Полиция на похоронах - Аллингем (Аллингхэм) Марджери (Марджори). Страница 42

Дело зашло в тупик. Инспектор был этим расстроен, фотограф смущен, а не поддающийся унынию Боудич — изрядно удивлен.

— Итак, — сказал он, — мы сделали метрическую фотографию и изготовили гипсовый слепок. Вот данные замеров. Похоже, что среди жителей «Сократес Клоуз» нашей Золушки нет. — Он показал на стоящие перед ними ботинки. — Все они по крайней мере на дюйм меньше в обоих измерениях.

Станислаус фыркнул.

— Нам следовало бы еще раз всех разуть и осмотреть, и я бы так и поступил, если бы отклонение от размера было в другую сторону. Такого размера ноги у человека быть не может.

Боудич громко рассмеялся.

— Факт, — сказал он. — Даже у старого Табби Лейна и то не такие копыта. Мне этот след напоминает экспонат из Музея естественной истории.

Станислаус нахмурился.

— Вам, случайно, не кажется, что отпечаток ненастоящий? — спросил он.

Но насчет этого Боудич был совершенно уверен.

— Нет, конечно, он настоящий, — сказал он. — Хорошо заметны следы от ногтей, а на пятке у гипсового слепка остались несколько синих шерстяных ворсинок. Вы сами можете убедиться в том, что след настоящий. Но что за нога! Впервые за всю свою работу я сталкиваюсь с таким забавным случаем.

Инспектор нахмурился. Он все еще разглядывал ботинки.

— Ближе всего по размеру — вот эти, — заметил он. — Они принадлежат молодому Кристмасу. Сходили бы вы лучше и осмотрели его ноги, Боудич. Сделайте замеры. И прекратите смеяться, ведите себя, как подобает полицейскому.

При мысли о том, что, возможно, он увидит искомую ступню во плоти, Боудич не смог сдержать своего восторга. Его лицо покраснело, и от смеха у него на глазах выступили слезы.

— Считайте, что я уже там, — сказал он. — Пойдемте-ка со мной, отец, — добавил он, поворачиваясь к фотографу. — Мы сфотографируем эти ноги и вставим снимок в рамку.

— Полный идиот, — сказал инспектор Кемпиону, когда дверь за окрыленным надеждой Боудичем и его помощником закрылась. — Я не против того, чтобы у человека было чувство юмора, но у этого парня юмор, как у дешевого комика из балагана.

Кемпион на это ничего не ответил.

— Вы до сих пор считаете рисунок чьей-то шуткой? — спросил он через некоторое время.

— Вряд ли это так, — с сожалением ответил инспектор. — Я отказался от этой мысли, когда увидел, как одно начинает стыковаться с другим. Можно подумать, нам делать нечего без какого-то босоногого дуралея, рисующего картинки на окнах! Всю эту обувь можно вернуть хозяевам. Войдите!

Его последняя реплика прозвучала в ответ на легкий стук в дверь. В комнату вошел Маркус. Молодой человек выглядел усталым и хмурым. Он удивленно приподнял брови при виде коллекции обуви, но ничего не сказал по этому поводу, что порадовало сердце инспектора.

— Я очень сожалею, но мистер Фарадей по-прежнему держится за свою историю с кошкой.

Инспектор ворчливо спросил:

— Вы сказали ему, что ему придется давать присягу у коронера? — спросил он.

— Да, — сказал Маркус. — Но он, похоже, уже сам поверил в свой рассказ. Но ведь, в конце концов, этот инцидент вряд ли напрямую касается вашего расследования?

Оатс ответил не сразу. Удар попал в цель.

— Вам незачем защищать от меня мистера Фарадея, мистер Фезерстоун, — заметил он, наконец. — Если его и нужно от кого-нибудь защищать, так это от него самого.

Но Кемпион принял сообщение о несломленном упрямстве дяди Вильяма близко к сердцу.

— Вижу, что мне придется прогуляться по пабам, где мог побывать дядя Вильям, — сказал он, и инспектор бросил на него многозначительный взгляд. — Маркус, тут есть чем заняться и вам и мне. Вы написали сэру Гордону Вудторпу?

Маркус, уже отвечавший ему на этот вопрос, удивленно взглянул на своего друга, однако, заметив заинтересованное выражение на лице инспектора, немедленно ответил:

— Конечно, — сказал он.

Инспектор загрустил еще больше.

— Я отложу изучение этого рисунка на окне до лучших времен, — сказал он. — Вы можете успокоить всех жителей дома. В саду сегодня будут дежурить два агента в штатском.

— Так вы решили, что этот рисунок не мистификация, инспектор? — спросил Маркус, готовый ухватиться за любую соломинку, уводившую следствие в сторону от злополучного дяди Вильяма.

Вопреки обычной нелюбви полицейских к задаваемым им вопросам, мистер Оатс не оборвал его. Наоборот, он ответил Маркусу вполне учтиво, хотя и не особенно дружелюбно:

— Я вполне удовлетворен тем, что среди обитателей этого дома не нашлось никого, кому мог бы принадлежать этот след, — сказал он. — А больше я ничего сказать по этому поводу не могу.

Кемпион, который в этот момент стоял у окна, задумчиво разглядывая знак, нарисованный красным мелом, заговорил, не оборачиваясь:

— Допустим на мгновение, что это не мистификация, — сказал он. — Тогда, конечно, этот знак — послание кому-то в доме. И куда нас приведут в таком случае наши рассуждения? Мы придем к двум интересным умозаключениям. Во-первых, человек, нарисовавший знак, не знаком с этим домом, потому что этой комнатой, как вам известно, почти не пользуются. Во-вторых, он вряд ли является приятелем кого-либо из живущих в этом доме, потому что в этом случае он мог бы навестить этого человека обычным путем.

Кемпион повернулся на каблуках и посмотрел на Маркуса и инспектора. Его тонкая высокая фигура вырисовывалась темным силуэтом на фоне окна.

— Содержание такого послания должно быть очень простым, — сказал он, — и я считаю, Станислаус, что оно может иметь одно из трех значений: «Приходи на встречу в известном месте», «Что-то произошло» или «Я снова здесь».

— Все живущие в доме отрицают, что когда-либо видели подобный знак, а постоянно говорит неправду здесь только один человек, — сердито ответил инспектор.

Дальнейший разговор на эту тему был прерван Боудичем. Тот слегка погрустнел.

— Никакого проблеска, — сказал он. — Я измерил его правую ногу. Длина двенадцать и три четверти, ширина около пяти дюймов. А след, как вы знаете, имеет размеры тринадцать с четвертью на шесть и одну десятую. — Он назвал эти цифры с гордостью. — Харрисон пошел осматривать сад в поисках других следов, — добавил он. — Но газонную траву регулярно подстригают, да еще ночью прошел дождь, так что найти эти следы будет непросто. Тот след, который мы обнаружили, сохранился только потому, что был возле дома.

Мистер Оатс кивнул.

— Ну, ладно. Мне пора возвращаться, — произнес он.

Кемпион проводил инспектора и его веселого помощника до машины, а Маркус тактично остался в библиотеке.

— Все части головоломки встали на свои места? — поинтересовался Кемпион, помогая инспектору надеть плащ. — Веревка и прочее?

— Да, — коротко ответил Станислаус. — А вы не такой догадливый, каким себя считаете, мой милый друг. Вот что вам следовало узнать. — Он вытащил из кармана ключ и вложил его в руку молодого человека. — Это ключ от вашей собственной двери, — сказал он. — Но он подходит ко всем дверям второго этажа. Все замки в них одинаковые, и ключи взаимозаменяемы. Я вчера не заметил этого, но должен был бы догадаться. Это обычное дело в таких домах, как этот. До свидания.

Кемпион положил ключ в карман, ничуть не огорчившись этим сообщением.

— Завтра я к вам зайду, — сказал он, — узнать о новостях, если, конечно, меня не проглотит какое-нибудь босоногое чудовище.

Инспектор усмехнулся и включил мотор.

— Все вы одинаковы, необученные юнцы, — сказал он. — Подавай вам экзотику. Этот рисунок — мистификация, вот увидите, могу поспорить.

— Идет, — сказал Кемпион.

— Хорошо. Ставлю пять шиллингов.

— Принято, — ответил молодой человек. Он вернулся в дом, и Маркус встретил его в холле.

Маркус был обеспокоен и все еще огорчен тем, какой оборот приняли дела.

— Этот знак на окне, Кемпион, — сказал он. — Что он все-таки означает? Есть ли у вас хоть какое-нибудь объяснение?

Они вернулись в библиотеку.

— Ну, что же, из этого рисунка можно сделать только один неоспоримый вывод, не так ли? Вывод о том, что на сцене появился кто-то еще. А след ноги означает то же, что он означал для Робинзона Крузо — что где-то неподалеку находится Пятница.