Барышня-попаданка (СИ) - Кольцова Анастасия. Страница 38
— Вот это да! — восторженно вскрикиваю я. — Ты заказал наш портрет!
— Вообще я хотел заказать только твой портрет, дорогая невеста, но, если ты говоришь «наш», пусть будет наш. Николай Сергеевич, можете вы написать парный портрет? — спрашивает Владимир у озадаченного моим восклицанием художника.
— Парный так парный, — после недолгих раздумий соглашается Николай Сергеевич. — Тогда нужно будет взять холст побольше, и продумать композицию. Давайте вы сядете на стул — художник указывает Владимиру на один из стульев, — а ваша невеста встанет возле вас.
— Не хочу стоять, хочу на стул, — не соглашаюсь я. Откуда мне знать, сколько художник будет писать портрет, вдруг мне неделю так стоять придётся?
— Хорошо, я согласен постоять, — смеётся Владимир, и мы с ним начинаем принимаем позы, необходимые для портрета.
Мы договариваемся, что будем позировать каждый день с утра по часу. Николай Сергеевич говорит, что утром из окон гостиной на нас падает самый подходящий свет, так что нам не остаётся никаких других вариантов.
— Набирайся терпения, дорогой жених, — подкалываю я Владимира, — мне-то на стульчике сидеть удобно, а тебе стоять придётся!
— Ничего страшного, постою, — Владимир откидывает со лба тёмно-каштановую прядь. — Так хорошо?
— Отлично, — кивает художник, я роскошно разваливаюсь на мягком стуле, и работа над портретом начинается.
Так вот оказывается, когда был написан портрет, который отбитый на всю голову Никита увидит в музее! Не думала, что на нём ещё и я буду. Когда вернусь в своё время, нужно будет обязательно сходить в музей, посмотреть, хорошо ли портрет сохранился. Вот это да! В настоящем смотреть на себя, нарисованную в далёком прошлом! Здорово-то как!
— Барышня, не могли бы вы не вертеть головой? — вежливо интересуется художник, и я послушно замираю. Как же нудно сидеть в одной и той же позе! Вот Владимир стоит, и ничего ему. И как у него так хорошо получается? Он что, у статуй уроки брал?
Короче, этот час я провожу в невероятных муках и тоске по фотоаппарату. Насколько же удобнее всё в двадцать первом веке устроено — один щелчок, и изображение готово! Не нужно по целому часу просиживать пятую точку, глядя как художник чертит что-то куском угля на повёрнутом к нам тыльной стороной холсте, натянутом на деревянный подрамник. Когда же всё это закончится…
— На сегодня всё, — Николай Сергеевич накрывает стоящий на мольберте холст зелёным полотном, и начинает собираться.
А я наконец-то вытягиваю ноги и потягиваюсь — в общем, как обычно, веду себя крайне неподобающе для воспитанной барышни. Владимир краснеет и с опаской косится на художника — не заметил ли тот чего, но тот занят сборами, так что не видит моего ненадлежащего поведения.
Во время беседы на балу граф Воронцов успел пригласить Владимира посетить английский клуб, поэтому проводив художника, Владимир начинает собираться.
— Дорогой жених, а нельзя ли мне пойти с тобой? — интересуюсь я. На балу как-то совсем забыла поинтересоваться у Воронцова, не дарил ли ему император часы, а шанс увидеть такую важную персону у меня явно ещё не скоро появится, поэтому нужно пользоваться моментом.
— Дорогая невеста, неужели ты не знаешь, что доступ в подобные заведения открыт только мужчинам? — Владимир удивлённо приподнимает брови, а его синие глаза смотрят на меня как на малыша-несмышлёныша. — Девицам не подобает ходить в подобные заведения!
— Но почему? — возмущённо спрашиваю я. Вот же сексисты! Не пускают девушек развлечься!
— В подобных заведениях играют в карты и обсуждают политику — эти занятия явно не подходят для дам. Хоть ты у меня и картёжница, но я всё равно никак не могу взять тебя с собой.
— Тогда у меня есть к тебе просьба, — я делаю максимально милое выражение лица и обворожительно хлопаю ресницами.
— Какая же у тебя просьба, моя дорогая невеста? — Владимир подходит ко мне почти вплотную, и меня бросает в жар от его близости.
— Не мог бы ты узнать у графа Воронцова, не дарил ли ему император часы? Мне очень нужно это знать!
— Довольно странная просьба, — Владимир поправляет выбившийся из моей причёски локон. — Но я с удовольствием её выполню, если получу кое-что взамен.
— И что же ты хочешь получить взамен? — шёпотом спрашиваю я. Наши губы находятся так близко, что почти соприкасаются, но я не решаюсь начать поцелуй первой, а Владимир почему-то не спешит поцеловать свою невесту.
— Догадайся, — лукаво отвечает жених, и проводит рукой по моей щеке. Я закрываю глаза и нахожу его губы своими.
— Такой платы будет достаточно? — спрашиваю я, когда через минуту, или даже две наш долгий поцелуй наконец заканчивается.
— Не думаю, что это вся плата, остальную часть возьму по возвращению. Ну всё, мне пора идти, — Владимир нехотя выпускает меня из объятий. — Увидимся вечером, не скучай!
— Обязательно буду, — улыбаюсь я, и проводив взглядом удаляющегося в сторону дверей жениха, отправляюсь в свою комнату.
Насчёт того, что буду скучать, я была не совсем честна — мне есть чем себя занять. Настенные часы в комнате остановились, и я собираюсь их починить. Зря что ли в инженерном вузе училась?
Снимаю часы со стены, и только-только укладываю их на стол, как внезапно слышу шум с первого этажа — звук закрывающейся двери и радостные возгласы Марьи Ильиничны. Владимир так долго уйти не может, или кто-то в гости пришёл?
Оставляю часы в покое, спускаюсь в низ, и вижу радостную Катеньку, держащую в руках небольшой коричневый саквояж.
— Здравствуй, Дашенька, а я к тебе, — мило улыбается моя названая сестрица. — Сейчас пообедаем, и займёмся нашими женскими делами. Любишь вышивать?
— Что-что? Вышивать? — я удивлённо приподнимаю брови. Мадмуазель Дюбуа издевалась надо мной разными способами, но до вышивки мы с ней к счастью пока не добрались.
— Да-да, вышивать, — продолжает шокировать меня сестрица. — Будем вышивать алые розы, любишь эти цветы?
— Эм-м, — я недоумённо смотрю на Марью Ильиничну. Это она что ли задумала эти сестринские посиделки?
— Я даже не знала, что вы решили заняться вышивкой, это так прелестно! — восторгается моя названая маменька. — В Москве Дашенька не нашла близких подруг, как хорошо, что здесь моя старшая доченька решила взять её под своё крыло!
За обедом Катенька не сводит с меня пристального взгляда своих серых глаз, как будто хочет поймать младшую «сестрицу» на какой-нибудь оплошности. И у неё получается — её взгляд так меня нервирует, что я поочерёдно роняю то ложку, то вилку, а потом чуть не сшибаю локтем чайную чашку.
— Наша Дашенька сегодня такая взволнованная, — Марья Ильинична с улыбкой смотрит, как Маринка поднимает то, что я уронила. — Наверное не терпится посплетничать с замужней петербургской дамой! Ведь наша Катенька столько интересного может рассказать о столичной жизни!
Да уж, сплю и вижу, как бы посплетничать с этой вредной особой, зачем-то приехавшей сегодня по мою душу.
Вышивка с Катенькой напоминает мне занятия с мадмуазель Дюбуа — Катенька пытается добиться хотя бы какого-то толка от моих непослушных пальцев, но они совершенно не хотят вышивать! Вместо этого они норовят то уколоться, то вообще уронить пяльцы. Помучившись со мной с полчасика Катенька понимает, что вышивальщица из меня никудышная, и предлагает мне помузицировать за пианино в гостиной. Это что, какой-то экзамен?
— Может, лучше не надо? — интересуюсь я у своей названой сестрицы, но она явно хочет познакомиться со всеми моими слабыми сторонами за один подход, поэтому мы покидаем мою комнату и садимся за инструмент.
— О чём думали мои родители, когда решили выдать тебя за мою прекрасно музицирующую и тонко чувствующую сестрицу! — Катенька быстро понимает, что музыкантша из меня такая же, как и вышивальщица — никакущая.
— О том, как бы не оконфузиться, разумеется. Поэтому подтянули меня в танцах и французском. Теперь я точно знаю, что такое «лямур»!
— И эти твои шуточки… Откуда ты вообще такая свалилась на нашу голову! — хватается за голову Катенька.