Майор Казанцев и Европейский Халифат(СИ) - Рясной Илья. Страница 32
- С тем, что мы ищем.
Меня его бенгальским огнем заискрившийся энтузиазм пугал. В таком состоянии он был способен на любые глупости. Но Писатель – это Нить, а к извивам Нити надо относиться внимательно. Поэтому я с большой неохотой, но все же согласился на визит в Музей восточных культур. Не отпускать же его туда одного, а удержать невозможно. Поэтому отправились мы туда вместе. Плелись пешком, по городу Парижу, прожаренному жестоким солнцем, которое кололо еще сильнее, чем в Москве.
Музей был, конечно, далеко не Лувр. Размерчик меньше раз в сто. И рекламная раскрутка на нуле. Залы в основном безлюдные, если не считать дежурной толпы китайских туристов. Они тщательно осматривали экспонаты, будто собирались их приобрести, щелкали фотиками и эйч-фонами, лыбились во весь рот и все норовили плюнуть на пол – такая у них национальная традиция.
Писатель же всей душой рвался к шумерской каменной скульптуре Бога непогоды Вера, на фотографии которого он разглядел закорючки и посчитал их почему-то допотопными письменами.
Эту самую несчастную скульптуру мы нашли в дальнем зале на третьем этаже, где сквозь стеклянный потолок пробивались колкие лучи солнца.
Писатель критически осмотрел довольно грубый экспонат, похожий на первобытного идола. Общелкал смартфоном со всех сторон.
- Ну как? – полюбопытствовал я.
- А знаешь, это вообще новодел, - разочарованно произнес он. – Ему максимум полсотни лет.
- А как он в музей попал? – искренне удивился я.
- Местных горе-историков спроси, - усмехнулся Писатель. – Они его подлинным считают.
Мы уже собирались покидать зал, да и сам музей, который не произвел впечатления. И вдруг Писатель прирос взглядом к невзрачному, плотно исписанному значками, глиняному круглому диску диаметром около метра, лежащему за стеклом в центре зала.
- Ты это видишь?! – возбужденно воскликнул он. – Скажи, ты это видишь?!
- Что вижу? – не понял я. - Глиняную колоду?
- Да вон, внизу. Одна строчка. Эта не шумерские пиктограммы!
- А чьи?
- Это что-то из глубокой древности, коллега!
Ну вот, теперь я уже не дуболом и костолом, а коллега. Прогресс, однако!
Я внимательно присмотрелся к надписям. И тут свет в глазах померк. Обрушилось воспоминание, как стоял я со Свитком Тамаха Ан Тира в руках и усваивал свалившееся на меня знание там, в Тибетских горах того мира. Такие же закорючки. Читал и знал, что сейчас погибну. И главное для меня было дочитать их.
В тех строках была сила. В этих тоже ощущалось ее эхо. Как электрическая волна прошла по телу. Окружающее зашаталось и пошло полосами. И мне снова показалось, что между прошлым и настоящим миром разверзлась трещина, в которую вот-вот рухнет мое сознание. И вдруг я ясно понял, что эти болезненные ощущения – всего лишь плата за сохраненную память о прежнем мире.
Вернул меня на грешную землю настойчивый звонок. Я встряхнул головой, поймал взгляд озадаченно пялившегося на меня Писателя. Вытащил коммуникатор и прохрипел:
- На проводе.
- На проводах в наши времена только вешаются. А ты в эфире, - буркнул Леший. – Двигай на третью остановку.
Мы заранее распределили остановки – места встреч. Я посмотрел на часы, прикинув расстояние, и объявил:
- Буду через час. Попутчика только заброшу на базу.
- Жду…
Я встряхнул головой. Ясность мыслей в полной мере все не возвращалась.
Только когда мы выходили из музея, гигантским усилием воли я сумел побороть эту раздвоенность восприятия. Меня ждала важная встреча с Лешим. То, что важная, я не сомневался. Иную он бы экстренно не назначил. Значит, что-то сдвинулось. И скоро я узнаю, куда покатился наш камень…
Глава 5
На одетой в гранит набережной Сены, между каштанов приютились лоточники – колоритные личности, обычно уже в возрасте. Некоторые и в такую жару не снимали традиционные береты, придававшие им истинно парижский богемный вид. Торговали они не каким-то китайским ширпотребом и сувенирами, а самыми настоящими старинными безделушками, букинистическими потрепанными книгами.
Прогуливаясь по набережной, я присматривался к этим товарам. Нет, это все не вещи! Это шелуха, опавшая с древа времени. В них нет жизни и значения. Старьевщик это отлично чувствует. Вот только задела бронзовая фигурка гнома, от которой, как мне показалось, исходило живое тепло. Интересная штучка. Со значением.
Но оценить вещь мне не дали. Появился Леший. И вскоре мы стояли с ним, опершись о гранитный парапет.
На том берегу реки возвышался прославленный Виктором Гюго Собор Парижской Богоматери с квадратными башенками. Не хватило средств достроить нормальные готические шпили, так что сооружение смотрелось угловатым недостроем. Внизу на волнах покачивался дебаркадер. На гранитных плитах, о которые плескалась речная муть, бесформенными кулями дремали представители вечного и многочисленного племени парижских бродяг – клошаров. А вокруг нас суетились возбужденные арабы, все время высматривающие, что бы стянуть и кому толкнуть гашиш.
- Есть новости по поводу Архивариуса, - обрадовал Леший. – Хорошие новости.
- Неужто жив, - хмыкнул я.
- До такого щедрость судьбы не простирается, - Леший погладил рукой гранитный парапет. - Но мы узнали, где и как он умер.
- Я весь в трепетном ожидании.
- В трепетном? Ну да. Запрячь танк и трепетную лань, - улыбнулся Леший. - В общем так. Рядом с домом Ренарда Гарреля находится старая, как сама Франция, всеми уважаемая лавка сыров. Можно сказать, процветающее предприятие. Хороший сыр, кстати. Немножко твердый.
- Гастрономия для меня сейчас еще менее важна, чем астрономия и астрология. По делу, Леший.
- Хозяин сыры свои бережет, - продолжил он. - Поэтому все вокруг утыкал видеокамерами. С одной из них просматривается дом Гарреля и подъезды к нему.
- Изъял записи? – заинтересовался я.
- А как же. Чинно и благородно, без криков и крови. А дальше самое интересное. По этим записям получается, что Архивариус был в гостях у Гарреля.
- Уже хорошо.
- Следи дальше за сюжетом, Старьевщик. Наш Сойфер заявился к другу с коробкой, куда как раз вполне влезает Предмет. Скорее всего, это Предмет и был.
- Что дальше?
- Сойфер отчалил от барыги с коробкой. А через несколько дней с ней же появился вновь. Через час туда прибыла машина с двумя племенными французскими бугаями. В одном четко можно опознать Эркюля Левассера.
- Это тот браток с погонялом Гриф? – полюбопытствовал я.
- Точно. Та самая мразь. Это уже было вечером. А еще через час Гриф отбыл.
- А Архивариус?
- Из дома не выходил, - твердо заявил Леший.
- Испарился?
- Хуже… Гриф и его напарник вытащили из дома длинный увесистый мешок. И уложили в багажник машины.
- А сам Гаррель где был? – поинтересовался я.
- Запихивать помогал.
- Это было тело Архивариуса?
- Скорее всего, - Леший сжал кулак и ударил по парапету.
- Значит, так его и грохнули, - кивнул я. – Хоть какая-то ясность появилась. А Предмет не выносили?
- Непонятно. Там сутолока была. Предмет мог и не попасть в кадр.
- Во всяком случае, след есть, - заметил я. – И это уже много.
- Мы сейчас слушаем этого барыгу. Следим за ним. Но пока все без толку. Надо решать с нашими дальнейшим телодвижениями.
По Сене проплыл туристический кораблик на колесном ходу. Туристы активно махали руками сухопутным крысам, будто сами пустились не в короткое и комфортабельное речное плаванье, а в долгое и опасное путешествие через океан, во тьму и неизвестность. У туристов такая работа – радоваться и махать руками. Я махнул рукой в ответ.
Странная штука наша цивилизация. Она как торт Наполеон. Состоит из множества слоев. Один слой валяется на тротуаре на газете, попивая вино из стыренной бутылки. Другие наслаждаются жизнью, пялясь на Нотр Дам де Пари и маша руками. А двое русских громил скромно обсуждают судьбы человечества, боевые действия, убийства. И каждый считает свой слой не только важным, но и единственно значимым, остальное так, просто окружающий фон.