Замена (СИ) - Дормиенс Сергей Анатольевич. Страница 45

По-моему, это был очевидный факт, но Ленгли не унималась.

— Аянами, ты понимаешь?

— Да. Ты говоришь очевидность.

— Во-от! — она подняла палец. — А теперь идем дальше. Ты можешь что-то сделать с чашкой, не выведя ее из устойчивого состояния?

— Нет.

— Именно. Управлять статическим объектом невозможно. Только в динамический объект можно налить кипятка, подвинуть к собеседнику…

— Можно помыть, — вклинилась я.

— Что?

— Ты допила?

— А, да. Держи, — она протянула мне чашку и рассмеялась. — Говорят, простые примеры ученые придумывают только для аудиторий. Или классов. Никогда не была в классе.

— Простые примеры чего? — спросила я и обернулась. Осталось вытереть мойку. «И не забудь о креме для рук», — сказал в голове голос Майи. Я чувствовала себя странно: на моей кухне не было пусто и тихо.

— То, что я тебе разжевывала, — это философия сложного математического моделирования. Предикция и мониторинг динамических систем.

— Предикция и мониторинг?

— Контроль по сути, но это все скучно.

Аска зевнула и встала.

— А если чашку разбить?

Она прищурилась и села на место. Уткнула локоть в стол и приложила палец к губам.

— И что?

— Можно управлять поведением осколков?

— Это теория хаоса, моя гуманитарная. Можно смоделировать, предсказать, но зачем управлять?

Я смотрела на нее, ощущая, что ей интересно. Я невольно задала какой-то странный и важный для нее вопрос. Она привела ко мне Нагису — и сама же подставила ему подножку сегодня. Она изучает меня, сидя на кухне, с моим чаем и моим гренком в желудке.

— Смотри, — вздохнула Аска. — Я сейчас роняю чашку. Здесь, когда мы вдвоем. Или роняю ее среди пяти человек, нацеливших друг на друга оружие. Понимаешь разницу?

— Да. А почему они целятся друг в друга?

— Потому что я раньше в нужных местах и в нужное время уронила три чашки, сервер и, например, использованную авторучку.

Мне стало неуютно, в голове скрипучей болью отозвалась опухоль, и свет немного померк. Аска тоже была связана со странной атмосферой последних дней, и она только что сама об этом сказала.

— Иди-ка спать, — снова зевнула Аска. — Только больше не лазай мне в голову, окей?

— Ленгли.

— Мм?

— Что это за лабиринт?

Она склонила голову и одним пальцем потрепала челку.

— А вот это тебе без надобности. Тебе хватит знать, что в следующий раз ты там останешься навсегда. Спокойной ночи.

Когда я проснулась, она с ногами сидела за компьютером. Был треск клавиш, шептал свет настольной лампы.

— Спи давай, — сказала Ленгли, не оборачиваясь. — Я гей-порнушку докачиваю, за меня не волнуйся.

— Нагиса проник в сон Икари, — сказала я и отвернулась к стене.

Липкие касания чужих снов застыли на коже потом, меня морозило под тяжелым одеялом. EVA тонкими иглами била в кости черепа, и я устала сильнее, чем после рабочего дня.

— Хрен бы тебя побрал, — пробурчала Аска и вылезла из кресла. Я только сейчас обратила внимание, что ее голос ярко-малиновый. Мне было слишком никак, чтобы искать закономерности.

— Хрен бы тебя побрал, Аянами, — повторила Аска. Она стащила с меня одеяло и укрыла снова — перевернув сухой прохладной стороной ко мне. — Ну почему ты не можешь просто поспать?

<Так рождаются решения жить — на фоне смертельной болезни, усталости и сорока трех прошлых решений жить. Так рождаются грубые планы, которые всегда осуществляются. Так всегда всплывет дерьмо там, где потонет «Королева Мария». Я могу сколько угодно моделировать ситуации, странные аттракторы и чувствительность к начальным условиям.

Я даже могу считать, что ваша вечерняя прогулка лежит в допустимой области моей модели.

Ты готова не бояться решений.

Но, черт побери, какой у тебя скучный и упорядоченный компьютер!

18 окт. doc.

Ты спи, спи>.

14: Оборотень

— Нет, не так.

Сирил обернулся. Ему нравилось обнимать ведьму в откровенном наряде: Элли из первого класса посмеивалась в его объятиях. Это им нравилось, а читать речитатив — не особо.

— Еще раз, — объяснила я. — Отсюда: «Мы страхом наполним сердце и кровь…». И без улыбок, пожалуйста. Мэтт, верни музыку на две сорок три.

— Да, мисс Аянами!

Пульт всегда отзывался так. «Мисс Аянами… Мисс Аянами… Да, мисс Аянами». Репетиция покорно соглашалась со мной во всем — кроме порядка.

Зал шумел, и я временами почти не видела сцену — таким насыщенным был гомон. На рядах переодевались, кого-то щипали, а на галерке, не скрываясь, смотрели видеоролики: там шумели сильнее всего. Кураторы только усиливали беспорядок, гоняя самых громких из конца в конец актового зала. Мне было плохо.

Не больно — просто плохо.

— По-моему, недурно, — сказала Мисато-сан. — Да что там — недурно? Здорово. «Черная лотерея» в холле… Хм…

Она листала документ, озадаченно хмурилась, щурилась с интересом. Ее мысли были далеко от сценария: замдиректора думала о чем-то своем, пряча половину лица за свечением монитора.

Я рассматривала алые пятна, плывущие перед глазами, и ждала, когда это пройдет. Удвоенная доза обезболивающего, уколы нейростимуляторов и колкие искры в мышцах ног — так ощущалось утро. К десяти часам я стала видеть полупрозрачные красные тени. «У твоей EVA наркотрип», — без улыбки пошутила Акаги и вывернула на меня результаты анализов.

Мне хотелось спать, меня мутило от нового сочетания препаратов.

— Можно?

Я повернула голову, глядя, как рядом садится Каору. Светло-серый свитер, светлые брюки. Розовое стекло очков, насмешливый взгляд.

Набор пятен.

— Сколько здесь Ангелов? — спросил он.

Тишина, перерастающая в тонкий звон. Ровные тихие басы — тихие специально для меня — таяли в беззвучии. Свет жался к окнам, к лампам, свет рывками покидал помещение, будто отдергивая руки от чего-то холодного и склизкого.

Он раскачивал их — всех сразу. Волна одури была тяжелой, ее рыбий привкус терзал безотчетным страхом, но я успела: «Я — это я».

И меня много.

Рассыпавшись, я погрузилась в себя — в память, в далекие дни, в редкие секунды радости. Когда мой микрокосм попал под удар, его встретили уже десятки «я». Вокруг цвел чужой сад, и я — все я — сидела на лужайке, ожидая дрожи и холода, но все закончилось так же быстро, как и началось. Каору приложил указательный палец к ноздрям, посмотрел на пятна крови, расплывшиеся по фалангам.

— Ни одного, — сказал он, потянув носом. — Странно.

Репетиция приостановилась, вскрикнула Элли, а Сирил, вздрогнув, отнял руку: он слишком сильно сжал грудь своей партнерши. Своей ведьмы. В глазах детей таяла муть страха и слабости. Я смотрела на них и закрывалась от дурмана их боли.

Чужой боли.

«Зачем?» — хотелось спросить мне. Зал медленно отходил от удара — самого настоящего ненаправленного персонапрессивного удара. Свет снова вливался в мир, мысль возвращалась во взгляды людей, и на какую-то секунду мне показалось, что я слышу только звуки, вижу только глазами.

— Ты же помнишь, — легко сказал Нагиса и улыбнулся. — Все ради боли.

— Простите… У вас кровь течет.

Я подняла взгляд. Около нас, протягивая платок Каору, остановилась Элли — еще бледная, с заполошным пульсом, который мне видно даже с метрового расстояния.

— Правда? — он улыбнулся еще шире, принимая до скрежета белую ткань. — Спасибо. С таким подарком не жаль умирать.

— Вы умираете? — серьезно спросила Элли.

«Беги», — хотела сказать я, но вместо этого смотрела на его висок. Каору не брала химиотерапия: серые волосы только поредели, сделались как пух, но не выпали.

— Я? Да, — ответил Нагиса. — Как раз об этом я разговаривал с вашей Аянами-сенсей.

— Вы похожи, — вдруг сказала ученица, переводя взгляд с него на меня. — Вы…

— О, это грустная история, — отмахнулся Каору. — Она тоже умирает.