М - 4 (СИ) - Таругин Олег Витальевич. Страница 42

— С чего ты взял, что мне страшно? — буркнул морской пехотинец, пытаясь вспомнить, как зовут этого бойца, самого молодого из всех. Василием? Иваном? Ага, товарищ старший лейтенант именно так его и называл, Иваном, точнее Ванькой или Ваней. И фамилия у него еще такая смешная… Аникеев, вот! «У меня комп глючит, нужно вызвать эникейщика», ага…

Последняя мысль развеселила, и Леонид, несмотря на царящий в голове сумбур, фыркнул себе под нос.

По-своему истолковав короткое хихиканье, Аникеев авторитетно — ну, по крайней мере, так ему казалось — сообщил:

— Вот это правильно! Наш командир так, помнится, и говорил, что на войне без юмора никак нельзя, мол, добрая шутка в бою жизнь спасает! Вот честное комсомольское, прям так и сказал!

— Это Левчук, что ли? — переспросил Васильев, с удивлением ощущая, что гложущий душу страх и на самом деле отступил. Не так, чтобы насовсем, но отступил, снова глубоко зарывшись в ворох спутанных мыслей и чувств.

— Да при чем тут товарищ старшина? — досадливо дернул головой боец. — Нет, он тоже мировой командир, и опытный, и понимающий, но сейчас я про товарища старшего лейтенанта говорил.

И добавил с тяжелым вздохом, явно различимым даже в реве завывающего на повышенных оборотах дизеля:

— Эх, и повезло ж вам, что в его взводе служите! Мы ведь думали, он с нами останется, до самого Берлина вместе дойдем, как он и рассказывал, а оно вона как оказалось. Сейчас нам подмогнете, да вернетесь в свое счастливое коммунистическое будущее!

Услышав последнюю фразу, сержант настолько опешил, что даже не нашелся, что и ответить. Да и что он, собственно говоря, вообще мог сказать-то?! Ведь о том, из какой именно страны они прибыли, предкам никто рассказывать не собирался. Более того, на последнем инструктаже Руденко прямым приказом запретил вести с местными любые разговоры, касающиеся будущего — не зря же всех первым делом заставили снять нарукавные шевроны, а на флагштоке БДК уже которые сутки развевался сине-белый флаг ВМФ СССР? А стоящий рядом с ним мрачный, словно грозовая туча, особист добавил, что нарушение данного приказа будет караться самым суровым образом, причем, по законам военного времени…

К счастью, отвечать ничего не пришлось, поскольку бронетранспортер внезапно вильнул в сторону и резко затормозил — настолько резко, что морских пехотинцев бросило инерцией друг на друга. Повернувшийся в сторону десантного отделения Алексеев почти весело скомандовал:

— Приехали, братва, выгружаемся через бортовые люки, на обе стороны. Васильев, Иванов — первыми, один направо, второй налево, следом Левчук со своими. Старостин, Семенов, замыкаете. Рассредоточиться, осмотреться, приготовиться к бою. Вперед!

Дождавшись, пока морпехи покинут бэтээр, Степан сменил шлемофон на каску и двинул следом, показав наводчику крепкий командирский кулак — мол, прикрывай. Намек Коля истолковал верно, приникнув к прицелу и облапив маховички наводки башенной пулеметной установки. Увенчанный раструбом пламегасителя ствол КПВТ дернулся, сходя со стопора, и чуть опустился, готовясь в случае необходимости открыть огонь. Выскользнув сквозь узкий лаз, старлей чисто автоматически захлопнул лязгнувшие запорами створки, и быстро осмотрелся. Где конкретно они находились, Степан вот так сходу определить не мог. Нет, понятно, что в промсекторе бывшего цементного завода «Октябрь», но вот привязаться к местности не удавалось. Да и как, если он даже в своем времени тут ни разу не бывал?

Вокруг громоздились руины каких-то зданий, часть из которых до войны были достаточно высокими, в три или даже четыре этажа (сейчас, понятно, уже ниже, поскольку верхние этажи в основном обвалились). Не то заводские корпуса, не то административные здания. Хватало и полностью разрушенных построек, ныне представлявших собой многометровые холмы из битого кирпича, изломанных плит перекрытий и перекрученных неистовой силой тротила несущих балок, или нелепо торчащие одиночные стены, зияющие провалами ведущих в никуда окон. Вдали, смутно различимые в рассветных февральских сумерках, клубах дыма и поднятой взрывами пыли, торчали фабричные трубы, как ни странно, устоявшие даже спустя полгода непрерывных боевых действий. То ли по ним вовсе никто не стрелял просто за ненадобностью, то ли обе стороны берегли их в качестве ориентиров, например, для пилотов бомбардировщиков или артнаводчиков. Хотя, скорее, все-таки первое, поскольку тут и без того хватало приметных ориентиров, особенно, для авиации — один только берег бухты чего стоит, и захочешь, не промахнешься.

— Здравия желаю!

Старший лейтенант резко обернулся, взглянув на подбежавшего откуда-то со стороны ближайших развалин бойца. Поскольку никаких знаков различия на практически белой от кирпичной или цементной пыли стеганой куртке не имелось, Алексеев продолжил молча разглядывать защитника плацдарма. Исцарапанная не то, что до грунтовки — до самого металла — каска, припорошенная все той же вездесущей пылью. На правом плече, стволом вниз, висит ППШ с дисковым магазином; изодранный на локтях ватник крест-накрест перепоясан ремнями портупеи и полевой сумки — похоже, все-таки офицер. Ну, да, вон и кобура имеется, просто сползла почти на поясницу, сразу и не заметишь. За поясной ремень, рядом с брезентовым подсумком на пару запасных дисков, рукоятками заткнуты две трофейные гранаты-«колотухи». Боевой мужик, сразу видно! Впрочем, никаких других тут и быть не может — как, собственно, и на Малой земле…

И потому Степан быстро козырнул, представившись:

— Старший лейтенант Алексеев, морская пехота! Прибыли к вам в подкрепление.

— Ох, ну, наконец-то! Как же мы вас ждали-то! — эмоционально и излишне громко — похоже, недавно контузило — выдохнул тот, сверкнув белозубой улыбкой на чумазом, почти черном от копоти и грязи лице. И тут же осекся, мгновенно став серьезным:

— Виноват, тарщ старший лейтенант! Разрешите представиться, лейтенант Гавриленков, командир взвода сто…

— Отставить, — отмахнулся старлей, первым протягивая ладонь. — Звать-то тебя как, лейтенант?

— Даней… то есть, Даниилом, — ответил тот, с видимой опаской пожимая затянутую тактической перчаткой с жесткими защитными накладками руку.

— А меня, стало быть, Степаном кличут, — усмехнулся в ответ морской пехотинец, старательно делая вид, что не замечает повышенного интереса нового знакомого к невиданной экипировке и оружию. — Вводи, так сказать, в курс дела, товарищ лейтенант! Куда бежать, в кого стрелять, и что тут у вас вообще происходит? Только быстро, в двух словах, времени мало.

— Да бежать пока что никуда и не нужно, морячки наши так здорово по фрицам врезали, особенно, когда «Катюшами» долбить стали, что те уж с добрых полчаса вперед не лезут. А обстановку я сейчас доведу, — покопавшись в планшетке, Гавриленков вытащил… ну, картой назвать это было бы сложно, скорее, план городских кварталов. Собственно, у Алексеева подобный тоже имелся, причем, куда как более подробный и актуальный. Поскольку был составлен буквально час назад на основании серии снимков, полученных с помощью оснащенного ПНВ беспилотника.

Завистливо взглянув на распечатанный на лазерном принтере лист, Даниил только хмыкнул:

— Ого, даже разрушенные здания и непроходимые улицы указаны? Откуда такое богатство, тарщ старший лейтенант?

— Данные вчерашней авиаразведки, — озвучил заранее заготовленную версию Степан. — Да не вздыхай, и тебе подобный выдам, у меня копия имеется. Ладно, давай, показывай, что да как.

— Показываю. Вот тут все в полном порядке, прорвать оборону немцы так и не сумели, так что держимся пока. Зато здесь и здесь, — черный от намертво въевшегося в кожу оружейного масла и пороховой гари палец ткнулся в карту, — прорвались, гады. Если бы не корабельные «Катюши» с главным калибром, могли б и дальше продвинуться, но сейчас попритихли. Самое опасное направление — вот это, никак нельзя дать им перерезать шоссе, поскольку именно по нему и придет подмога. Вокруг господствующие высоты, туда их тоже пустить категорически невозможно, иначе совсем беда. Правда, по светлому времени наши обещали авиацией помочь, но не факт, от погоды зависит.