Скиталец. Боярин - Калбазов Константин. Страница 7

– Сударь, придержите свои ноги, пока вам их не вырвали, – подхватив Шанти, бросил Борис.

– Что? – презрительно вздернул бровь незнакомец.

Судя по костюму, вальяжной манере держаться и жестам, дворянин, имеющий за плечами соответствующую светскую школу. По правильному московскому выговору угадывается обладатель третьего уровня «Лингвистики». Впрочем, за русского его можно принять только с пьяных глаз. Смуглая кожа и характерные черты лица выдавали в нем представителя южных краев.

– Яша, подержи Шанти.

Передав собачку, Борис одарил задиру самой приветливой улыбкой, на какую только был способен, после чего врезал от всей широкой души. Тот не ожидал ничего подобного, а потому отлетел в сторону, лихо взбрыкнув ногами, под изумленные вздохи и восклицания присутствующих.

Измайлов вдруг понял, что слова тут попросту бесполезны. Не поможет и охрана, будь ее тут хоть батальон. Если кто-то решит спровоцировать вас на дуэль, то так или иначе, но он своего добьется. Тем более если это профессиональный бретер, каковой и угадывался в незнакомце.

Не сказать, что Борис проникся дворянским духом настолько, что, отстаивая свою честь, был готов встать к барьеру. Но тут есть два обстоятельства. Первое: если откажется драться, то ему не видать Кати как своих ушей. И второе: хочет он того или нет, но тут сословное общество. Поведет себя как трус, в понимании местных, и никакая Харизма не сможет обелить его в глазах своих же соратников.

А раз хуже уже не будет и поединка не избежать, так отчего бы тогда не получить от этого удовольствие? Ну вот мало ему забрать у этого придурка жизнь. И, судя по всему, весьма удачливого или умелого. Борис видел его Суть. Восьмая ступень и в запасе – неизрасходованное возрождение.

– Я дворянин португальской короны и требую удовлетворения, – даже не придя до конца в себя, произнес неизвестный.

– Будет вам удовлетворение, сударь, – хмыкнув, пообещал Борис. – Но если изволите хамить, задевать моего шпица или товарищей, я перед тем вам еще раз набью морду. А пока… Потомственный дворянин Российского царства Москаленко-Измайлов Борис Николаевич к вашим услугам.

– Барон Орнелас.

– Ну вот и познакомились. Ваши секунданты найдут меня в гостинице «Таврическая». Честь имею. Яша, ну ты чего замер? Идем. Есть хочется.

– Борис Николаевич, а за каким чертом я тебе сдался, если все так-то?

– Ты, дружище, от других напастей. А с этой я уж как-нибудь сам разберусь. Ох ты ж! Яша, иди вон за тот столик и закажи половому что пожелаешь. Я на минутку.

Вот уж кого не ожидал тут увидеть. Нет, как только завертелось с этим представителем южных широт, нечто подобное подспудно в голове возникло. Но чтобы вот так… Не ожида-ал.

– Сеньорита да Мота, – подойдя к столику, за которым сидела молодая аристократка, кивком изобразил поклон Борис.

– Сеньор Зотов. Или все же Москаленко-Измайлов? – с самой радушной улыбкой произнесла она, указывая на стул напротив себя.

– Без разницы, – присаживаясь за стол, отмахнулся Борис. – На тот момент ваш брат все одно не мог вызвать меня на дуэль.

– Но потом… – многозначительно произнесла она и осеклась.

– И потом – тоже. Вы забываете, сеньорита Фелисия, что стреляли в меня, так что ни о каком праве чести не может быть и речи. Поэтому я мог себе позволить не раскрывать своего инкогнито. Но не будем об этом. К чему такие сложности? – кивая на присевшего рядом с ней барона Орнеласа, недоумевающе поинтересовался Борис.

– Что бы вы там себе ни решили, я представительница древнего дворянского рода, а потому не опущусь до удара из-за угла.

– Повторяю: вы сами разрешили ситуацию с вашим братом, стреляя мне в спину.

Говорили они негромко, а потому разобрать, о чем именно, присутствующим было проблематично. Измайлову не нужно особо стараться, чтобы не устраивать всеобщего представления. Хватит уже. Повеселились. Да и сейчас сидят перешептываются.

– Тогдашнюю ситуацию можно квалифицировать как боевое столкновение, где все средства хороши.

– Если это была боевая обстановка, то с чего ваш братец вдруг решил, что я оскорбил его?

– Сначала вы повели себя недостойно дворянина, отказавшись нам помочь. Потом начали распускать руки. Впрочем, теперь я знаю, что иначе вы попросту не умеете, – презрительно бросила она, явно намекая на происхождение.

Разговаривать тут бесполезно, выдвигать какие-либо доводы – тоже. Фелисия попросту не готова к конструктивной беседе. Перед ней ведь, по ее мнению, быдло, которое по недоразумению вдруг обрело дворянство.

– Последний вопрос. Мистера Арцмана вы также решили покарать?

– Он, конечно, такой же выскочка, как и вы, однако к нему у меня нет претензий, потому как он вышел к барьеру. Просто моему брату не повезло. И потом, в ту памятную ночь не он правил бал, а тот, кого он ошибочно считал имеющим право принимать решения.

– А как вы смогли подстеречь меня именно в этом трактире?

– Всего лишь случайность, которой мы воспользовались, – откровенно ответила она.

– Я так понимаю, что завтра вы будете присутствовать на поединке, дабы лично лицезреть мою гибель?

– Всего лишь потерю одного из возрождений. Что бы вы там для себя ни решили, я не убийца и не монстр.

– Ну-ну. В таком случае – до завтра.

Борис поднялся из-за стола, обозначил коротким кивком поклон и направился к Якову. Что-то у него не на шутку разыгрался аппетит. Он сейчас быка готов съесть.

Глава 4

Поединок

По поводу предстоящей дуэли Борис не переживал. Вернее, почти не переживал. Полторы секунды неуязвимости – это слишком малый срок, чтобы активировать дар принудительно. Запоздает выстрел, и можно будет неприятно удивиться. В пассивном же режиме дар сработает, только если будет непосредственная угроза жизни.

То есть, если пуля прилетит в плечо или ногу, то «Неуязвимость» не разрядится. Уж какие только варианты Борис не пробовал, изучил все основательно. А значит, будет больно. Причем долго. Потому что лечиться можно только методами традиционной медицины. И никаких артефактов.

Жульничество? Есть такое дело. Но Измайлов не терзался угрызениями совести. С чего бы? И перед кем? По сути, его решили убить, завуалировав это под поединок. Тоже на честность откровенно не тянет. Не добьется успеха один бретер, найдется другой. Явление распространенное. Дворянская честь? Три ха-ха! За ярким и красочным фасадом прячется такое вонючее дерьмо, что проблюется бомж в пятом поколении.

Кстати, о даре он поведал только самым близким: Проскурину, Рыченкову и Носову. Даже Григорий оставался в неведении. Дело не в том, что Борис не доверял ему, просто Травкин был убежденным социалистом. Мало ли в какую сторону его еще качнет? А этим ребятам палец в рот не клади.

После обеда в трактире они с Яковом направились в гостиницу. Елизавета Петровна уже пеняла Борису на то, что, прибывая в город, он мог бы останавливаться в ее особняке. Но он всякий раз отказывался. Хотя, как и требовали того приличия, оказываясь на Яковенковском, первым делом навещал матушку. Н-да. Матушка. Ну вот так все выкрутилось.

Из гостиницы отправил письма названым братьям Петру и Федору Москаленко, дабы те выступили его секундантами на предстоящей дуэли. Ну и телеграмму на Голубицкий, старикам-разбойникам. Не то чтобы на всякий случай, а чтобы они были в курсе. Еще обидятся.

Когда поднялись в номер, Яков удалился в свою спальню и предался послеобеденному сну. Измайлов же разложил этюдник, взял одну из рамок с натянутым картоном. Смочил его и вооружился красками. Ничего не поделаешь. Если он собирается достичь высот мастера, ему нужно рисовать, рисовать и рисовать. Кстати, опыт «Акварели» уже дошел до половины и замер. И так будет, пока не подтянутся остальные умения.

Радует одно. Как только показатели достигнут четверти, количество получаемого опыта возрастет вдвое, хотя и в этом случае составит всего лишь триста двадцать очков. Но даже для достижения этого показателя ему нужно написать еще шестьдесят девять акварелей. Вот Борис и пишет их, используя каждый час свободного времени. Вернее, три-четыре часа, которые уходят у него на одну акварель.