Пилот Хаоса - Ингрид Чарльз. Страница 16

— И когда они заберут ее, она… она захочет вернуться?

— Не просто захочет. Желание будет настолько сильным, что она успокоится, только вновь оказавшись с нами. Она будет предавать чоя любым образом, каким только сможет, чтобы вернуться к вам. — ГНаск пристально посмотрел на мужчину. Когда тарш начнет регенерировать, организмы девочки будут насыщаться информацией о его происхождении. Даже если симбионт умрет быстрее, чем успеет прижиться, все равно сохраняется возможность для дальнейшего развития симбиоза. ГНаск задумался, каким образом это может повлиять на все человечество. Интересно, к примеру, сможет ли она справиться со своим желанием попробовать человеческое мясо?

ГНаск отбросил свои мысли.

— Итак, все готово. Я оставляю вам вашу дочь. Наслаждайтесь ее обществом и великим делом, начатым нами совместно. Ее жизнь и результаты ее усилий дадут возможность пользоваться новыми благами не только нам троим.

Он поднял своего тарша, пробормотал ему ласковые извинения и водворил себе на голову.

Ребенок непривычно тихо сидел на столе. Ее отец стоял в неуверенности как будто внезапно испытал неприязнь к собственной дочери. Он бросил последний взгляд на ГНаска, и тому вспомнились отвратительные глаза чоя.

— Мы союзники, — сказал абдрелик. — Нам незачем подводить друг друга.

На лице Джона Тейлора Томаса появилось необъяснимое выражение, он не издал ни звука до тех пор, пока абдрелик не распахнул дверь комнаты и не вышел, а свежий воздух ворвался внутрь, заполняя вакуум настороженности и ненависти.

— Это конец, — пробормотал он и нехотя взял на руки дочь.

Она не вскрикнула, но и не прижалась к нему с радостью. Ее блестящие глаза казались обращенными внутрь, к неслышному, но возбуждающему зову.

Что же он натворил?

Глава 8

Запах машин и механизмов просочился в кают-компанию. Воздух наполнился грохотом работающих автоматов, стаккато стука по металлу, шорохом и треском, ревом инструментов, вонью опаленного пластика и отвратительных запахов масла, смазки и топлива. Палатон постепенно привык к этому аду и даже начал считать его неотъемлемой частью утра, наравне с дымящейся кружкой брена. Было куда более неприятно прислушиваться к тишине и вдыхать запах растворителей в дни отдыха.

Он уселся за стол, вытянув перед собой босые ноги — он еще не успел надеть сапоги — и поставил перед собой обязательную кружку брена. Она оставляла неровные коричневые кольца на крышке, немного жидкости растеклось в стороны, на разложенные на столе карты. С отсутствующим взглядом Палатон протянул палец, отогнал крошечный ручеек в другом направлении, размышляя, в каком месте лучше всего ворваться в систему. Карандашом он аккуратно отмечал возможные места.

На подходах к ней наверняка расставлены спутниковые мины и другие средства защиты, но об этом Палатон не тревожился. Его задачей было провести корабль сквозь Хаос от этой станции до назначенной системы, а затем открыть люки корабля-матки и выпустить груз боевых судов. Далее он должен был вернуться в условленное место и ждать, пока не соберутся корабли. Пять кораблей-маток несли не менее пяти сотен боевых судов, но в этой войне количество не было решающим. Уже пять сезонов война продолжалась безуспешно, и было мало надежды, что это положение изменится в будущем.

Он представлял оборонительный план более отчетливо, чем карту, на которую сейчас смотрел, прищурив глаза.

Палатон со вздохом откинулся на спинку кресла. Кают-компания была пуста. По своей обычной беспокойной привычке он встал рано и теперь наслаждался одиночеством. Обхватив кружку ладонями, он поднес ее к губам; тепло нагретого металла передавалось его ладоням.

Он ничего не обсуждал с теми, кто нанял его, но знал, что выбранный курс грозит огромным риском. Это печалило его.

Шла война между народами трелков и гуранов, причем гураны старались избежать геноцида, а Союз придерживался нейтральной позиции. Палатон не старался разобраться, какие тонкости политики заставляют Союз сохранять нейтралитет в одних ситуациях и вмешиваться в других, но ему не хотелось, чтобы гураны оказались уничтоженными. Это был приветливый, простодушный маленький народец, и Палатон испытывал к нему уважение, что противоречило смыслу контракта.

Моамеб пообещал, что он сможет изменить ситуацию, но Палатон глубоко опасался, что случится обратное.

Он вновь перевел взгляд на разложенные перед ним карты — карты, изображающие паутину планетарных оборонительных сооружений и стратегических укреплений, особенно планетарные щиты и минные сети, которые не давали гуранам воспользоваться своим преимуществом в сражениях на планетах. Сейчас, ранним утром, зрение Палатона было затуманенным. Он потер глаза.

Полет этого дня был исключительно мирным, направленным на поиск окна, которое позволило бы ускользнуть с родной планеты стольким беженцам, сколько могли вместить корабли. В одном из миров Хаоса, в системе гуранов, сотни людей туманным утром садились на корабли, прощаясь с родной землей. Многим из них так и не удалось бежать, несмотря на прикрытие. Но не всем, и мечты трелков о тотальном геноциде не осуществились — маленькое, но все же важное изменение.

Позади него раздались шаги. Палатон выпрямился в кресле и обернулся. В кают-компании стоял Недар, карточка гостя свисала с воротника его летного костюма. Он выглядел утомленным, подавленным, белки его темных глаз заметно покраснели, но улыбка осталась надменной.

— Я слышал, что ты улетаешь с этой станции. Мне казалось, что тебе не по душе воевать.

— Меня назначили исполнять контракт, сам я к этому не стремился, — его голоса прозвучали устало, негромко, и Палатон поморщился, чувствуя, как они выдают неприязнь к его товарищу, тезару. Он сменил тон. — Присядь. Я всего лишь просматривал карты дневного полета.

— Нет, — отказался Недар. — Я только что отработал контракт и направляюсь домой. — Его глаза устремились к столу Палатона. — Я слышал об этой войне.

— Правда?

Чоя из Небесного дома надменно вздернул подбородок, его черные волосы выбились из-под криво надетого шлема.

— Ищешь удобный курс?

— Я просто стараюсь помочь.

Недар помолчал. Сняв шлем, он поднял руку и потер основание рогового гребня, как будто там его мучила боль.

— Однажды ты пытался предупредить меня, Палатон — так позволь отплатить тебе за эту услугу. Гораздо легче отработать контракт, если перестать изображать из себя героя, — Недар круто повернулся и покинул кают-компанию, хлопнув дверью.

После его ухода в кают-компании остался странный вакуум, в котором еще чувствовалось холодное присутствие чужака. Палатон вытаращил глаза, не понимая, зачем тому понадобилась такая выходка. Он вновь обратился к картам, почти ожидая, что Недар сейчас вернется и объяснится. Он обнаружил, что зрение вновь затуманилось, и досадливо протер глаза.

Открыв глаза, Палатон снова постарался сосредоточиться. Места расположения оборонительных сооружений, отмеченные несколько сезонов назад, внезапно возникли перед ним со всей четкостью. Материк Фимарл, где трелки обосновались наиболее прочно, был практически недосягаем благодаря щиту спутниковых сетей и систем предупреждения. Но теперь, когда Палатон смотрел на карту Фимарла, его бахдар засиял, как будто Палатон проглотил горсть красного перца, сеть стала прозрачной, а затем исчезла с карт.

Эта система обороны была уязвима. Он не знал почему, знал только, что так должно быть — это давало возможность нанести атаку и выпустить оборонительные спутники в окно, что означало захват гуранами более сильной позиции.

Палатон забарабанил пальцами по столу. Но если сеть неуязвима, тогда и он сам, и его пилоты погибнут, попытаясь проникнуть сквозь нее. А его корабль отнюдь не предназначен для полета в атмосфере, будучи полностью приспособленным для дальнего космоса.

Но если цепочка разомкнется хотя бы на несколько часов, тогда можно будет не только нанести удар, но и успеть вернуться в укрытие. Гураны внимательно относились к трелкам, пожалуй, даже уважали их, ни в коей мере не отказываясь от переговоров.