Мир Дому. Трилогия (СИ) - Шабалов Денис. Страница 18

– Мой таким не будет, – покачала головой мама. – Мы своего воспитываем. Если правильно воспитывать, давать правильные понятия, содержать ребенка в любви и заботе, в безопасности… Сам же говоришь – с детства прививать! Вот и прививаем.

Виктор Павлович покачал головой.

– Пока он рядом – ты можешь его контролировать. Но он подрастет. Пойдет в школу. И все меньше времени ты будешь его видеть. И уже не сможешь следить за ним от и до. А дети – разные. И у них свои компании и свои разговоры. И однажды, связавшись с детишками, которые нами упущены, которые уже восприняли понятия о жизни от своих родителей, твой дорогой Сережка – не дай бог, конечно! – скажет тебе вдруг: а почему я должен драться за Дом, если дядя Вася, Петькин отец, говорит, что лучше в игруху зарубиться или в барчике посидеть… Отбыть кой-как смену – и домой на диван. Эта гадость очень быстро в башке зацепляется. Ты хочешь себе такого сына?..

Мама молчала. А для Сергея сказанное Виктором Павловичем – хоть и понял он едва половину – вообще откровением оказалось. Он-то в полном убеждении, что в Доме все как мама и батька, все на пользу работают!..

– А все почему?.. – вопросил Виктор Павлович – распаляясь, он говорил все громче, все жарче и убедительнее, и уже батька не раз на Сережкину кроватку поглядывал – и сам же ответил: – А потому, что сейчас, с самого детства, не дали внутреннего стержня. Нет его! Нет этого фундамента, на который опирается человек!

В ПСО нам нужны люди с мощнейшим внутренним стержнем. С железобетонным фундаментом. И строить этот фундамент нужно с малых лет. Я не утверждаю, конечно, что дома вы не сможете привить ему правильных понятий – но Академия занимается этим семьдесят лет. И осечек почти не бывает.

Тут ведь все просто: важен пример. Не имея перед собой каждодневного примера в лице старших товарищей, в лице Наставников и преподавателей, в лице бойцов и офицеров подразделений… но имея перед собой примером дядю Васю… очень легко встать на путь наименьшего сопротивления. А потому берем свою жалость в кулак, пихаем на дно сундука – и в чужие люди его. Или мы растим воина – или гражданского. И если воина, то начинать нужно сейчас. Потому и решать сейчас. Выбирать вам. И ему, конечно же.

– Со всем этим я согласна, – покивала мама. – Возразить нечего. Но так и не поняла, почему он не сможет научиться этим вашим военным премудростям, живя дома, в спокойной обстановке?!

Виктор Павлович растерянно заморгал и замолк, озадаченно уставившись на нее. Потом складки на лбу его разгладились, он улыбнулся и смущенно поскреб затылок.

– Да… Наверно, сумбурно начал и чуть в сторону ушел… Но это ничего, это для того, чтоб ситуацию обрисовать. Смысл сказанного в том, что Академия даст ему, во-первых, идеологическое воспитание. Понятия о родине, достоинстве и чести. То, без чего встать насмерть за свой Дом и, если понадобится, умереть – человек не сможет. Это – первая составляющая настоящего воина: абсолютная преданность родине. Ну а вторая – те умения, которые он приобретет. И здесь без Инициации никак…

Инициация – это некий психологический переход, связанный с болью и принятием важных решений. Словно перелом в жизни. Инициация длится не один день и даже не год – это целый период, включающий в себя несколько важных составляющих: отделение мальчика от матери, изъятие из семьи с ее атмосферой тепла и безопасности; переживание дискомфорта и неуверенности, страха, когда необходимо принять важное решение внутри себя; обучение; и, наконец, финальное испытание, когда молодой воин показывает свою готовность. Древние знали это и использовали в подготовке воинов, когда с пяти-шести лет мальчик начинал воспитываться строго в мужском коллективе. Притом учти, в древнем племени все без исключения мужчины – воины и охотники, и такую инициацию проходили все. Это присутствовало и в системе подготовки у славянских племен, когда мальчика в три года сажали на коня и сызмальства обучали владению оружием. К четырнадцати молодые дружинники в совершенстве владели верховой ездой, луком и копьем, мечом или секирой, они умели охотиться и ловить рыбу, добывать огонь и воду… И уже бывали в бою! А «мамки» и «дядьки» в России царских времен?.. До трех-четырех лет ребенка растила мамка, после – дядька. Причина та же. Или «сын полка»?.. Был некогда такой феномен в русской армии, причем на протяжении целых столетий, когда ребенок, сирота или беспризорник, брался на воспитание регулярным армейским подразделением. И впоследствии из таких ребят получались настоящие бойцы. Позднее, во времена Советского Союза и России, эту роль отчасти взяла на себя армия. Туда призывали от восемнадцати. Она в какой-то мере тоже способствовала воспитанию: ведь это та же стрессовая ситуация, когда молодого человека отрывают от титьки и бросают в казарму, в мужской коллектив… Но нам сейчас мало этого! Восемнадцать – это слишком поздно! Восемнадцать – это значит, упущено время, когда молодой человек словно глина, из которой можно лепить что хочешь! Сравни: начать работать с оружием в десять – или в восемнадцать?.. Начать получать специальные знания в одиннадцать – или в восемнадцать?.. Начать работать над своим телом в двенадцать, совершенствуясь ступень за ступенью – или в те же восемнадцать? Есть разница?

Мама, соглашаясь, молча склонила голову. Еще бы! Это и Сережка у себя под одеялом понял. Кто быстрее начал – тот и успешнее! При прочих равных.

– И это лишь один аспект, – продолжал Виктор Палыч. – А боевое братство? Ребята, с которыми ты с детства в одной казарме… Они уже не просто твои друзья, это нечто более важное… За них и драться будешь как за самого себя. А ведь именно это – важнейшая составляющая армейского подразделения! Поэтому – нет. Без казармы – не получится. Без этого настоящего воина не сделаешь. Здесь не то чтоб бойцом стать… простенькими яйцами-то обзавестись проблема. Это – психология человека, мужчины, против нее не попрешь.

– Откуда это все известно? – из-под одеялка Сережка увидел, как мама нахмурилась. – Мы про свое-то прошлое едва знаем, только общие вехи – а тут целый пласт…

– Это закрытая информация. Она не секретна… – Виктор Павлович помедлил, видимо, подбирая слова, – …но и не в открытом доступе. Гражданским незачем знать. В Академии есть группа психологов, которые тесно работают с Научным отделом. Их основная работа – следить за воспитанниками, вести беседы, наблюдать и делать выводы. Изначально это был один человек…

– Родиков Олег Сергеевич, – кивнув, вставил отец.

– …с которого все и началось. Именно он настоял на такой схеме. Он умер шестьдесят лет назад, запустив процесс, дав общие начала. Теперь же это небольшая группа из четырех человек, которая только этим занимается. И вся наработанная нами база говорит о том, что это самый правильный путь.

А еще вот что скажу напоследок… Как это ни парадоксально, но в нашем мире куда больше шансов выжить имеет именно боец. Даже несмотря на то что он постоянно подвергается опасности. И в десятки раз больше шансов выжить имеет боец ПСО. Ты в Госпитале работаешь, статистику должна знать. После каждого наката мы десятки гражданских теряем. Вояк ПБО – в разы меньше. А уж ПСО и подавно: один-два. В среднем. Хотя стоят они, заметь, – Виктор Павлович поднял палец, – на самых опасных направлениях. Это тебе последний аргумент.

И мама сдалась.

– Ладно. Я все понимаю… – вздохнула она. – Только надеялась, что Сережка никогда в Джунгли ходить не будет. Как посмотрю на твою ногу – так сердце и замирает…

Отец отмахнулся.

– Это самое малое, что взяла паутина. И хуже бывает. Гораздо хуже.

– Этого я и боюсь… – мама снова вздохнула, понимая, что вопрос с Академией, считай, решенный. – А как там с программой? Сложная? Небось, потруднее, чем в общем потоке?

– Труднее, не спорю. Углубленная, расширенная… – согласился Виктор Павлович. – По интенсивности очень близка к «А» классу. Но в Академии сразу упор на военную составляющую, а у научников – на… хм… науку.