами, пока Алекса пробиралась по коридору. От влажного воздуха рубашка прилипла к ее телу, пот струйками стекал по рукам. Она провела ладонью по лбу, в бесполезной попытке вытереть его. Абдрелики любили сырость. Крейсер уже давно летел в космосе, а большинство абдреликов в его экипаже не взяли с собой симбионтов, своих таршей, которые чистили кожу амфибий. Мази только раздражали складки толстой гиппопотамовой кожи и высушивали их, так что приходилось терпеть удушливый и влажный воздух. Алекса облизнула губы, почувствовав соленый пот, и остановилась, прислушиваясь.

Ее темные кудри прилипли к голове и шее, они отросли длиннее, чем она привыкла носить, но влажность им ничуть не вредила — ее волосы оставались густыми и блестящими. Алекса заложила пряди волос за уши, пытаясь уловить хотя бы отдаленный звук среди шума механизмов корабля.

Она получила свободу, которой пользовалась осторожно, и теперь не хотела лишаться ее просто из-за собственной глупости. Чоя Недар интересовал ее, но не настолько, чтобы ради него рисковать привилегиями. Оба они были своего рода узниками, и Алекса знала, кого из них ГНаск считает сейчас более ценным. Пилот-чоя привлекал его внимание, а ее считали бесполезным багажом, собираясь передать отцу, как только наступит удобное время. Если ее застанут здесь, в коридоре, то запрут в своей каюте, размером едва ли больше гроба, пока ГНаск вновь не вспомнит о ней.

С другой стороны, чоя был гордым пленником, взятым во время Двухдневной войны и отверженным его народом. Никто не скорбел о его потере, никто не разыскивал его. Никто из чоя даже не знал, что Недар еще жив… Алекса опустилась на колено, заметив какое-то движение впереди, в полумраке коридора. Она сдерживала дыхание и желала так же сдержать бьющееся сердце — до еле слышных ударов, или вообще остановить его.