Военный чиновник - Подшивалов Анатолий Анатольевич. Страница 8

Еще я знал про то, что Мосин за винтовку получит орден Святой Анны 2-й степени, а еще раньше стал полковником по гвардейской артиллерии и позже возглавит Сестрорецкий завод, а вот умрет он от пневмонии где-то в начале двадцатого века – надо делать что-то, что может его вылечить: либо сульфаниламиды длительного действия, менее токсичные, чем полученный уже мной стрептоцид, либо, даст Бог, удастся разработать пенициллин – все же десяток лет впереди есть, займемся и биотехнологией (не я, конечно, у меня образования не хватит, но есть же талантливые ребята, вроде Вознесенского и Парамонова, которые, закончив стажировку, вернулись налаживать в Купавне синтез СЦ). Старший фейерверкер Егоров, побывав на заводах деда и увидев, как живут мастера, вернулся в Петербург и написал рапорт об увольнении со службы, тем более что унтерский сверхсрочный срок он выслужил и здесь ему ничего не светило. В Купавне дед лично говорил с ним, подтвердил все условия: 600 рублей в год и домик с палисадником и огородом, если отработает десять лет – дом переходит в его собственность. Вот и славно будет – не погибнет фейерверкер вместе с Панпушко при взрыве в конце ноября этого года, ведь вроде как Панпушко прекратил опыты с мелинитом, но хорошо бы штабс-капитана вообще на этот период как-то с полигона убрать – надо подумать как…

Глава 3

НАГРАДА НАШЛА ГЕРОЯ

Император Александр III расхаживал по своему кабинету, а в просторном кресле сидел его друг и собутыльник – начальник личной охраны генерал-лейтенант Черевин. С императором наедине он был на ты, и обращались они друг к другу по именам. Государь был в домашнем сюртуке, но с шейным Георгием, Черевин – в свитской казачьей форме с крестом Святого Георгия 4-й степени на груди. В кабинете сбоку был свод, отчего потолок казался ниже, чем был на самом деле, и, расхаживая по кабинету, царь слегка сутулился, что он не позволял себе на людях, как будто на его плечи давил груз государственных дел. Александр Александрович остановился у окна и смотрел на затухающее закатное небо. «Да, у стволов деревьев уже появились первые проталины, – заметил царь, – считай, зима прошла, даже в наших северных широтах». Потом он обернулся к Черевину:

– Вот не знаю, что делать, Петя, – сказал император всероссийский, – скоро Пасха…

– Государь, так до Светлого Христова Воскресения еще побольше месяца будет. Что за тоска тебя гложет, Саша, – ответил близкий друг и наперсник. – Давай лучше по рюмочке, пока Маша не видит, вот тоска и пройдет, – Черевин достал плоскую фляжку из-за голенища просторного сапога.

– Погоди ты с рюмочкой, ишь, неугомонный какой, – царь с неодобрением взглянул на покрытое алкогольными прожилками лицо друга [18], – пить тебе поменьше надо, Петя, помрешь – что я без тебя делать стану!

– Так что за кручина у тебя, «надежа государь», – али обижает кто? Так я сейчас казаков кликну, они враз супостатов в бараний рог скрутят, что «унутренних, что унешних», – спародировал Петя бравого хорунжего.

– Да нет никаких врагов, не видать – все тихо, что в Империи, что на границе. Вот к Пасхе наградные списки надо составлять, – а у меня на одного человечка целых три представления к награде и все на Анну третьей степени. Дать одну – как-то нехорошо получится… – ответил государь.

– А что за человечек-то? – полюбопытствовал друг-собутыльник Петя.

– Да есть тут один асессор по Главному Штабу в разведывательном отделе, у полковника Агеева его заместителем служит.

– Постой, не Сергея ли Семеновича? Он, как и я, из гвардейских корнетов, только помоложе меня лет на двадцать пять будет, вы-пустился с отличием из Николаевского училища, да по деньгам не потянул службу в гвардии, обеднела семья, и я его сам соблазнил перейти в Жандармское, которым тогда последний год командовал, офицером по особым поручениям, для дел сложных и государственной важности. Выходит, не ошибся в нем: дельный и умный офицер, надеюсь, что и помощники у него такие.

– Так на полковника Агеева тоже представление есть, к Владимиру четвертой степени с мечами, не успели сразу наградить, когда англичане вздумали взбунтовать князьков в Туркестане, – объяснил Черевину царь подвиг его протеже. – Там форменный бой был на границе – полусотня казаков с Агеевым против тысячи, а то и больше басурман с английскими офицерами во главе, – и ничего, отбились в горах, как в Фермопилах царь Леонид против персов [19].

– Да, геройский офицер, достоин и Георгия, – сказал Черевин, – что ж не дать, как достоин. Против превосходящих сил врага…

– Нет, Петя, не одобрила это представление Георгиевская дума, там дело секретное, нельзя им было всего знать, – ответил царь озабоченно. – Пусть уж я этому офицеру должен буду, хотя и одобрил ему отдел разведывательный набрать и полковника за заслуги получить. Он ведь тут еще двух шпионов с их помощниками раскрыл…

– Шпионов? Давненько у нас никого не ловили, все больше бунтовщиков-революционеров, а вот про шпионов не слышал, а что за помощники, не понял я? – захотел уточнить детали генерал. – Шпионские или агеевские?

– Да и те и другие были, – усмехнулся царь, вспомнив смешное. – Мне тут Николай Николаевич рассказывал, они, шпионы эти, агеевского помощника в плен взяли и предложили секреты им рассказать, бумагу о сотрудничестве с британской разведкой подписать, да еще обещали ему дать денег, титул и дом в Лондоне, а если, мол, не согласишься – в бочке с дерьмом утопим. Так помощник этот на всех листах им по английскому матерному слову подписал – а вместе самое срамное ругательство у них получилось. Шпион, как увидел, аж позеленел – Агеев был в соседней комнате и все через щелку видел и слышал, – царь расхохотался. – Обручев говорил, что сам эти листы видел, так и выведено, как подпись.

– Бравый помощник у Агеева, офицер, в каком чине? – улыбаясь, спросил генерал. – За это тоже наградить надо.

– Нет, статский чиновник, из купцов, – но головастый и храбрый. Вот второе представление на орден, – от товарища фельдцейхмейстера генерала Софиано, – царь взял другую бумагу, – генерал пишет, что во время испытаний изобретенных этим чиновником, Степанов его фамилия, ручных бомб, начиненных им же изобретенной взрывчаткой, по неловкости адъютанта одна из готовых к взрыву бомб выкатилась под ноги генералам Софиано и Демьяненко с их штабом. Сила взрыва была бы такая, что убило бы трех-четырех человек, а остальных покалечило. Так этот Степанов ухитрился бросить бомбу в окоп, где бомба взорвалась, никого не задев.

– Вот я и говорю, герой этот Степанов, хоть и из купцов, – все-таки ухитрился глотнуть из фляжки Черевин, – да еще и изобретает…

– А третье представление по изобретению Степанова от начальника Военно-медицинской академии, – продолжал царь, – и тоже на Анну третьей степени, но не положено же одинаковые награды давать, а если в черед, как положено, так сразу два шейных ордена будет: вторые Станислав и Анна, третий Станислав у него уже есть.

– Так он что, бомбами лечить вздумал, – хохотнул Черевин, как всякому алкоголику со стажем, ему было достаточно глотка, чтобы захмелеть, – кое-кому из этих докторишек тоже бомбу с фитилем надо вставить (куда вставить, генерал не успел уточнить).

– Петя, ты не дослушал, Степанов изобрел препарат, который испытывали в Академии почти полгода и получили отменные результаты при лечении обожженных и раненых, – стал объяснять Черевину царь. – Такого лекарства ни у кого в мире нет, будет только у нас в России, привилегии получены еще и во Франции, и британцы тоже дали патент, хотя и не сразу. За это лекарство да за новую взрывчатку его немецкий шпион вместе с товарищем и взорвал в их лаборатории, товарищ погиб, а Степанов сильно обгорел, пока его вытаскивать пытался. Это мне генерал Обручев рассказывал. А еще, кроме взрывчатки, Степанов для военного ведомства новое снаряжение изобрел, чтобы бомбы его сподручнее было солдатам носить, и во время испытаний новой винтовки членов Комиссии сумел помирить и изобретателя – полковника Мосина отстоять.